О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день. Это программа «Особое мнение», у микрофона – Ольга Бычкова, с особым мнением – главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Добрый вечер.
Д.МУРАТОВ: Добрый.
О.БЫЧКОВА: Ну и начнем мы, конечно, с очередной новости про судно «Санрайз» и всю эту кампанию Гринпис. Вот, наконец, думало-думало правительство Нидерландов, Министерство иностранных дел и, наконец, оно инициировало международные разбирательства против России из-за этого инцидента, и требует освободить членов экипажа судна, всех, кто были задержаны, потому что считают, что это задержание экипажа было незаконным. Ну, получается так, что для этих людей единственная надежда на какое-то справедливое решение – это, собственно, вмешательство иностранных государств.
Д.МУРАТОВ: Это вопрос?
О.БЫЧКОВА: Это вопрос, да.
Д.МУРАТОВ: А когда это помогало? Одному голландскому журналисту (если я не ошибаюсь, именно голландскому) Владимир Путин уже обещал отрезать, чтобы у него больше ничего...
О.БЫЧКОВА: Это он голландскому обещал, да?
Д.МУРАТОВ: Да, голландскому, чтобы ничего не выросло, конечно.
О.БЫЧКОВА: Хотя, в общем, все равно, кому обещал, на самом деле.
Д.МУРАТОВ: Да. Как решат, так и будет.
О.БЫЧКОВА: Ну, ты думаешь, существует вероятность того, что их посадят там на 15 лет, на несколько лет вот этих всех, как бы, пиратов?
Д.МУРАТОВ: Ну, послушайте, никакого авторитета кроме авторитета тюрьмы у нас нет. Значит, тюрьма. Вот, тюрьма как средство решения всех проблем. Тюрьма, конвой, автозак, арестовать в зале. Ну, уже же понятно абсолютно, почему голландское правительство, несмотря на год Голландии в России, который сейчас...
О.БЫЧКОВА: Кстати, да.
Д.МУРАТОВ: Ну а чего? Ну, конечно. Сейчас идет год Голландии в России.
О.БЫЧКОВА: Точно, точно. Культур-мультур и всё такое.
Д.МУРАТОВ: Отличные отношения. Я думаю, даже королева, которая подала в отставку со своего поста, уже должна Беатрикс вернуться и тоже свое доброе слово сказать.
Слушайте, я не знаю, какими мотивами руководствуется Гринпис, когда всё это делает. Я не знаю, почему они одни нефтяные компании защищают, другие не защищают. Я хочу думать только про закон. Закон гласит, что нельзя пересекать трехмильную зону. Трехмильную зону ледокол «Арктик Санрайз» не пересек. Когда предъявляют пиратство, пиратство – это вооруженный захват чужого судна.
О.БЫЧКОВА: С целью завладеть чем-нибудь.
Д.МУРАТОВ: Они туда ехали на легких надувных лодках, не имея никакого оружия кроме специальных приспособлений для того, чтобы залезть, и фотоаппарата у Синякова, у фотокорреспондента Синякова.
О.БЫЧКОВА: Дениса Синякова.
Д.МУРАТОВ: Ну и самое главное... Потому что любая пропаганда разобьется об этот довод про пиратство. Перед тем как высадиться на лодке и поехать к платформе Приразломная капитан ледокола «Арктик Санрайз» и другие участники экспедиции уведомили официально береговую охрану, руководство буровой, что это Гринпис, а не пираты. Что они едут туда в качестве акции демонстрации защиты там чего-либо. Что они не собираются ничего захватывать.
Еще раз говорю, я совсем не сторонник Гринписа. Я совсем не сторонник подвергания опасности людей, которые там кого-то штурмуют. Я знаю, что все время Гринпис что в Новой Зеландии, что в Австралии непременно арестовывают, потом отпускают.
О.БЫЧКОВА: Ну, еще не считая того, что их там начинают бить брандспойтами и бог знает что там.
Д.МУРАТОВ: А французы утопили «Белуна».
О.БЫЧКОВА: А французы когда-то взорвали, да, целый корабль.
Д.МУРАТОВ: Целый корабль, да-да-да. Я просто хочу сказать, что если руководствоваться нормой закона, то нужно сказать: «Друзья, вы, конечно, пели на солие...» А, нет, пели на солие Pussy Riot, да?
О.БЫЧКОВА: Ну, перепутать, кстати, не сложно.
Д.МУРАТОВ: Не сложно, не сложно. Однако, зону не нарушили. Однако, береговую охрану и руководство буровой уведомили. Однако, ехали без оружия. И не ледокол пришел к Разломной... Говорят нам сейчас, что можно было катастрофу вообще получить. Какую катастрофу? Приехали надувные лодки.
О.БЫЧКОВА: Я вообще вот этой логики не понимаю. То есть нам всё время объясняют, что это Приразломная и вот эта вот платформа – она дико надежная, никакого там разлива нефти, ничего такого не будет, потому что она очень надежная и крепкая. И тут выясняется, что какие-то резиновые лодки и какие-то люди с этими самыми транспарантами могут ей нанести непоправимый ущерб. Или одно, или другое.
Д.МУРАТОВ: И я хочу сказать, что для меня теперь эта тема, безусловно, связана с темой безмикрофонного ответа, который принципиально все услышали. И, значит, нужно же было так отвернуть, чтобы услышали, когда профессору Высшей Школы Экономики Сергею Медведеву президент отвечает, что он придурок.
Я вам хочу сказать, что это, конечно, очень странная история, когда частные мнения в Facebook докладываются президенту, когда ему, видимо, нужно выступить с очередной нормальной дозой патриотизма. Но и Гринпис, и Медведев (хотя, совсем разные люди)... Медведев – респектабельный ученый, Гринпис – отличная, такие, хорошо оснащенные авантюристы. Adventures, жизнь как приключения и защита природы как миссия.
Но одно надо понять. Видите ли, партнерство людей с землей – оно уже не определяется только государственными границами, суверенитетами, угрюмостью пограничных песен. Это совсем уже другая история, Оля.
Знаете, когда на днях... Это я не отвлекаюсь – прям по теме. На днях прочитал отличный текст Губина Димы в «Огоньке» о том, как Дерипаска сейчас убирает всякие бутылки и гадости с берегов Байкала с помощью волонтеров, организует туда экспедиции. Я просто хочу напомнить, что отравленные жуткие воды сточные, которые комбинат Дерипаски, целлюлозный комбинат туда выпускал, намного опаснее, чем даже... Одинаково опасно, скажу так, чем вот это дикое бытовое человеческое презрение к природе. Нам же пора понять, что это не язычество, это ответственность. Что, вот, мы живем на этой Земле, и в Арктике стаивает слой Северного полюса, и что нельзя там добывать нефть. Оставьте в покое планету хотя бы отчасти.
О.БЫЧКОВА: Стоп. Мы сейчас...
Д.МУРАТОВ: В этом они правы. Извини.
О.БЫЧКОВА: Да. Сейчас-сейчас-сейчас, сейчас продолжим буквально через минуту. Делаем очень маленький перерыв, и затем Дмитрий Муратов в эту студию возвращается.
РЕКЛАМА
О.БЫЧКОВА: Мы продолжаем программу «Особое мнение». У микрофона – Ольга Бычкова, с особым мнением – главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Мы начали говорить об «Арктик Санрайз» и о том, что происходит там, в Мурманске сейчас. Мне кажется, в этой истории... Вот ты не зря вспомнил про эти пляски на солие и всё такое. Опять, вот, опять сплелось сразу несколько очень важных вещей.
Одна важная вещь, которую, возможно, ты тоже имел в виду, это, действительно, непонимание того, что люди имеют право на протест. Вот, если они, действительно, без оружия, если они, действительно, не совершают никаких насильственных действий, то они могут подплыть на своих резиновых лодках к этой штуке, да? И выразить отношение к ней. Вот, они просто как люди имеют на это право вне зависимости от того, там, правильно они выражают свое отношение, неправильно. Может быть, они не правы миллион раз, но они имеют на это право. И мне кажется, это вот принципиальный момент, почему, предположим, какие-то эскапады гринписовцев в других странах заканчивались там задержанием, арестом и выпускаем, как правило, за исключением одного или двух случаев...
Д.МУРАТОВ: А у нас-то и везти никуда не надо – прямо Мурманская область, прям там и сажай. Кольский полуостров.
О.БЫЧКОВА: И сразу 2 месяца в СИЗО, пираты и всё такое, и до 15 лет может быть, теоретически, по крайней мере. И то же самое мы наблюдаем сейчас вот... Вернее, раньше мы это наблюдали, то же самое с Pussy Riot, Надеждой Толоконниковой, которая продолжает тоже вот эту свою эпопею. И уже нельзя отделить теперь эпопею тюремную от того, что произошло раньше и что к этому привело. И всегда ответ, действительно, только один. Вот, ответ может быть, там, не попытаться понять, не попытаться разобраться, не попытаться встать на другую позицию, не попытаться изменить мнение, не что-то еще сделать – посадить, закрыть, лишить.
Д.МУРАТОВ: Собственно говоря, можно заканчивать.
О.БЫЧКОВА: Нет. Можно только начинать.
Д.МУРАТОВ: Я абсолютно согласен с тем, что сказала Ольга Бычкова. Я согласен с тем, что у нас стремление к диалогу, гуманность, стремление понять является безусловным проявлением слабости. А жестокость является эффективностью и необходимостью. Я сегодня готовился к эфиру и принес несколько документов, которые... Ну, меня давно уже мало что удивляет. Но документы, которые меня просто потрясли.
Как людям, которые попадают против государственной машины, какая жестокость как доблесть в отношении них начинает предъявляться. Оля, если можно, я хотел несколько фрагментов прочитать. Я хочу напомнить, что здесь мы с тобой сидели несколько лет назад, я первый раз принес в эфир «Эха Москвы» дневники Сергея Леонидовича Магнитского, только-только умершего в Бутырской тюрьме.
О.БЫЧКОВА: Да, когда эта история еще не была так широко известна.
Д.МУРАТОВ: Она была просто неизвестна.
О.БЫЧКОВА: Да. Она, вот, как раз только раскрывалась.
Д.МУРАТОВ: Да, да. И мы тогда с тобой читали и потратили на это эфир. И я знаю, какое количество людей было потрясено этим, как человека для того, чтобы он признался в несуществующем, переводили из камеры в камеру, не давали лекарств, засовывали в камеру к тем людям, которые издевались над ним, как ему постоянно ухудшали жилищные условия в кавычках, всё время понижая его в комфорте, какие дополнительные обыски, какое одиночество, какая невозможность свиданий, как всё это устраивалось.
Я сегодня хочу прочитать отрывки из двух документов, если ты согласишься на это.
О.БЫЧКОВА: Зачитай. Из каких?
Д.МУРАТОВ: Я начну с Толоконниковой. Я начну с Толоконниковой. Когда вы услышите фрагменты этих документов, которые Елена Масюк... Это стенограмма, там нет ни одного придуманного слова – это просто прямая речь. Прямая речь, подтвержденная показаниями других заключенных этой колонии в Мордовии. Когда вы это услышите, вы поймете, что нынешние упреки в адрес, например, адвоката Ирины Хруновой, что она, якобы, провоцировала забастовку, она, якобы, приходила там чем-то шантажировать начальника колонии, вы поймете: она билась просто за жизнь. Ира Хрунова просто билась за жизнь своей подзащитной. Я вообще не оцениваю то, что делала Толоконникова до суда. Вот она приговорена, вот она сидит.
Самое главное, что происходит? Их заставляют работать 16 часов. У них нет выходных. Для того, чтобы это было легально, все заключенные пишут специальные заявления, что они просят, чтобы они работали по 16 часов и они просят работать без выходных.
Ей объясняют с помощью уголовников, уголовниц, которые... А я не знаю, кстати говоря, правильный род – уголовницы или, все-таки, уголовники, которые сидят у нее в отряде... О том, что если ты будешь жаловаться, ухудшится режим для всех заключенных, потому что режим устроен так, что если от одного заключенного исходит жалоба на условия содержания либо условия работы, то страдают от этого все. Это называется системой коллективного воспитания.
Она просила даже не 8-часовой рабочий день, она просила 12-часовой рабочий день. Но она прекрасно понимает, что управлять, как она говорит, усталыми и запуганными людьми намного легче.
Ей отказывает руководство колонии, опять же, через заключенных. Хотя, так называемые вот эти секции порядка – они отменены были давно. Но реально они, конечно, действуют. Это система коллективного давления на одиночку со стороны людей, которые могут подвергаться любым унижениям. У нее была близкая... Ну, не то, что близкая, а женщина, к которой она приходила в библиотеку, Светлана Розенраух. И она отдавала ей свои книги, которые ей передавали в передачках. Этой несчастной Светлане сказали, чтобы она больше никогда не могла брать книг от Толоконниковой, что она категорически должна прекратить с ней контракт, что если будет любая несанкционированная встреча или получение книжек (тут про книжки идет речь, которые она хотела отдать в библиотеку) от Толоконниковой, то ей будет худо.
Дальше страшный вопрос Масюк и страшный ответ. Хотя, это еще не самое страшное. Масюк говорит: «А куда ты стала отдавать книги? Не положено же держать всё, что пришло».
О.БЫЧКОВА: Она тоже не может, ведь, держать у себя, да. За это тоже наказывают.
Д.МУРАТОВ: В кочегарку. И что? Да, в кочегарку. «Я понимала, что если я буду передавать книги каким-то осужденным, ну, во-первых, они этого не захотят и у них будут проблемы. Во-вторых, я программе понимаю, что будут проблемы». Поэтому она отдавала книги в кочегарку, чтобы сжечь книги в печи. Так происходит давление. Так происходит давление на людей.
Самое страшное давление – это давление бытом. Я потом прочитаю еще один документ, который, как мне кажется, является по своей эмоциональности просто фантастическим. Но пока я продолжу про Толоконникову.
Вот у нас выписка из ее зарплат за эти самые часы работы. Зарплата в январе этого года – 102 рубля 70 копеек. В феврале – 215 рублей 27 копеек. В марте – 453 рубля 31 копейка. В июне она получила 29 рублей. Когда Толоконникова потребовала, чтобы она работала нормальный 8-часовой рабочий день, на нее ополчился лагерь. Потому что она участвовала в одной из операций... Она шлейки пришивала. Это, ну, для ремня такие лямочки, чтобы ремень продевать. А следующая операция, если она не пришила, невозможна.
О.БЫЧКОВА: Ну, конвейер, да.
Д.МУРАТОВ: И против нее восстали все. Она билась за свои права и за права этих людей, но эти люди готовы были спать по 2-3-4 часа, но оказываться на стороне администрации.
Наказывали их так – запрещали ходить в пищевую коптерку, заходить в кухню, чтобы налить себе чай. Невозможно было... Отказались от перерыва, значит, нельзя было сходить в туалет. «Вольному человеку, - пишет Толоконникова, - кажется, что это не очень важная вещь попить чай. Но для осужденного, который трудится 16 часов в сутки, это имеет абсолютно принципиальное значение».
О.БЫЧКОВА: Ну, вот, скажи, да.
Д.МУРАТОВ: А зачем всё это, Оль, скажи?
О.БЫЧКОВА: Вот, зачем всё это, да?
Д.МУРАТОВ: Вот, Оль, это я у тебя спрашиваю.
О.БЫЧКОВА: Скажи, вот, неужели не существует другого способа управлять заключенными, которые находятся в колонии? Понятно, что ими нужно как-то управлять, что должны быть какие-то способы там поддержания дисциплины, того-сего. Но неужели не существует никаких других кроме вот этих вот сталинистских, гулаговских?
Д.МУРАТОВ: Гулаговские. Это гулаговские. Это, вот, рисунки Терсневской Ефросиньи.
О.БЫЧКОВА: Да, ужасные. Кошмарные.
Д.МУРАТОВ: Надо ставить к тому, что я буду читать дальше вообще страшные вещи, и к тому, что говорит в интервью Масюк Толоконникова. А я могу сказать, да, есть такие современные способы. Я могу сказать, что, например, замена охранников на видеокамеры, которые непосредственно в качестве доплаты осуществляют свою страшную власть и хотят вот этим социально не близким людям показать, что они могут всё как начальник этой самой колонии...
Помните, пришел Коновалов, министр юстиции вместе с Медведевым в правительство? Он говорил потрясающе важные вещи. Он говорил о гуманизации, о том, что нужно заменять колонии на тюрьмы, чтобы люди жили отдельно.
О.БЫЧКОВА: И была целая программа реформ.
Д.МУРАТОВ: Была целая программа реформ. Теперь совсем недавно выступает Коновалов, к которому я лично относился с фантастической надеждой. Видимо, я перегрел этот рынок надежд. Выступает Коновалов, Александр Коновалов в Думе в январе. В январе уже этого года он говорит, что колония сегодня – закрытое пространство, в котором происходят совершенно невообразимые вещи, о которых мы с вами даже не подозреваем. Вот, мне интересно, министр юстиции, которому подчиняется ФСИН, он даже не подозревает о том, что происходит во вверенных ему, ну, через начальника ФСИН колониях.
О.БЫЧКОВА: Ну, то есть это признание того, что ничего с этой системой сделать нельзя, невозможно.
Д.МУРАТОВ: И это признание того, что жестокость как государственная идеология, безусловно, победила вот эти гуманистические идеи, которые пробовал высказать министр и его бывший, ну и нынешний руководитель господин Медведев.
Посмотрите, понятно было, что нужно заменять камерами, а не охранниками. Было выделено 1,3 миллиарда на специальные устройства по охране периметров. Украли всё.
Было выделено несколько сот миллионов на браслеты, чтобы не держать в тюрьмах и колониях, а держать под другим режимом. Украли 1,2 миллиарда. Реймера уже нет, пришел бывший руководитель Фельдъегерной связи Корниенко. И при нем вот эта гестаповская дикость продолжается. Концлагерь! Мы имеем с вами рядом с нами, вот, в шаговой доступности концлагерь.
О.БЫЧКОВА: Мы сейчас сделаем перерыв в программе «Особое мнение». Я напомню, что с нами главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Мы продолжим через несколько минут.
НОВОСТИ
О.БЫЧКОВА: Мы продолжаем программу «Особое мнение». У микрофона – Ольга Бычкова. С особым мнением – главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Мы начали говорить о Гринпис, говорили о Надежде Толоконниковой. И так получается, что у нас как-то большое количество таких типовых историй сейчас развивается параллельно.
Д.МУРАТОВ: Связанных с тюрьмой и судами.
О.БЫЧКОВА: Связанные с тюрьмой, с судами и с тем, как вообще относятся к людям. Потому что, ну, выясняется, что одной историей с Магнитским дело далеко не исчерпывается. Вот, попытки, я даже не знаю, совершить какие-то гуманные действия, вроде как, предпринимаются в связи с историей Михаила Косенко, которого...
Д.МУРАТОВ: Да. Администрация президента была возмущена, что Косенко не отпустили на похороны к маме. Но уже сделать было ничего невозможно, потому что, ну, мама подождать уже не могла. Поэтому на судье Москаленко, на руководстве Мосгорсуда это останется теперь навсегда – мемориальная доска о том, что они не отпустили даже еще не осужденного Косенко к его маме.
Но дело в том, что всё продолжается. Все содрогнулись, члены Совета Федерации, Клишец и еще кто-то внесли законопроект о том, что нужно, конечно, отпускать на похороны. Но, вы знаете, неделю назад произошла ситуация, с которой мы сейчас разбираемся, и в понедельник в «Новой газете» у нас будет очень подробно рассказано.
Был арестован по подозрению в получении взятки в 3 миллиона рублей от члена Совета Федерации, кстати говоря, от Нижнего Новгорода Коровникова, был задержан Александр Михайлик. Это один из руководителей департамента Счетной палаты. Я не знаю, еще раз говорю, как про Гринпис, как про Толоконникову, я не знаю, совершили они преступления или нет. Я просто говорю про то, что если мы – люди, мы должны к людям относиться по-людски. Мы должны библию соблюдать хотя бы, даже если она приходит в противоречие с вашими инструкциями.
Михайлик был арестован. Жене, с которой он был знаком с детского сада (а сейчас им было, по-моему, по 56 лет), 52 года они знакомы...
О.БЫЧКОВА: Всю физическую жизнь.
Д.МУРАТОВ: Всю физическую... Ну, минимально сознательную жизнь они знакомы с Натальей Константиновной, царство ей небесное. С Натальей Константиновной произошло следующее. Она обзвонила все морги, все больницы, поняла, что...
О.БЫЧКОВА: Когда его забрали?
Д.МУРАТОВ: Когда его забрали. Она же не знала, что его забрали.
О.БЫЧКОВА: Да.
Д.МУРАТОВ: Она же не знала, что его забрали. Она просто не знала, потому что такого не было. Она обзвонила всё, что она могла обзвонить. А не позвонить он не мог. И когда она поняла, что его нету, она просто поняла «Ну, его нету».
О.БЫЧКОВА: Значит, всё.
Д.МУРАТОВ: Значит, всё. Она застрелилась. А в это время сидящий у следователя Александр Михайлик говорил «Послушайте, дайте мне просто ей позвонить, сказать, что я живой. Больше мне ничего не надо. Давайте не я буду звонить. Вот вам телефон, позвоните вы». Ему говорили «Обойдетесь. Давайте начнем сотрудничать». Он говорил: «Нет. Вы просто ей позвоните и скажите, что я – живой». Они не позвонили. Она застрелилась. Его не отпустили на похороны.
Оль, ты знаешь, даже следователь был за то, чтобы отпустить человека, который много лет проработал в Счетной палате, вина его не доказана. Она должна быть доказана в судебном состязании.
О.БЫЧКОВА: Ну, даже если она будет доказана, то это не имеет никакого отношения к истории про жену.
Д.МУРАТОВ: Оля, даже когда будет доказано, он точно абсолютно не террорист, который выйдет и будет взрывать, резать и крушить. Он не Брейвик, он в годах человек. Там со многими наградами. Слушайте, ну, отпустите. Следователь за. Суд не отпускает, а ФСИН говорит «Вы знаете, у нас конвойных не хватает».
О.БЫЧКОВА: А разве это не написано в каком-нибудь законе, например, что человек, там, ну, должен позвонить? Ну, адвокату, например же, он должен позвонить? Ну, скажи мне. Ну, объясни мне.
Д.МУРАТОВ: Ну, послушай, есть главное...
О.БЫЧКОВА: Ну, это люди в форме, да? Люди в погонах. Они выполняют там, действуют по своим правилам и инструкциям. Если им написано в законе первое, второе, третье, значит, они выполняют первое, второе, третье. Нет?
Д.МУРАТОВ: Оль, у них все парадные кители в оплывшем воске от свечей, которые они держат в церквях. И при этом главная самая история, ну, относись к другому так же, как ты хочешь, чтобы относились к тебе. Вот эта история не выполняется. Мы всегда говорим, что у нас отсутствует какой-то закон. Но это же, на самом деле, просто реальное отсутствие просто совести. Ну, это безумие.
О.БЫЧКОВА: Ну, ты совесть у них не воспитаешь, да? Ну, если уже ее нет, то ее нет. Ну, у него есть инструкция, там, один звонок адвокату или кому там положено звонить, я не знаю, то-сё?
Д.МУРАТОВ: Я просто хочу сказать, что мириться с этим невозможно. Эта система... Пускай занимается этим президент, Общественная палата, Дума. Пусть создают гигантскую парламентскую государственную любую комиссию, исследуют, что происходит с заключенными и что происходит в СИЗО. Потому что мириться с этим больше нельзя. Мы, люди, живущие в России, не имеем права жить в шаговой доступности от такого горя, несчастья и унижения.
Я, кстати, думаю, что Михаил Борисович Ходорковский и Платон Леонидович Лебедев, которые стоически переносят свое заключение, они совершили одну ошибку. Они категорически отказались говорить о том, что происходит с ними. Они категорически никогда не жаловались. Но мне кажется, может быть, они бы могли чуть раньше раскрыть вот эту чудовищную картину унижений и насилия.
Если ты позволишь, я к тому документу, который у меня оказался в руках, я сейчас вернусь. Как мы должны говорить? 12+ или 16+, или 18+? Значит, люди, у которых слабые нервы, пускай лучше не слушают.
О.БЫЧКОВА: Понятно.
Д.МУРАТОВ: Мы получили рукопись... Это документ, это дневник. Единственное, редакция не будет называть фамилию этой женщины, которой немногим в районе 40, которая по обвинению в получении взятки в 100 тысяч рублей, хотя занимала одну из очень высоких федеральных должностей... Это не соизмеримый между капитализацией поста и взяткой разрыв.
О.БЫЧКОВА: То есть не 100 миллионов рублей, а 100 тысяч.
Д.МУРАТОВ: Еще раз говорю, 100 тысяч. Еще раз говорю, 100 тысяч рублей, на которых нет ее отпечатков, которые оказались в сумке. А там была своя интриганская борьба, в том числе, как мы поняли, и личные мотивы ее начальства, с которым она не собиралась вступать ни в какие отношения кроме служебных.
И вот этот человек, долгие годы отдавший правоохранительной системе, до этого работавший учительницей, прямо в зале суда на нее надевают наручники. Я прочту 2 эпизода, только 2 эпизода.
Ей решили через смотрящую по зоне отдать телефон, чтобы потом посадить в карцер. А она не взяла этот телефон.
О.БЫЧКОВА: В смысле как провокацию?
Д.МУРАТОВ: Как провокацию. На прогулке вдруг к ней подходят, говорят «Возьми телефон, возьми телефон». Она говорит «Я не буду брать телефон». Ей говорят «Возьми телефон – я уже обещала». Она ухитрилась не взять телефон. Ворвались оперативники с камерами, начали ее обыскивать, а телефона нет. Начали обыскивать всё белье, разворошили. Ей говорит следователь: «А вот на вас малява от этой самой, что ты просила телефон. И это ты написала». Она говорит «Ну, во-первых, это не мой почерк. Во-вторых, я не пишу с ошибками. Это всё раскроется». Он говорит «Ничего не раскроется. Или ты сейчас признаешь, что ты это сделала и будешь сотрудничать, пойдешь в карцер. Или ты пойдешь к гинекологу». Она не знала, что это такое.
Сейчас гинеколог поищет ее. «Ведите!» - заорал старший оперативник. Двое молодцов подхватили меня на руки и, не дав опомниться, потащили на второй этаж. Еще двое дежурных шли сзади. Тело и разум у меня вступили в конфликт. Как разумное существо меня больше не было. Тело существовало само по себе как биологическая субстанция. Это было не я. Мой разум наблюдал за происходящим.
Я все еще думала «Ну, я же живой человек, а они же люди». Меня затолкали в какое-то помещение, дежурная протиснулась вслед за мной, мужчины остались за дверью. В помещении имелся стол, за которым сидел мужчина с пустыми глазами и гинекологическое кресло такое старое, что своим видом оно напоминало уже дыбу. Грязь вокруг была неимоверная, рядом с креслом стояли 2 жестяные емкости типа кастрюль, накрытые крышками из фанеры. Неужели, там находятся инструменты для осмотра, содрогнулась я.
А хотели, все-таки, найти у нее телефон, хотя уже поняли, что его нет. Изнутри извлечь. Извини, я договорю. Позволишь?
О.БЫЧКОВА: Ну, давай без больших подробностей. Мы понимаем, что речь идет о пытках.
Д.МУРАТОВ: Да. И дальше начинается то, что начинается.
Вот еще один короткий эпизод.
О.БЫЧКОВА: У нас секунда остается уже.
Д.МУРАТОВ: Секунда? Давайте мы конверты хотя бы соберем. Они даже жалобу не могут послать, поскольку у них нет конвертов. Ни в одной зоне нет конвертов. Давайте хотя бы конверты вместе соберем, и давайте уже скажем, все эти Корниенко, Коноваловы, послушайте, вы – чудовища.
И самое последнее, я хочу тебя пригласить, пригласить твоих коллег по нашей любимой радиостанции. Мы открываем доску Анне Политковской мемориальную в понедельник 7 октября, в день ее убийства на нашем здании редакционном, Потаповский, 3 в 13 часов. Приходите. Я думаю, Аня сейчас занималась бы тем же, чем занимаемся сейчас мы.
О.БЫЧКОВА: О, да. Спасибо большое. Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты» в не совсем обычном жанре сегодня.
Д.МУРАТОВ: Не в обычном.
О.БЫЧКОВА: Но в программе «Особое мнение». Спасибо тебе.
Д.МУРАТОВ: В понедельник мы все напечатаем.
О.БЫЧКОВА: Спасибо. В понедельник в «Новой газете».
