Мы познакомились и подружились с Леней Ивановым и его родителями в Сыктывкаре, в 1985 году, во время международного Финно-угорского конгресса. Эта дружба продолжается вот уже почти тридцать лет. Великий ученый Вячеслав Всеволодович Иванов, его жена Светлана и сын Леня - люди совершенно удивительные не только благодаря безграничному кругу интересов, глубине научных и художественных занятий, но и, прежде всего, в силу той кристальной чистоты и честности, которая не признает наличие "полутонов" и "двух правд". Очевидно, что правда всегда одна. Столь же очевидно, что есть Добро и Зло, а промежуточного состояния не существует. Обсуждая с Леонидом эти темы на протяжении многих лет, я часто вспоминаю замечательное рассуждение Клайва Льюиса о том, что чем больше нацисты уничтожали евреев. тем больше они их ненавидели. Где-то, возможно в самой глубине души, мы все-таки понимаем или улавливаем, делаем мы добро или творим зло. И часто малое зло пытаемся, увы, нейтрализовать еще большим.

Леня прочитал мое эссе "Судьба Святой земли" и, в качестве некоторого отклика, написал свое. Я подписываюсь под каждым Лениным словом. Мне Бог не даровал таких литературных талантов и высоких человеческих качеств, как моему ближайшему другу. Но я счастлив, что такие люди есть. "В пустыне мира я не одинок. На стекла вечности уже легло мое дыхание, мое тепло".

Мне очень хочется, чтобы Леня, который довольно давно живет и работает в США, завел на БНК свой блог. Возможно, в будущем это произойдет. А пока он попросил меня разместить его размышления в моем блоге. Для меня это большая честь. Делаю это с духовной радостью и искренне надеюсь, что "Сомневающаяся мечта" обязательно найдет на сайте своего читателя...

Леонид В. Иванов

Сомневающаяся мечта

Рассказывают, что Малькольм Икс и Мартин Лютер Кинг, лидеры движения за гражданские права в шестидесятые годы, встретились всего один раз. На этой встрече, по некоторым свидетельствам, между ними произошел такой разговор:

–Власть не хочет вести с Вами диалог. – сказал Мартин Лютер Кинг. Вы говорите на языке насилия, и ничего, кроме ответного насилия, не получите. А я добиваюсь той же цели мирными средствами. Власть этому ничего не может противопоставить. Поэтому, они просто вынуждены иметь с мной дело.

–Знаете, почему они ведут с Вами переговоры? – ответил Малькольм Икс. – Потому что они знают: если им не удастся договориться с Вами, им придется иметь дело со мной.

Их обоих скоро убили. Малькольма Икс (к тому времени пересмотревшего свое отношение к насилию), убили свои, через несколько недель после этой встречи. Мартина Литера Кинга – через три года, чужие. Но этот спор, между «воином-освободителем» и «священником–диссидентом», наверно, никогда не закончится.

Мартин Лютер Кинг (к слову, активный борец за права советских евреев), жил по замечательному принципу: «“око за око” делает весь мир слепым». Своими ненасильственными методами он добился очень многого. В конце концов, то что Обаму выбрали президентом Америки – результат его борьбы.

Своими учителями он называл Толстого и Ганди. Ганди, знаменитого, среди прочего, тем, что во время Холокоста публично посоветовал евреям массово покончить с собой, чтоб привлечь внимание мира к своей трагедии. И тут, мне кажется, лежит корень проблемы. Ганди и Мартин Лютер Кинг имели дело с американцами и англичанами, которые, конечно, мерзко себя вели, но не находились в состоянии такого озверения, как немцы во время Гитлера.

Американцев и англичан массовые самоубийства и ненасильственные протесты впечатляли, и постепенно заставляли меняться. А немцы бы – только обрадовались. Была специальная инструкция СС, рекомендовавшая всячески

содействовать самойбийствам среди евреев.

Значит ли это, что Ганди и Мартин Лютер Кинг были не правы? Совершенно не значит. И противоречия тут нет. Мы просто смешиваем две совершенно разных реальности. Одна – это идеал поведения человека. Другая – это практика, которая, к сожалению, включает в себя так называемое «необходимое» («вынужденное») зло. Культура и история учат нас выбирать из двух зол. Это иногда необходимо, но никогда не правильно. Правильно из двух зол выбирать добро.

Отвечать насилием на насилие – иногда приходится. Но от этого насилие не становится добром. Воин, который убивает безоружногочеловека – всегда совершает зло, даже если это зло оправдано, даже если этот человек находится в состоянии озверения. Все религии учат нас, что человек создан Богом, и что только Бог имеет право отнять человеческую жизнь. Более того, что в каждом человеке, даже в самом ужасном, есть Божественное, пусть подавляемое, пусть загнанное, но есть. И что, пока человек жив, он может понять, исправиться, и сделать что–то хорошее. А если не исправился, и не сделал, то только Бог может его судить.

Такой подход совершенно не означает терпимость к злу, или даже потворство. Потому что зло – не человек. Тем более, не группа людей. Зло – это сама идея насилия и ее оправдание. Отвечая злом на зло, мы не должны выдавать это за добродетель. Мы должны плакать о своей душе. О душах и детях наших врагов. Мы должны сознавать, что будь мы душевно сильнее, мы бы победили врагов на ответным злом, а любовью.

Это высочайший стандарт, которого большинству из нас не достичь, но

оценивать идеи и поступки мы должны именно по этому стандарту. А если очень больно, и невозможно подняться на такую высоту, то по крайней мере, сохранять сомнение.В этом, по–моему, главная религиозная ошибка большинства государственных идеологий (включая саму идею нации и государства): в запрете на сомнение.

Сомнение – это не релятивизм. Это вера в Абсолютную Правду, но вера и в то, что нам ее полностью никогда не понять. Всегда искать, находить ее крупицы, и радоваться, но, как бы мы ни были уверены в своей правоте, мы не должны переставать сомневаться. Тем более, мы не должны во имя этой мнимой правоты, делать необратимых поступков, таких, как убийство. Именно поэтому, с точки зрения всех религий, включая Ислам, террорист–смертник совершает величайшее кощунство. Не просто потому, что он лишает жизни невинных людей, а потому что, он настолько не сомневается в своей миссии и правоте, что готов делать вещи,которые позволено делать одному Богу.

Много лет назад, когда будущий президент Буш был губернатором Техаса, к нему обратилась женщина. Приговоренная к смерти за зверское убийство, она написала ему с просьбой не помиловать, а отложить исполнение приговора на месяц. Я заслуживаю смерти, писала она, но я прошу вас дать мне еще один месяц жизни, чтобы я могла духовно подготовиться к тому, что меня ждет. Буш ей отказал. И не просто отказал, а ответил, что ее жизнь – не в его руках, а в руках Высшей Власти. Это страшно.Как можно настолько не сомневаться, чтоб не дать человеку, пусть ужасному, лишний месяц жизни? И как можно, при этом, привлекать Высшую Власть в союзники? Эта ситуация – модель того зла, которое человечество вытворяло и вытворяет, от имени Бога, нации, государства и идеи.

Но есть и другая модель. Рассказывают, что давным давно, во время

Первой Мировой, обнаружили группу горных евреев на Кавказе, которые были

потрясающими снайперами. Прирожденные охотники, они попадали в мишени,

как никто. Обнаружили их, и взяли в армию, обучили, и отправили на фронт. Лежат они в окопах, а немцы наступают.

–Огонь! – кричит командир.

А они не стреляют. Немцы уже совсем близко, командир голос сорвал, но они всё не стреляют.

-Почему вы не стреляете? – орёт командир. – Я приказываю, огонь!

–Простите, Ваше Благородие, отвечают евреи. Там люди идут, так плотно, что за ними не видно мишеней. Вот они пройдут, и тогда мы начнем стрелять.

Эта история хорошая, и не страшная. А вот – пострашнее. Во время восстания в Варшавском Гетто, немцы велигруппу арестованных повстанцев по улице. Вдоль улицы стояли религиозные евреи, и плевали им вслед. Не немцам вслед, а своим. Плевали потому, что они нарушили Заповедь.

В этой ужасной истории, по-моему, кроется сила еврейского сообщества. Причины могут быть разные, например, потому что у евреев долго не было своего государства, и соответственно, возможности кого–то подавлять. Но суть одна. Сила еврейского сообщества – в том, что оно включает в себя и повстанцев, и тех, кто хранит заповедь. Тех, кто защищает силой, и тех, кто молится. Малькольма Икс, и Мартина Лютера Кинга. «Воина–освободителя», и «священника–диссидента».

Может быть, именно поэтому во всем мире от Израиля ожидают большего, чем от других государств? Как бы оценивали Израиль, не будь он государством евреев? Ну допустим, они оккупировали часть исконной (?) арабской земли. Скажем, из-за них, действительно, кто-то лишился своего дома, а бывало, и жизни (30 тыс., по неточным подсчетам). Независимо от причин, смерть безоружных людей, особенно, детей – всегда плохо. Но почему евреев судят не так, как русских

– за Чечню, американцев – за индейцев, англичан – за ирландцев, китайцев за

Тибет?

Ответ простой. Евреи – идеальный враг. Все вышеперечисленные не задумываясь, устраивают геноцид. А евреи, по привычке, волнуются: а может, мы, и правда, виноваты?

Мне кажется, что люди, которые ненавидят Израиль (не ругают, его есть, за что ругать, а именно ненавидят) – обычные трусы. Скажи они наоборот – мол, Хизбалла плохая, и будет страшно, за себя и детей. А евреев – можно, они и сами себя ругают. В этом, по–моему, и есть главная еврейская сила: сила сомнения.

Я не знаю Либермана и Нетаниягу, но такие люди были и есть везде. И "гениальные" полководцы тоже. А вот люди, которые с ними спорят, люди, которые под бомбами говорят: а может, не надо их в ответ бомбить, и главное, общество, которое слушает и тех и других – это большая редкость.

Геноцид, как это не ужасно, был в истории не один, был, и, к сожалению, еще будет. А Холокост был один, именно потому, что большинство евреев покорно шло в газовые камеры и не стреляло в ответ.

Покорно – не значит позорно. Не позорно, потому что покорялись они не

немцам, а Б-гу. Во время восстания в лагере смерти Собибор, когда все заключенные побежали в лес, около ста религиозных евреев остались. Остались, не побежали, и были расстреляны. Я восхищаюсь и теми, и другими. И теми, кто поднял восстание, побежал по открытому полю, погиб под пулеметной очередью или спасся, и теми, кто остался. Остался, и Спасся, в другом, более высоком смысле этого слова.

Скажут – тебе, в тепле и безопасности, легко давать советы тем, кто под бомбами. Говорить о ненасилии тем, чьи дети живут под постоянной угрозой. Я понимаю. Понимаю тех, кто берет в руки оружие, чтобы защитить свою семью. Но я не понимаю тех, кто строит теории на основании того, что так и должно быть.

Так быть не должно.Нам, тем, кого не убивают, для того и дана передышка, чтоб

мы обдумали основы нормальной жизни. Нормальной, а не под бомбами.

И вообще, я не даю советы, я мечтаю.Я мечтаю о времени, когда мы перестанем искать виноватого, перестанем прикрываться религией и историей, и наконец, поймем, что виноват не народ, и не группа людей. Что причина всех проблем – культура насилия. И что, если запретить насилие, от Хамаса не

останется почти ничего, а от евреев – очень, очень много.

И последнее. Однажды я смотрел со своим сыном фильм про войну. Там

показывали знаменитую хронику: колонны пленных немцев ведут по Москве.

-Папа, это евреев ведут? – спросил меня сын.

-Немцев. – усмехнулся я. – С чего ты решил, что евреев?

-Не знаю, – сказал мой пятилетний сын. – Они похожи на евреев.

Я присмотрелся, и правда. Если не смотреть на форму, действительно

похожи. С тех пор я смотрю на пленных, на страдающих всего мира, и замечаю их

еврейские глаза.