Кулинарное путешествие в Лаос

Знаете, что означает выражение «еврейское счастье»? Это когда вся дивизия пишет заявления отправить их добровольцами в какую-нибудь стреляющую тьму-таракань, а посылают только тебя одного. Ну, не одного, ещё пять человек с Кантемировки, но от этого не легче.

Так случилось со мной. Конец 78-го года, китайские ревизионисты (или кем они тогда были), напали на дружественный нам Вьетнам. Нужно было соответствовать – показывать патриотизм, готовность сложить буйны головы во имя интернациональной дружбы. При том, что оба упомянутых азиатских народа были среднестатистическому советскому воину глубоко… чуть ниже пояса.

Ко мне лично подошёл дивизионный замполит полковник Цымбал и замогильным голосом попросил написать петицию, как минимум, от трети личного состава взвода для отчётности в политотделе Московского военно округа. Я борзанул и ответил в том плане, что дураков среди водолазов нет. Гвардии полковник проникновенно заглянул мне в глаза:

- Слово офицера, не бзди, никого никуда не пошлют, только для отчётности. Или тебе расхотелось в Москву кататься?

Мне хотелось. К тому же в 19 лет ещё как тянет поиграть в любую войнушку. Чего тогда борзел? А для порядка, «черпак» как-никак (год отслужил).

Потом был Новый год, а за ним и гауптвахта, которую я подробно описал в новелле «Картавый прапор» (http://www.rusnord.ru/2007/1/24408). Из неё меня полковник Цымбал извлёк с виноватыми, как у нашкодившего сеттера, глазами. По дороге в казарму он утробным голосом сообщил, что пришла разнарядка на специалистов, где указан водолаз с опытом разминирования. Приказано отобрать лучших, а я, как замкомвзвода и комсорг, являюсь таковым по определению, да и по сроку службы идеально подхожу. Нет, не Вьетнам, но по соседству - Лаос. И не конкретно воевать, хотя там как придётся, а оказывать военное содействие, в том числе по части разминирования и обучения младшего комсостава народной армии. А пусть и Лаос, «нам, татарам, всё равно…» (далее по тексту).

Потом были две недели карантина в Таманской дивизии. Удивительно, но меня не отсеяли, хотя одного парня отправили восвояси только за то, что родители в разводе. А у меня и в разводе, и родственники за границей, и бурное диссидентское отрочество, и фамилия какая-то подозрительно. Но ведь, прошёл, сгодился! До сих пор есть подозрения, что советская власть таким замысловатым образом хотела избавиться от меня навсегда. Опять еврейское счастье, только уже со знаком плюс…

До Лаоса мы летели на военном транспортнике с двумя посадками на дозаправку. В полёте не голодали, нам выдали невиданные доселе сухпайки, куда входили даже шроты в треугольной баночке. Лично на меня самое большое впечатление произвела герметичная упаковка из фольги, скрывавшая в своих внутренностях тончайшие ломтики копчёного сала с мясными прожилками. Впрочем, большинство моих попутчиков впервые в жизни столкнулись и со шпротами, в те годы они дальше Москвы редко уходили.

С аэропорта Вьентьяна (что-то из сельской авиации времён «Кубанских казаков») нас повезли в советское военное представительство. Вполне себе цивильная территория, без вышек с автоматчиками по периметру. И тут же исконное русское гостеприимство – ребятам пожрать с дороги. По ходу, из всех вновь прибывших до этого за границей был только я. В Польше в гостях у родственников. Ну и что я там отведал особо экзотического, бигос? Не видали мы тушёную капусту с мясом. Капустняк? Те же щи, только названы по-попугайски. Разве что фляки, так напоминающие хаш, который я впервые попробовал в более позднем возрасте. Ну, и шампиньоны, они в стране советов ещё были редкостью.

А здесь… Где-то читал, наверное, в «Вокруг света», что в Юго-восточной Азии едят всё, что ползает, прыгает или летает. Типа лягушек или кузнечиков. Эту тему я поднял ещё в воздухе.  И с изумлением для себя выяснил, что советская глубинка в кулинарных вопросах была боле продвинутой, чем Москва. Да, там не знали шпрот, а мандарин могли съесть вместе с кожурой, кусая как яблоко. Однако деревенские парни взахлёб рассказывали, как ловили на лугах кузнечиков, жарили с солью, а потом лузгали, как семечки, в клубе на вечернем киносеансе. Или сбегали с уроков к реке и, проголодавшись, били квакш, отрубали им задние лапки (вот и я говорю – фи), запекали в золе и трескали за обе щёки. И это явление было массовым, а отнюдь не единичным. Так кто кого научил лягушек жрать – мы французов или наоборот?    

Но никакой экзотики в тот первый наш лаосский ужин не было. Была картошка с тушёнкой, причём от пуза. Не такая уж и невидаль, но какой солдат откажется. Добрые вольнонаёмные поварихи умилялись – «ешьте, детишки, прощайтесь с картошечкой». Что за фигня, как можно с картошкой прощаться?! И даже очень просто, не росла она в те годы в Лаосе (не знаю, как сейчас), не культивировалась. Несколько мешков доставляли раз в месяц транспортников во Вьентьян из Союза, да только до нас она не доходила. Наступил период в жизни, когда рис стал всему голова.

На следующий день сообщили, что место дислокации нашей группы «советских гражданских специалистов» выбрана провинция Тампасак, в просторечии называемая Тхянью (почему-то). Но три дня даётся во Вьентьяне для адаптации к климату. Да какая там адаптация в 19-20 лет – наливай и пей! Этим мы и занялись…

В тот же день выдали нам и первую военную лаосскую получку (или по-научному – денежное довольствие). Не хухры-мухры, по 122 инвалютных рубля, такая и на гражданке в те годы за счастье. Получать можно было или в местных кипах или в чеках «Берёзки». Нам посоветовали брать частями, оказывается, в виду повышенной зарплаты государство снимало с себя обязанности обеспечивать нас обмундированием – только кормить. Обмундирование нам выдали дня за три до отлёта – полушерстяные кургузые костюмчики, чёрные полуботинки «Скороход» на шнурках, белые рубашки и галстуки на резинках. В таком прикиде в лаосском климате мы выглядели как приговорённые к каторжным работам усиленного режима. Прямо в кассе военпредства ещё одна сердобольная дама, сочувственно глядя на наши взопревшие лбы, подсказала, как найти на территории спецмагазинчик. А в нём… в нём царил коммунизм, как он мне всегда представлялся, только за деньги. Проще говоря, в нём был ассортимент «Берёзок», в которых и я до армии не был. Представьте – висели джинсы сразу двух фирм и любых размеров – маммамийя! А ещё разноцветная обувка спортивного типа, кажется, мы и слова такого ещё не знали, как «кроссовки». Маек полный короб. Комплект обошёлся каждому около 60 инвалютных рублей. То же самое можно было купить за 25 на чёрных лаосских рынках, расплачиваясь кипами (контрабанда из Таиланда), ещё и в попу поцеловали бы, но кто об этом тогда знал. Я же поднял свой статус в коллективе, выступив в роли модельера-консультанта. Особенно ребята переживали за узость джинсов – «у нас в деревне за такие порты колами побьют, батя из дома выгонит, ни одна девка не даст». Что и говорить – между нами лежала пропасть, которую мне же пришлось методично сокращать.

Тут же нашёлся прапор-секретчик, который вызвался нас сопровождать в экскурсии по городу. Инструктаж о правилах поведения советского воина на дружественной, но, как-никак, иностранной территории коротенько прочитал чел с хорошо поставленным голосом и неприятной физиономией, на которой явственно читалась его должность – «замполит». Инструкция сводилась к конкретным вещам -  через слово не материться даже в общении между собой, не воровать, на улице за углом не ссать, местных баб не мацать, морды аборигенам не бить, вдупель не нажираться. Иначе расстреляет лично, бо имеет такие полномочия. Вы удивитесь, но всё было сказано по делу и очень вовремя.

Нам повезло с провожатым (а ему, соответственно с нами – «куски» известные халявщики). Прапорщик, особенно нестарый, ментально не так далеко ушёл от солдата и прекрасно понимал, что наши души просят. Рассматривать Вьентьян конца 70- была мало радости – следы бомбёжек тут и там. Государственные же магазины проигрывали в ассортименте даже сельпо в 60 км от Тулы (по утверждению коренного жителя того села). Удивительно, но нам так и не встретился ни один нормальный в нашем представление ресторан  - где и напьешься, и нажрёшься, и натанцешься, и «тёлку» снимешь. Неправильный какой-то социализм… они здесь вообще как-нибудь отдыхают?

Прапор твёрдой старшинской рукой направил нас по верному курсу. Прогулка оказалась достаточно долгой и неинтересной из-за несменяемости пейзажа вокруг (в основном руины и хибары, стройки чего-то многоквартирного только зачинались). Впрочем, мы изначально были не в самом центре, где в те годы ещё был заметен потёртый лоск французского присутствия. Глаз радовало количество велосипедистов и скудное даже по советским меркам дорожное движение автотранспорта. Мои облизывались на мопеды и мотороллеры, покоцанные, зато невиданных иноземных марок. Вот им бы на таких да в родной колхоз… сразу станешь первым парнем, покруче любого кузнеца (это я подчерпнул из бесед).

Путь наш упёрся в продуктовый рынок, по периметру которого расположились местные точки общепита. Два-три столика, а то и ящика, в большинстве своём со стоячими местами. Супы в черепках, более твёрдая пища в жестяной посуде (пластик ещё в диковинку), а то просто на кусках плотной обёрточной (неаппетитной) бумаге или на широких листьях. Хань – пожалуйста, но не в разлив, а бутылками. В розлив только соки-фреш, которые солдат Советской Армии перерос ещё в средней школе (или делал вид, что перерос). Санитария сомнительная, но после первого мясяца службы даже врождённая брезгливость куда-то исчезает до самого до дембеля.

А запахи… Незнакомые, пьяняще-манящие, от которых слюна течёт, как у бульдогов. А цены… Самый поверхностный арифметический подсчёт доказывал – с выданными нам кипами (объёмом действительно в кипу) мы здесь можем не только столоваться, но и ночевать. Единственный минус (хотя для кого как): на столичных рынках не продавалась экзотика – черви, саранча, личинки, жаренные в масле (мои любимые), жуки, лягушки и пр. Со змеёй в виде хавчика я тоже столкнулся позже, в районе разминирования. В тушёном виде с острым перцем она ничего, только текстура  мяса для нашего языка странная, непривычная. Но во что я просто влюбился, так это в рюмку водки с каплей змеиной крови (рубят её и выжимают при тебе, целый ритуал) и кусочком змеюкиной печёнки на дне. Эффект потрясающий! Сначала тебя охватывает жар, то ли температура подскакивает до сорока, то ли давление под триста, даже страшно. А потом по жилам растекается энергия бодрости при полностью ясных мозгах. И ещё эффект - той женщине, что торговала змеёй, на вид было не больше тридцати, хотя реально за шестьдесят, а ведь в том регионе обычно бывает в точности наоборот.

Что мы отведали тогда на этом рынке? В основном рисовую водку, в которой было явно меньше 40 градусов. Не самое противное пойло, я вам доложу, моршанский разлив гораздо страшнее. Запивали мы водку пивом «Лао» (а водка у них «лао-лао», так что не перепутаешь), намного приличнее того нашего «жигулёвского». И вино есть, но аналогов портвейна, любимого напитка нескольких поколений советских детей, мы так и не обнаружили. Встречи с ним пришлось ждать долгие девять месяцев… это тем, кто вернётся живой.

Что насчёт еды. Лично мне запомнился остренький супчик «Лао» (у них там полно всяких лао), где в курином бульоне, кроме курятины, плавали мелкие рачки, ростки чего-то зелёного (как потом выяснилось – бамбука), странная кора странного дерева, оказавшаяся древесными грибами, кольца острейшего перца и совсем стеклянная рисовая лапша. Съедается легко, во рту горит и пиво просит, но за счёт этого водка проскакивает во внутренности соколком.

И рис, рис, везде рис! Рис жаренный, рис липкий (в натуре лепить можно), рис белый рассыпчатый. Его можно много съесть просто с рыбным соусом – субстанцией изрядной вонючести, к которой со временем образуется чуть ли не наркотическая зависимость. Для его изготовления берётся специально протухшая рыба… впрочем, подробности производства лучше не видеть и не знать.

С мясом в ту пору дела обстояли совсем скудно, растущие организмы спасал протеин от ползуче-летающих гадов. Свиньи лаосские даже на вид какие-то диетические, не то, что на вкус. Попался мне на зуб небольшой кусочек буйволятины, жевал почти час, да так и выплюнул.

Зато радовали салаты, у нас их тогда в таком ассортиментном разнообразии не было. И все без майонеза, на таинственных соусах и соке лайма (с ним тогда впервые встретился). Намного позднее где-то вычитал, что заковыристые лаосские салаты – не исконно местные, а рудименты всё того же французского колониализма. Ах, какие вкусные рудименты, спасибо за них «эксплуататорам»! Даже названия запомнил, так понравились. Очень был хороши  «там-сом» - салат из свежей папайи или манго (тоже первая встреча), чеснока, чили, сахара, рыбного соуса и сока лайма (встречал вариации, когда в него добавляли креветки или мясо речных крабов), острый рыбный салат «лаап» с душистой травкой лемонграсс  и вечным в тех широтах чили, салат из водяного кресса или «тайский»  рисовый салат «као-ям» с сырыми овощами и перебродившим рыбным соусом.

Вот хлеба тогда не было совсем, нам его выдавали пайковыми галетами. Впрочем, кулинария со временем меняется, поэтому с удовольствием передаю слово своему другу и соратнику в освоение и дегустации мировых шедевров высокой (и не очень) кухни, известному архангельскому журналисту и почти профессиональной путешественнице Ирине Скалиной, не так давно проехавшейся по местам моей боевой славы.

От себя же закончу, что в тот день мы вернулись с рынка в таком состоянии, что прогулки по Вьентьяну для нас закончились раз и навсегда… хорошо ещё, что прапорщика с собой принесли. Ну, а там, куда нас потом отправили, было уже не до забав. Но об этом я лучше как-нибудь расскажу в очередной главе повести «Гвардии Черток».

(Продолжение следует...)