Глумов. Готово, ваше превосходительство. (Подает тетрадь.)
Крутицкий (берет тетрадь). Четко, красиво, отлично. Браво, браво! Трактат, отчего же не прожект?
Глумов. Прожект, ваше превосходительство, когда что-нибудь предлагается новое; у вашего превосходительства, напротив, все новое отвергается... (с заискивающею улыбкой) и совершенно справедливо, ваше превосходительство.
Крутицкий. Так вы думаете, трактат?
Глумов. Трактат лучше-с.
Крутицкий. Трактат? Да, ну пожалуй. "Трактат о вреде реформ вообще".
А.Н. Островский. "На всякого мудреца довольно простоты". Действие 4, явление 1
1. "Манифест". Прославленный кинорежиссер Никита Сергеевич Михалков, известный своими православно-монархическими декларациями и верной службой советской безбожной власти (как и восторженным отношением к нынешней власти), решил заняться обустройством России и выпустил "Манифест просвещенного консерватизма", датированный, подобно энцикликам папы римского, римскими цифрами - ММХ (2010). "Манифест" обращен не к широкой публике, а к правящей элите ("политической гвардии") - издан в небольшом количестве экземпляров.
Прежде всего поражает то, каким напыщенным и безвкусным языком написан этот текст: что-то вроде смеси церковной проповеди с предвыборной агиткой, странно звучащей в устах заслуженного деятеля культуры. Возможно, виной тому слабость аргументов, которую автор "Манифеста" подсознательно должен был ощущать. Кроме того, он оказывается в ложном положении, призывая к христианским добродетелям, когда всем миром читатели наблюдают необыкновенно цепкую борьбу автора за свои доходы (пресловутый "налог на болванки") на фоне традиционной семейной привилегии Михалковых на обслуживание верхнего эшелона власти. Так что скептическое и брезгливое отношение массы читателей вполне понятно, и я не буду здесь подробно развивать эту тему.
2. Имперская история. Рассматривая "тысячелетний путь от "Святой Руси" к "Великой России", Михалков пишет: "В каждом периоде российской истории есть белые и черные страницы. Мы не можем и не хотим делить их на свои и чужие. Это наша история! Ее победы - наши победы, ее поражения - наши поражения". Стоит заметить, что важно не только различать победы и поражения, но и осознавать наличие в нашей истории пороков и преступлений. Хочет ли автор "Манифеста" сказать, что это наши пороки и наши преступления мы будем оправдывать и отстаивать и эти традиции, поскольку они наши? От убийства Бориса и Глеба до массовых пыток и казней Ивана Грозного и Малюты Скуратова? От покорения Чечни, описанного Львом Толстым, до высылки всех чеченцев и ингушей с Кавказа? От философского парохода до дела врачей-вредителей?
Михалков рассуждает о принятии Русью православия. "В ту пору, - пишет он, - вера органично входила в быт, а быт в веру". Историки знают об этой органичности некоторые подробности: Владимир крестил где добром, а где мечом. И дальше тоже славяне воспринимали новую веру не столь уж органично и легко, и двоеверие было распространено еще долго. "Государственная идеология была неотделима от православного миросозерцания, от симфонии Царства и Священства". Ну, пожалуй, и вначале, и временами потом - вполне отделима. Как и на Западе (борьба пап с императорами), порою борьба князей с епископами, а потом царей с патриархами принимала весьма острые формы (вспомним хотя бы убийство митрополита Филиппа и конфликт Алексея Михайловича с Никоном). Так что симфония-то была полна диссонансов.
"Российская империя повторяла путь Империи Византийской", - с восторгом пишет Михалков. Ему, как и клерикальным авторам недавней киноэпопеи о разгроме либералов в Византии, очень хотелось бы, чтобы это было так. Но это не так. Точнее, так лишь отчасти: российская императорская власть действительно порою вдохновлялась традициями Византии, а в русском гражданском обществе всегда термин "византийский" был синонимом не только застоя и реакции, но и интриг, подсиживания, подковерной возни. Да стоило бы вспомнить и конец Византии (впрочем, и конец Российской империи с ее византийскими традициями).
Еще одна историческая цитата: "Митрополит Филарет (Дроздов), автор Манифеста 1861 г., освободившего крестьянство России от многовековой крепостной зависимости, является ярким примером церковного деятеля просвещенно-консервативного направления". Может быть, стоило бы тут отметить, что освобождение было без земли и оставило крестьян в экономической зависимости от помещиков? Что это вызывало крестьянские мятежи типа бездненского? И что в конечном счете это и привело к победе большевиков в революции?
Михалков повествует упрощенно: "В 1914 г., защищая православную Сербию, Россия вступила в Мировую войну". Историки же полагают, что это было только поводом, а причины вступления России в войну были гораздо более сложными и межгосударственные противоречия между Россией, Германией и Австро-Венгрией были гораздо более многообразны.
Советскую власть Михалков изображает ностальгически. В советской России, по Михалкову, были "побеждены нищета, болезни и голод". Если они существовали в царской России, то откуда они взялись в идеальной симфонии православия и имперской власти с византийскими традициями, а если они возникли в советское время (а уж тут-то они превзошли бедствия царской России многократно, получив прозвище "голодомора"), то, наверное, не так уж была хороша советская власть? Да и справилась она с голодом очень поздно и очень неполно. Вспомним "колбасные поезда" из столицы в разные черноземные области.
О распаде Советского Союза Михалков пишет: "Это была геополитическая революция". Путин выражался прямее: "геополитическая катастрофа". Если это замаскированный плагиат, то он не удался: сразу видно, откуда ноги растут.
3. Русская идея. "В итоге, - заключает свой пробег по истории Михалков, - мы вступили в XXI век, проживая уже не в "Святой Руси" и не в "Великой России"". Он констатирует это как нечто сатанинское и страшное. Между тем все империи распадаются. Распались Священная Римская империя, Британская империя, Французская, Датская, Испанская, Голландская, Османская, империя Габсбургов... Видимо, пришло время и Российской империи разделить судьбу своих соседок. Распад начался в 1917 году, и еще вопрос, завершился ли в 1991-м. Суть не в том, удастся ли задержать этот распад (если не понять его причин, то явно не удастся), а в том, чтобы он прошел как можно более цивилизованно, без кровопролитий, и чтобы после распада русским людям было так же удобно жить, как англичанам в Англии, датчанам в Дании, голландцам в Голландии и т.д. Вот в чем вопрос. На мой взгляд, это и есть сейчас насущная национальная идея России. Не стремиться к руководству другими народами, а заботиться о приумножении богатств и благоустройстве своей страны. Не думать о ее исключительности (это утешение отстающих), а учиться у тех, кто успел больше.
Михалков решительно отказывается "верить сказкам о чудесах рыночной экономики". Сказкам я бы тоже верить не хотел. Но я вспоминаю, как советские женщины, приехавшие впервые в европейскую страну с рыночной экономикой, падали в обморок при виде изобилия в универмагах. Было такое. И главное, зарплаты там и сейчас во много раз превышают наши (правда, не Вашу, Никита Сергеевич, и не семейства бывшего мэра Москвы). Это же не сказки. Это факты.
4. Просвещенный консерватизм. Общественной панацеей Михалков считает "просвещенный консерватизм". Он противопоставляет его "радикальным новациям любого толка", "националистическому экстремизму и международному терроризму". Экстремизм и терроризм добавлены для пущего страха (они вообще ныне стали клеймом для всяких политических противников), а радикализм противостоит не консерватизму, а умеренности. Консерватизм же всегда противостоял движению вперед, прогрессу. Консервировать значит сохранить. Что же хочет сохранить Михалков? А он считает, что следовало сохранить российскую монархию, а коли не сохранили, то нужно было сохранять советскую тоталитарную власть (при ней Михалковым было хорошо), а раз и это не удалось, то авторитарную власть Путина. Мы хорошо помним, как Михалков от нашего общего имени выражал свои всеподданнейшие хвалы и пожелания Владимиру Владимировичу. Чем же "просвещенный консерватизм" отличается от просто консерватизма? А примерно тем же, чем "суверенная демократия" от просто демократии. Просвещенный отличается цветочком в петлице и надушенными усами.
Кто же является носителем просвещенного консерватизма? Главные носители намечены исторической ретроспективой: это прежде всего Победоносцев. "К просвещенным консерваторам принадлежат выдающиеся представители государственной бюрократии, пережившие свой звездный час в эпоху царствования императоров всероссийских Александра I, Николая I, Александра II, Александра III, Николая II". То есть те, кто и привел Россию к революции и распаду. "Государственная бюрократия" - вот классовая основа "просвещенного консерватизма". "Главной опорой партии консерваторов" являются и "избиратели революционной по своей сути партии КПРФ". На более продвинутые и образованные столицы (Москву, Петербург) Михалков надеется мало - он уповает на более отсталую провинцию. "...Консерватизм, в хорошем смысле слова, провинциален". И сентенция: "Человек с устойчивой психикой и здравым рассудком, как правило, консервативен. Он хочет жить и умирать так, как жили и умирали его отцы и деды". Если предки жили при создателе империи Иване Грозном, а затем при "эффективном менеджере" Иосифе Сталине, если деды и отцы жили в ГУЛАГе и умирали в расстрельном подвале с пулей в затылке, то сам Михалков вправе избирать для себя такой консервативный идеал, но не стоит звать к нему соотечественников.
Вот еще одно новое понятие, введенное в политологию Михалковым: "гарантийное государство". Когда начинают выявляться особенности этого вида государства, то оказывается, мы его хорошо знаем: "Губернаторы и мэры городов федерального значения должны выдвигаться на должность и освобождаться от должности Президентом страны", а не выбираться населением. И тут же: "Подкуп и давление властных и олигархических группировок на избирателей - должны окончательно и бесповоротно уйти в прошлое". Да как же они уйдут, когда чиновники (основные взяточники) ответственны только перед начальством, которое они подкармливают теми же взятками? По Михалкову, количество партий должно быть ограниченным: "В будущем в России должны остаться три политические партии, могущие реально бороться за власть: консервативная, либеральная и социалистическая". А если народ захочет, скажем, партию зеленых? Нельзя! А демократическую? Ни в коем случае! А монархическую? И ее никак! А ведь, кажется, Никита Сергеевич объявлял себя монархистом? Вот она, жертвенность! Чем не поступишься ради "гарантийного государства"!
5. "Евразийский" реваншизм. По "Манифесту" Михалкова видна его близость к современной разновидности "евразийской" идеологии, разрабатываемой выходцем из пресловутой "Памяти" Александром Дугиным. Эта квинтэссенция "Манифеста" содержится в следующих тирадах артиста:
"По Божьей Воле сложившийся в России тысячелетний союз многочисленных народов и племен представляет собой уникальную русскую нацию... Нам свойственно особое сверхнациональное, имперское сознание, которое определяет российское бытие в системе особенных - евразийских - координат. Ритм нашего развития и территория нашей ответственности измеряются континентальными масштабами... Россия-Евразия - это не Европа и не Азия, и не механическое сочетание последних. Это самостоятельный культурноисторический материк, органическое, национальное единство, геополитический и сакральный центр мира… Непонимание роли и места, которое занимала, занимает и призвана занимать в мире Россия, по меньшей мере опасно, а по большому счету - губительно, потому что ведет к гибели православной цивилизации, исчезновению русской нации и распаду российского государства".
Обычно центром мира становится не то государство, которое этого усиленно добивается, а то, которое больше других заботится о внутреннем благоустройстве и о счастье своих граждан, о своей технике и науке, о своем производстве и природе своей страны. Непонимание роли и места России действительно опасно и по большому счету губительно, хотя эту опасность я вижу не там, где ее видит Михалков.
К "просвещенному консерватизму" Михалков добавляет "здоровый просвещенный национализм". "Именно такой тип национализма создавал в мировой истории великие империи с позитивной миссией, которые были свойственны византийской, англосаксонской и российской государственности". Михалков воспевает "общенациональную миссию". Он призывает нас опять обучать весь мир, не говоря уже о ближнем зарубежье, особой духовности, государственным нормам и цивилизации.
И в завершение: "Мы вновь должны стать едиными и сильными, а Россия - Великой", - восклицает Михалков. Его поддерживают другие борцы за восстановление Российской империи - Проханов, Фроянов, Дугин. Они совершенно не спрашивают, хотят ли этого украинцы, белорусы, молдаване, казахи и прочие бывшие советские люди, не говоря уже об эстонцах, латышах и литовцах. Лозунг Михалкова - это опасный реваншизм, он ведет к тому же, к чему вел и германский реваншизм, и столь же опасен не только для соседей, но и для самой России.
Консервативную традицию от радикальной новации Михалков отличает тем, что "она не рационалистична, а мистична". На этом поле я отказываюсь спорить с "просвещенным консерватором". Если его просвещенность - это националистическая мистика, то это разговор для сторонников Блаватской и Дугина. По Михалкову "культ определяет культуру, а культура воспитывает нацию". Для византийских царедворцев это было так. Но мы не в Византии. Культура - не от слова "культ", а от слова colere - обрабатывать, возделывать. И я думаю, что да, наше спасение в культуре - в культуре труда, в культуре как просвещении, в культуре трезвого рассудка.
Михалков прибегает к высокому пафосу: "Мы служим Богу и Отечеству, а не идолам Теории и Истории, которым наши современники, лишенные веры, надежды и любви, вынуждены приносить кровавые жертвы". Ох, Никита Сергеевич, ведь эту тираду можно перевернуть, и она будет звучать не менее убедительно, а может быть, и гораздо более убедительно: мы придерживаемся принципов разумной теории, фактов и выводов истории, а не служим слепо идолам и кумирам, как бы они ни именовались - Богом, Империей, Нацией, Партией, которым наши современники, лишенные разума и совести, готовы приносить кровавые жертвы, как уже не раз бывало в истории.
Пост-эпиграф:
"...прибил к воротам елисейковского сельсовета свои четырнадцать тезисов. Вернее, не прибил их к воротам, а написал на заборе мелом, и это скорее были слова, а не тезисы, четкие, лапидарные слова, а не тезисы, и было их всего два, а не четырнадцать... Ты блестящий теоретик, Вадим, твои тезисы мы прибили к нашим сердцам - но как доходит до дела, ты говно говном!"
Венедикт Ерофеев. "Москва - Петушки". Глава "Орехово-Зуево - Крутое"
Грани.ру
Потомственный дворянин Никита Михалков бьёт ногой в лицо беззащитного человека:
http://www.youtube.com/watch?v=JFOIe0eJMXI
Это, пожалуй, покруче будет "Фауста" Гёте.
"Ты блестящий теоретик, Вадим, твои тезисы мы прибили к нашим сердцам - но как доходит до дела, ты говно говном!"
Остального можно было не писать. Нечитабельно.
Интересно... А кто и зачем вообще Михалкова читает? Что бы вот так примерено "образованность" показывать? Ну... забавно, конечно.
Не могу сказать, что являюсь большим поклонником литературного таланта Никиты Сергеевича )))
И не принадлежу к партии его защитников.
Но здесь не бесспорны и ваши доводы с хулиганом-"лимоновцем". Презрение к общественному порядку
= ПОРОК, который следует наказывать!
И учить уважать старших!
"Манифест..." - смешно))) до слез!, кто в это поверил?
Очередной рекламный трюк Н.С., промоушен, самопиар стареющего льва.
Кстати, о дворянстве. В современном понимании это такая разновидность "элиты", которая умела быть покладистой при любом государе (как себя опричники изводили, уму непостижимо!..) и сегодня готова принять "любую платформу, если нагрузить ее колбасой". Н.С.Михалков, как представитель этой самой родовой знати преуспел вполне.
И здесь порой не знаешь, смеяться или плакать.
Часть шоу, полит.попса.
Никита Михалков - прыщ на теле России.
«О Манифесте просвещенного консерватизма г-на Михалкова», Андрей Зубов, «Живой Журнал»
03.11.10
Манифест просвещенного консерватизма г-на Михалкова оставляет странное впечатление. Это огромный текст, со множеством цитат из произведений выдающихся мыслителей дореволюционной России и русской эмиграции – от Пушкина до Ивана Ильина. В цитатах – глубокие, серьезные мысли. Но обрамлены эти цитаты текстом совершенно иного свойства – легковесным набором звонких, большей частью бессодержательных фраз или деклараций, с которыми порой никто и не собирается спорить, вроде – мы хотим, чтобы чиновники не воровали, а качество образования повышалось. И всё это безвкусно набито восклицательными знаками и словами с прописной буквы, а то и из одних прописных букв. Серьезные люди, обращаясь к серьезным людям, так не пишут. Писать в такой манере – значит держать свой адресат за дурака.
Но пренебрежем стилем манифеста. Попробуем выделить в нем главные идеи. Во-первых, само понятие просвещенного консерватизма. Консерватизм XIX века проистекал из того, что было что консервировать. Была Российская империя — кому-то она нравилась, кому-то не нравилась. Но даже те, кому она нравилась, понимали, что в таком виде, в котором она была при императоре Николае Павловиче, она существовать после проигранной Крымской войны более не может. Они понимали, что надо проводить реформы, но пытались проводить реформы так, чтобы реформы систему не уничтожили, а укрепили. Отсюда вся деятельность Александра II — классического просвещенного консерватора, который очень много изменил и переделал, но сохранил и императорскую власть, и даже абсолютистскую власть, хотя готов был и от этого отказаться. Сохранил Российскую империю, ее границы, даже их расширил. Вот это типичный пример тогдашнего просвещенного консерватора. И, собственно говоря, фразеология просвещенного консерватизма — это фразеология эпохи Александра II.
Но что консервировать в нынешней нашей стране? Старая Россия разрушена в 1917 году. Единственное, что в какой-то степени сохраняется — это советскость: стоят Ленины, мавзолеи, советской остается 90 процентов топонимики, советские декреты в 1917-18 годах передали всю собственность граждан старой России большевицкому государству, эту собственность теперь делят между собой новые владельцы. То есть, если какой-то консерватизм в нынешней РФ и актуален, так это советский консерватизм. Но в манифесте Михалкова как раз о советском сказано всего один раз, когда речь идет о четырех составляющих в «нашем» консерватизме: церковный, монархический, советский и либеральный — больше нигде ни разу. Главное — консервация советского - застенчиво скрывается. Что еще консервировать сейчас, если от ельцинского режима он открещивается? Ведь консервировать можно только наличествующее: персики, съеденные год назад, в банку не закатаешь.
Суть этого своеобразного документа, на самом деле, в двух вещах, и одна из них проговорена, а другая скрыта. Проговоренная идея — отменить, даже формально, путем изменения Конституции, контроль общества над властью, то есть систему парламентских и президентских выборов — или, по крайней мере, президентских выборов. Вывести лидера нации, про которого там прямо говорится, что это президент страны, из-под контроля общества — политического контроля, оставив только моральный контроль, и фактически сделать его классическим диктатором: не только по сути, но и по форме. Это сказано, и эта идея делает совершенно очевидным, чей заказ выполняет данный текст. Потому что не так много людей у нас в стране, претендующих на роль диктатора.
А вот скрытая часть заключается в том, что фактически предлагается строить новую диктатуру на базе старого советского государства. Не ленинского типа — от Ленина он открещивается, а именно сталинского, сталинско-брежневского. Это прямо не звучит, но молчание очень характерно. В начале манифеста, в историческом обзоре говорится, что просвещенными консерваторами были все пять русских царей XIX— начала XX века, что, разумеется, неправильно. Александр I был скорее либералом, а Николай I и Александр III были ретроградами. Говорится о Столыпине, говорится о Сперанском, хотя и это совершенно разные фигуры в отношении к консерватизму. Говорится о реформаторах эпохи Александра II, о Союзе 17 Октября, то есть о партии октябристов в III Государственной думе — и все. Дальше полная тишина. О советском периоде, о самом главном — ведь от старого вообще ничего почти не осталось — не говорится ничего. Отрицал ли большевицкий строй старый порядок? Конечно, он его отрицал полностью. Был ли большевицкий режим консервативный или революционный? Разумеется, он был революционный. Соблюдались ли при этом порядке те главные ценности, которые провозглашают михалковские консерваторы? Я напомню эти четыре ценности: любовь к Богу и к ближнему, память о предках и забота о потомках, бережная забота об окружающем мире и сохранение и развитие культуры, науки и образования. Понятно, что все четыре михалковских принципа тотально отвергались советским государством. Все это уничтожалось — от природы и культуры до человека и веры в Бога. Но об этом вообще ничего не говорится и никак не осуждается. Фигура умолчания говорит только об одном: что Михалков в соответствии со своими представлениями, деятельностью своего отца, гимн которого менялся три раза ради того, чтобы подстроиться под любую власть, — фактически пытается предложить новую диктатуру на основе советского порядка, который надо законсервировать. Естественно, меняя что-то — отсюда консерватизм «динамичный», «меняющийся». В манифесте обязанностями государства объявляются и защита частной собственности, и частных финансов – защита, а не обобществление, как в советские десятилетия.
«Мировоззрение российского народа сохранено и представлено элитой» - провозглашает манифест. Какой элитой? Понятно, что речь может идти только о советской «элите», другая, досоветская элита был стерта ею в лагерную пыль или отправлена подыхать в «Фонтанный дом». Но как советская элита сохраняла «мировоззрение российского народа»? – Об этом лучше всего спросить товарищей Бухарина, Жданова, академика Покровского, писателя Бабаевского, поэта Демьяна Бедного. С этой элитой объединяют себя и авторы манифеста.
Манифест желает законсервировать то, что выстояло после 1917 года и дошло до наших дней: многонациональная империя, независимое от граждан государство, пренебрежение политической волей людей, и, пожалуй, самое главное, совершенно большевицкая самозваная претензия на лидерство – «Идеологи российского консерватизма… могут и должны выступить сегодня в роли общественных и политических лидеров нашей страны, а просвещенно-консервативное движение должно стать кузницей кадров для руководителей Нации и Государства», «россияне ждут от нас именно таких перемен». Воистину, консерватизм г-на Михалкова это, как и сам он говорит – «консерватизм без предрассудков».
Манифест начинается с утверждения, что все — и черные и белые страницы истории — наши, «мы не хотим делить их на свои и чужие». Довольно банальное утверждение: безусловно, то, что нами прожито, и хорошее и плохое, и правильное, и неправильное, к сожалению, остается с нами. Вопрос только в том, как мы оцениваем те или иные моменты нашего прошлого. Если исходить из контекста манифеста — мы безоценочно принимаем всю нашу историю только потому, что она - наша. Мы принимаем советское так же, как и дореволюционное. Крепостное право — так же, как столыпинские крестьянские реформы. Коллективизацию — так же, как возвращение крестьянам паспортов при Хрущеве и Брежневе. Мы принимаем всё. И очень характерная неожиданная оговорка, что при всем уважении к русскому народу мы — на стороне Суворова, подавившего восстание Пугачева, а не на стороне Пугачева, начавшего это восстание. И опять же ни слова о том, что это восстание — результат невероятного закабаления, порабощения крестьян Петром Первым и Екатериной Второй. То есть — принятие всей истории, но через призму абсолютной власти, которая всегда права. Власть всегда права — это главное. Нигде в манифесте не сказано, что верховная власть совершала роковые, губительные ошибки. В одном месте манифест вдруг, довольно неожиданно, пускается в богословский дискурс – «наш принцип – признание греховности человеческой природы». Тезис, в христианской теологии не бесспорный, по крайней мере если речь идет о Церкви, но если уж человеческая природа греховна, то можно ли доверять и доверяться государственной власти – ведь это же власть человеческая, греховная, падшая. Или президентская инаугурация освобождает от проклятья греха подобно купели крещения?
Манифест предлагает законсервировать статус-кво с помощью политической диктатуры — вот смысл этого документа. «Революции окончились — забудьте», такой лозунг провозглашается впрямую. Что предлагает забыть г-н Михалков? Он предлагает забыть цену революции 1917-22 годов, несправедливость той системы, которая возникла в результате революции, и потом реформы уже 1990-х? Все это забыть и законсервировать нынешний статус-кво на три четверти советский, на одну четверть либеральный, удобный лично для него, то есть — деньги, богатство, какую-то даже власть в его кинематографическом союзе, которых он всеми правдами и неправдами добился — вот это он предлагает законсервировать, а все остальное забыть? Это как раз самый ретроградный консерватизм, консерватизм для самого себя.
«Человек с устойчивой психикой и здравым рассудком, как правило, консервативен, — говорится в манифесте. — Он хочет жить и умирать так, как жили и умирали его отцы и деды». Но я, например, не хочу жить и умирать так, как умирали отцы и деды. Мои отцы и деды умирали в концлагерях, на Бутовском полигоне, они были ограблены советской властью до нитки, у моих отцов и дедов крестьян отобрали землю, их самих отправили в Сибирь умирать под Красноярском. Моих культурных предков из высших сословий или расстреляли в 18-м году, или выгнали за пределы страны, и они должны были влачить судьбу жалких изгнанников где-нибудь во Франции или Югославии. Почему
я должен все это принимать? Я не хочу такого консерватизма, я не хочу, чтобы со мной, и с моими детьми было то, что было с моими отцами и дедами. Я хочу, чтобы этот советский период бесчинства закончился. Более того, если говорить не об отцах и дедах, а о прапрадедах, я не хочу, чтобы я или мои дети были крепостными крестьянами, как был мой прапрапрадед. Не хочу, чтобы они были рекрутами в николаевской армии, служили по 25 лет. Я не хочу этого. Поэтому тезис, что мы хотим жить и умирать, как наши отцы и деды — это ложь. Мы не Англия, мы живем в послесоветском государстве, где такой призыв нравственно порочен — при всех застенках НКВД, при всех революциях, красном терроре, коллективизации, голодоморах, и всем прочем. Быть может г-н Михалков и хочет повторить жизненный путь своего отца, но я своим детям желаю пути иного, на котором не надо дрожать ежечасно за свою жизнь, можно быть свободным в выборе политических воззрений, в исканиях совести, быть уверенным, что честно нажитое мной и полученное от предков не расхапают новые экспроприаторы, объявив меня, используя терминологию манифеста, «политическим преступником».
Есть еще один очень важный момент, который, может быть, непрофессионалу не бросится в глаза, но он присутствует постоянно. Это противопоставление общества и государства. Много раз в тексте государство и общество выставляются как равнозначные субъекты. В манифесте, например, провозглашается: «государство и гражданское общество должны прийти к согласию», «мы за сильное государство, осуществляющее реформы во благо своего народа». Но почему «во благо народа», а не «по воле народа»? Разве народ сам не волен определять, что для него хорошо и что плохо, разве народ несмышленыш, которому нужен дядька? Авторы манифеста, кажется, забывают, что государство служит инструментом для организации жизни общества, что государство вторично относительно общества, что оно не равновелико обществу и вне общества просто не существует. Общество существовало сотни тысяч лет. Государство, любой историк знает, возникает в конце 4-го тысячелетия до Рождества Христова в Месопотамии, в Египте. И создано оно было именно для решения задач, которые ставило тогда перед собой общество. Говорить о том, что государство есть некая сама по себе сила — безграмотно. Это - подсистема управления, создающаяся обществом для организации более эффективного управления своей жизнью. Другое дело, что эта подсистема иногда выходит из-под общественного контроля и начинает использовать общество в своих интересах, но это всегда плохо кончается – русская история тому свидетель. Как раз, что бы государство не подмяло под себя общество и должны сохраняться эффективные механизмы политического контроля государственной власти со стороны общества. Но такие механизмы в манифесте прописать забыли, о них ни полслова.
Авторы манифеста буквально молятся на государство, объявляют себя государственниками – «мы – последовательные государственники». Государственники — это те, кто считает, что государство первично, народ — вторичен. Эта традиция идет от Аристотеля, от идей греческого полиса. Основной посыл этой большой декларации именно в том, что государство — высшая ценность, и общество должно служить и подчиняться ему в лице «персональной власти» национального лидера. Политической добродетелью провозглашается «Лояльность власти, умение достойно подчиняться авторитетной силе». А если «сила» потеряла авторитет, как ее заменить иной «силой» - об этом манифест молчит, как в рот воды набрал.
В манифесте провозглашается навязчивая идея имперского величия России — вместо действительно важной задачи, которая в послесоветское время не решена — возродить человека, разрушенного в советское время полностью. Вместо этого идет опасная игра — попытка разбудить нехорошие инстинкты, которые кроются в большинстве людей, инстинкты шовинизма, слепого доверия к вождю. Россия объявляется не больше, не меньше как «геополитическим и сакральным центром мира». Геополитика в духе Ратцеля давно стала темой истории науки, наукой после 1945 г. ее никто из серьезных ученых не считает. Но в манифесте иное. Не только геополитика, но и «геоэкономика» и «геокультура» объявляются положительными ценностями и политическими целями «просвещенных консерваторов», орудиями в деле возрождения империи.
Имперское подменяет гражданина — манифест прямо это пишет — подданным. «Гражданин ты — для общества, а для государства — подданный». Подданный это тот, кто платит дань, налоги. Плати налоги и повинуйся, и больше от тебя ничего не требуется. Как формируется власть, кто находится во главе государства, кто входит в Думу — тебя не касается, без тебя разберутся. «Мы против абсолютизации личной свободы и социальной справедливости» - сильные, свежие слова манифеста, как и их продолжение – «мы за государственное регулирование общественной деятельности». То есть наши просвещенные консерваторы абсолютизируют не свободу человека, а власть государства и так «служат Богу и Отечеству».
Манифест и начинается со слов, что люди устали внимать призывам к индивидуальной свободе и верить сказкам о чудесах рыночной экономики. Я не знаю, устали ли люди слышать о личной свободе, тем более — устали ли люди обладать личной свободой. По-моему, их никто в России долго не изнурял таким бременем. А что, касается «сказок» о рыночной экономике, то достаточно сравнить Северную и Южную Корею, ГДР и ФРГ, чтобы понять, что лучше — рыночная экономика, или та экономика, которую предлагает г-н Михалков – без «чудес», но с гарантированными доходами для своих.
Многостраничный манифест «просвещенных консерваторов» на проверку оказывается банальной заявкой на узаконивание авторитарного режима в интересах советской элиты, которая вот уже двадцать лет пытается изобрести для оправдания своего властвования какую-нибудь новую идеологию взамен стухнувшей коммунистической. Теперь они – то либералы, то консерваторы, то государственники, да только, как в старом анекдоте, из вынесенных с завода деталей швейной машинки всё пулемёт получается.
А у вас таких прыщей часом нет?,
иль другое что беспокоит?
А то я могу...
Да ничего Вы не можете, хвастун.
Херовый Вы хирург.
Опять зачесалось?, нарывает?, пора вскрывать.
Или Вы сторонник народных методов?
Подорожник приложите... себе на голову)).
"Юпитер, ты сердишься? - значит ты не прав!"
После вопросительного знака запятую ставить где учили?
"Простодушный" Н.С. под свой "Мани Фест..." провел замечательную коммерческую операцию!
Отныне все покупатели цифровых носителей (флеш, диски и пр.) будут платить в контролируемый им фонд =1% стоимости изделия.
Вот и весь Фест о Мани. Без консерватизма обошлось.
Посмотрим куда будут уходить эти средства. Хотелось бы чтобы на отечественное кинопроизводство. - Но нельзя же оставаться таким наивным!
И все же, а вдруг?..