После принятия спорного законопроекта «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» на повестку дня встал вопрос о религиозных музейных экспонатах. Вроде существующий закон «О музейном фонде» дает гарантии сохранения музейных собраний и коллекций в неприкосновенности. Но в России, по пословице, закон что дышло. Случай с Торопецкой иконой Богоматери Одигитрия демонстрирует это со всей наглядностью.
Напомним, что икона XII-XIV вв., несмотря на протесты сотрудников отдела древнерусского искусства Русского музея, была по настоянию Минкульта, перевезена в храм элитного поселка под Москвой. Инициатором переезда стал президент группы компаний «Сапсан» Сергей Шмаков, его просьбу поддержал патриарх Кирилл. Срок пребывания святыни несколько раз продлевался. И вот наконец замминистра культуры Андрей Бусыгин заявляет, что икона в скором времени займет место в Корсунско-Богородицком соборе Торопца, откуда была изъята в 30-е годы прошлого века. Собор этот, к слову, восстанавливает тот же Шмаков, за что его можно только поблагодарить, однако зачем же рисковать ценнейшей иконой? По пути в райцентр Тверской области икону завезут в Санкт-Петербург на обследование и реставрацию. Затем в специальной капсуле, где она и сейчас находится, отправят к месту постоянного пребывания.
Поступая так, Минкультуры формально не нарушает буквы закона. Ведь, согласно существующему законодательству, возможна передача в храмы на временное бессрочное экспонирование музейных предметов. Но это действо дает определенный сигнал церковному и музейному сообществу и демонстрирует, по какой схеме будет осуществляться перемещение древнерусской живописи из мест с температурно-влажностным режимом в места горения стеариновых свечей. Опыт такой передачи в девяностые и нулевые годы показал, что без серьезных потерь здесь обойтись не удается. Достаточно вспомнить историю с иконой Богородицы Боголюбской, фактически погибшей во время богослужебной эксплуатации.
Сторонники переезда иконы в собор заявляют, что широко чтимой иконе подобная участь не грозит: условия в герметичной капсуле лучше, чем в запасниках музея. Однако специалисты говорят, что для нормального хранения необходимо много воздуха. Икона-хроник должна дышать. Иначе существующая между досками внутренняя трещина будет расходиться. Именно из-за этой трещины икона в середине 90-х была изъята из экспозиции и отправлена в запасники.
Нет сомнения, что эта знаковая передача породит целую волну просьб со стороны епархий и отдельных приходов. И если столичные музеи еще как-то смогут отбиваться, то региональным музеям устоять вряд ли удастся. При этом церковь тоже понесет сильные потери, и не только репутационные. Ведь, выгребая древнерусскую живопись из музейных залов, РПЦ МП выступает фактически против широкой проповеди на языке красок.
Почему современные прихожане не могут удовлетвориться хорошими копиями с древних святынь? Не идет ли это от гордыни? От нежелания помнить об общем благе? Вопросы, естественно, риторические. Очень многих мирян и даже — страшно сказать — священников нужно оглашать, то есть наставлять в основах веры, ибо их представления и образ жизни часто далеки от христианства. В патриаршество Алексия II церковная жизнь порой конструировалась вокруг трафика святынь и суеверий. От этого наследия непросто избавиться. К тому же в большом процессе становления РПЦ МП как собственника у церковных менеджеров усиливается соблазн взять от общенационального пирога побольше, не считаясь с долгосрочной выгодой.
Не совсем ясна в этом вопросе позиция Министерства культуры, призванного сохранять народное достояние. Похоже, что после упразднения Росохранкультуры ведомство Авдеева стало обращать внимание на музейщиков еще меньше. В Русском музее до последнего дня не знали, что срок пребывания Торопецкой иконы в подмосковном поселке в очередной раз продлен. Владимир Гусев заявлял, что договоренность была такой: в сентябре 2010-го икона вернется в музей. "Жаль, что икона не вернулась в оговоренные нами сроки. Я считаю это неверным решением, которое может помешать дальнейшему культурному диалогу", — говорит он теперь.
Конечно, замечательно, когда министр заявляет, что Рязанский историко-культурный музей-заповедник никуда не переедет, пока не получит адекватных площадей. Но почему он не обозначает свою позицию в других похожих ситуациях? Как быть, например, с Углическим музеем, лишившимся Спасо-Преображенского собора? Здесь экспонировались несколько десятков уникальных икон. Теперь они убраны в запасники. Никакой компенсации музею администрация региона не предложила, а Минкульт молчит. Или с Костромским музеем, выгнанным из Ипатьевского монастыря. Коллекция музея складирована, стоит штабелями, и министерство от этого никакого дискомфорта не испытывает. Монастырь тоже смотрится зайчиком: выкинул на улицу музей, и хоть бы хны. Приличия ради хотя бы начал тарелочный сбор «на нужды музея».
Любопытно, что президент Медведев занимает не столь клерикальную позицию, как Министерство культуры. Ведь подписал же он документ, закрепивший статус музеев-заповедников за «Куликовым полем», «Михайловским» и т.д. Важно, что одно из ключевых положений документа предусматривает возможность создавать музеи-заповедники на базе ансамблей, включающих и церковные постройки.
К сожалению, музейное сообщество сегодня сильно расслоилось. Директора музеев часто откровенно служат интересам ведомства Авдеева, а не культуре. Тот же Владимир Гусев, передавая икону в храм, пошел против мнения большинства сотрудников древнерусского отдела. Однако год назад он озвучивал идею создания домового храма при музее. Подобный храм — святителя Николая в Толмачах — создан в Третьяковской галерее. Здесь на практике реализуется идея взаимодействия Церкви и культуры. Теперь директор Русского музея об этой затее и не вспоминает. Неужели дела столь плохи, что вскоре не найдется икон, чтобы поместить их в музейный храм?
Официальные лица обещают, что по пути в Торопец древняя икона Богоматери на какое-то время задержится в северной столице. Конечно, хорошо было бы, если б она здесь и осталась. Но что может сделать культурное сообщество, чтобы прицерковленные «товарищи» перестали манипулировать ее судьбой?
Борис Колымагин
Источник: "ЕЖ"
Фотографии РИА Новости
"перемещение древнерусской живописи"
Поясню, до 87-го года называть иконы иконами запрещалось. Это была "древнерусская живопись". Формально это соответствует действительности. Как если сказать о священнике: "Мужчина в нетипичной одежде". Но когда в иконе наотрез отказываются видеть чью-то святыню, это неуважение к тому, кто ее создал, к тем для кого она написана. И конфликт становится неизбежен.
"Именно из-за этой трещины икона в середине 90-х была изъята из экспозиции и отправлена в запасники".
На исходе студенчества я работал охранником в Эрмитаже. И знаю что такое запасники. Это такой склад, где картины, иконы и т.д. обезличиваются, обессмысливаются, лежат как дрова. Это убийство смысла, смотреть на которое тоскливо, грустно. Я часто задумывался, почему не раздать хотя бы часть провинциальным музеям, где эти бесценности превратяся в ценности, на которые кто-то будет любоваться. Ни о каких особых условиях хранения там речи нет. Если свалить в школьной подсобке, в 7-8 случая из десяти будет то же самое.
"Подобный храм — святителя Николая в Толмачах — создан в Третьяковской галерее".
Да, это неплохой выход из ситуации. При условии, что доспуп в храм должен быть бесплатным. Это будет принято практически всеми православными. Проблема не в том, что иконы принадлежат музеям. Проблема в том, что их нельзя выдирать из контекста, превращать в "чучела". Я уже не говорю о том, как иконы оказались в музеях. Многие элементарно отняли, иногда переступив через тела убитых настоятеля или старосты. Или спасли из полуразрушенной церкви, но кто ее полуразрушил?