В Украине погибло как минимум 84 чуваша. Это данные Telegram-канала «Сердитая Чувашия», который администрирует экс-глава республиканского штаба Навального* Семен Кочкин. Вместе с единомышленниками он рассказывает об антивоенных инициативах в республике, пишет о нарушениях при мобилизации и распространяет проекты на чувашском языке. На канал подписалось уже более 7,2 тыс. человек. Как военные действия в Украине повлияли на республику, что может вызвать массовый протест чувашей и почему Кочкин продолжает работать на Чувашию, находясь в эмиграции, — в интервью «7x7».
«Человека убили, а об этом никто не знает»
— Чувашия — один из немногих регионов, где есть списки погибших во время военных действий в Украине. Почему ты решил вести такой список?
— Я понимал, что в республике этого никто не будет делать. Во время митингов [в поддержку Навального] мы вели списки задержанных, чтобы родственники знали, в какой отдел отвезли их близкого, помогли ему, передачку принесли. А тут страшнее. Человека убили, а об этом никто не знает.
Первые пять-шесть имен власти еще публиковали, а потом все — как будто этих людей нет и не было никогда. Мне кажется, это аморально, и сейчас мы выполняем функцию властей, публикуя такие списки.
— В разных Telegram-каналах я встречала посты, где погибших россиян называют «пушечным мясом», «фашистами» и нелестно отзываются об их семьях. У тебя же совсем другая риторика — больше сочувствующая.
— Я считаю, что важно рассказать, что происходит, не только тем, кто и так все понимает, но и тем, кто зомбирован и обманут. Многие сейчас в смятении, телевизор капает им на уши, их родственников забирают на фронт, их знакомые умирают. Я хочу показать, что я понимаю: все они — мы — люди. Кто-то ушел воевать, не понимая, на что соглашается. Кто-то был обманут пропагандой.
У меня не возникает ха-ха-реакции на смерть человека. Я тоже им сочувствую. Меня даже критикуют за это в Twitter: «они же оккупанты». Да, но мы не знаем, как они умерли.
У моей родственницы из Чувашии есть подруга, сын которой умер во время военных действий. Он давно подписал контракт [до вторжения] и просто охранял склад. Я точно не знаю, где это было, вроде в Херсоне или Крыму. Вот что он сделал? Конечно, он мог разорвать контракт и не пойти воевать. Но у таких людей нет мыслей, что они завтра умрут. Меньшинство думают, что если отправятся туда [в Украину], станут штурмовиками в первой линии. Они думают, что отсидятся.
— И получат за это деньги.
— Слушай, кто первые погибли, — что им там платили?
— Но сейчас же платят.
— Я ни в коем случае не оправдываю российскую армию. Да, есть головорезы, прошедшие кучу военных кампаний. Их не жалко. Но не все солдаты такие.
Я не ищу оправдания военным преступлениям, но и измываться над погибшими не хочу. Особенно, если они не совершали этих преступлений.
— Тебе известно, были ли чуваши в Буче, Ирпене, Изюме и т.д.?
— Насколько нам известно, в истории из Бучи никого из Чувашии не было.
— Сталкивались ли вы с негативным отношением к вам из-за ведения списка погибших?
— Да. Когда мы только начали вести список погибших, были люди, которые восприняли его агрессивно. Особенно после отхода российских войск из Киевской области. Конечно, эмоционально я людей понимаю: я тоже очень сильно злился и переживал. Прошло какое-то время, и к нашей инициативе стали проявлять внимание люди, работающие в околовоенных и бюджетных организациях. Они нам начали присылать информацию о погибших чуть ли не каждый день.
— Как часто приходят такие сообщения?
— Сейчас меньше. За два месяца до наступления ВСУ [на Харьковском направлении] в неделю было по 1-2 погибших. Я сидел и думал: бедные наши читатели — они каждый день смотрят на мертвых солдат. Но сейчас опять начнется.
— Из-за мобилизации?
— Конечно. Люди уже начали умирать, еще не доехав до фронта. Сердечный приступ, цирроз печени — это вообще как? Должна же быть какая-то медкомиссия!
В Чувашии есть доброволец, общественник Юрий Шакеев. Он пошел на фронт наводчиком танкового взвода. Юрий сам не молодой [ему 54 года], но его танк еще старше. Как они будут бороться против новейшего вооружения, которые есть у Украины? Он записывает в свой Telegram-чат видео и каждый раз рассказывает об очередных погибших. Если он выживет, он всю службу будет хоронить своих сослуживцев. По нему видно, что он шокирован.
— Я заметила, что вы много пишете в Telegram-канале о принуждениях бюджетников скидываться на помощь мобилизованным. А вот историй мужчин, которые борются за свои права, нет. Таких людей нет? В чем причина?
— Возможно, это чувашская манера поведения: не выносим сор из избы. Те, кто убегает от мобилизации, говорит, что им как будто стыдно и неудобно. А кого потащили — пытаются решить проблему на низовом уровне. Напишу туда, договоримся, порешаем. Такие в паблик не идут. Они не хотят протестовать, скорее откосить. Наверное, так не только в Чувашии, но и по всей России.
«В Чувашии никогда не было риторики “мы им покажем, какая Россия сильная!”»
— После обстрела украинских городов ракетами 12 октября в городе Остёр Черниговской области Украины снесли памятник чувашскому поэтому Михаилу (Мишши) Сеспелю. Ты написал в Telegram, что понимаешь этот поступок. Но неужели это тебя не задело?
— Конечно, я разозлился и возмутился. Мы обсудили с коллегами [по Telegram-каналу] и решили перед написанием поста подождать день, чтобы выдохнуть. В посте мы не подыгрывали Украине. Я не считаю, что Украина — лучшее в мире государство, а Зеленский — идеальный президент. Но военные действия начала Россия, и поддерживать я это не хочу, как и не принимаю смерти украинцев и наших сограждан. Это ужасно. Но не замечать [сноса памятника] было бы неправильно.
Мишши Сеспель погиб, потому что раздал несколько мешков хлеба беженцам из Херсонской области во время голода [в 20-х годах прошлого века]. Он понимал, что за это его расстреляют, и повесился сам. Вот такая трагическая судьба у чувашского поэта, которого люди в Украине восприняли как врага.
Памятник Сеспелю открыла чувашская диаспора в Украине в 2013 году. Она проводила мероприятия, и никто никогда им не мешал. Памятник снесли после взрыва на Крымском мосту и когда Украину забросали ракетами. Памятник Мишши Сеспелю здесь абсолютно не при чем. Но в этом виноваты не украинцы, а Владимир Путин.
— Ты знаешь, что сейчас с чувашской диаспорой в Украине?
— Мы хотели с ними поговорить, как только началась война. А сейчас мне даже неудобно им звонить. Наверное, этот барьер очень сложно преодолеть. Я боюсь попасть под дополнительное осуждение. Тут еще звонить людям, которые под обстрелами, — это тяжело.
— В посте о сносе памятника Сеспелю ты написал, что украинцы видят, как по их земле ездят БТР и танки с надписью «Чувашия», и понимаешь их чувства. Я из Белгорода, и когда вижу, как на боеприпасах пишут «За Белгород», чувствую сильную злость, граничащую с ненавистью.
— Я очень рад, что на ракетах не пишут «За Чувашию», — это пиздец. Когда я увидел, как на Мариуполь скидывали бомбу, на которой было написано «За детей»… Ну, это же вообще ни в какие ворота!
— А БТР с надписью «Чувашия» — не пиздец?
— Знаешь, я испытываю кринж, когда такое вижу. Вот ты решил на супертанке «Армата» написать «За Чувашию» — окей. А тут ты пишешь на ржавом транспортере или другой рухляди «Яльчики» [район в республике, который в 2010 году на 97% состоял из чувашей] — ё-маё, да жители Яльчиков умрут от стыда, когда такое увидят. Это какое-то ребячество. Ты не чувствуешь, что люди уверены в своих силах.
— Думаешь, все жители Яльчиков умрут со стыда? Может, наоборот — поддержат.
— Это интересный момент, потому что мы не можем провести соцопрос и точно определить, как люди к этому относятся. Например, я захожу в местные паблики, а там постят солдат на фоне БТР, на котором написаны названия чувашских населенных пунктов. Там много лайков и слов поддержки. А за комментарий «что за говно» — тебя блокируют.
В итоге мы видим больше положительных реакций, потому что люди, которые против, либо боятся, либо не могут написать комментарии.
— Поэтому в Республике Чувашия нет активных протестов против той же мобилизации, например? Наподобие того, что мы видели в Дагестане и Якутии.
— Мне кажется, что жители Дагестана вышли против мобилизации, потому что там достаточно много потерь (по данным русской службы «Би-би-си», Дагестан лидирует по числу потерь в Украине — во время военных действий погибло больше 300 жителей республики). Люди понимают, что теперь будет хуже.
Я думаю, что, пока нет большого количество погибших мобилизованных, открытых протестов в России и в частности в Чувашии не будет. До мобилизации погибали добровольцы, которые шли на войну за деньги, и профессиональные военные. Большинство людей оправдывали это тем, что погибшие знали, куда идут, и понимали, что это их работа.
В Чувашии количество погибших значительно меньше, чем в соседних регионах («Сердитая Чувашия» установила только 84 погибших из республики). Людям готовы были платить по 300 тыс. руб. за участие в войне, и все равно они не шли. Все потому, что в Чувашии никогда не было риторики «мы им покажем, какая Россия сильная!». Здесь работает тезис «вот мой дом, я хочу сделать его красивым». Я думаю, это часть чувашского менталитета, если он, конечно, есть.
«Я хочу, чтобы чувашский язык жил»
— С начала военных действий в Telegram-канале появились антивоенные стикеры с лисой на чувашском языке. Почему вы решили таким образом популяризировать язык?
— Я хочу, чтобы на чувашском языке говорили. Я хочу, чтобы чувашский язык жил. Сейчас людям в России очень сложно себя проявить: высказать свою антивоенную позицию и несогласие с действиями Путина. Вариантов очень мало. За «Нет [Роскомнадзор]» на тебя составят протокол. Антивоенные стикеры на чувашском — это вариант.
— Как общество отреагировало?
— О, у нас была история. Появились наши антивоенные стикеры, мы начали в Telegram писать фразы на чувашском языке, пытались как-то популяризировать его. [Параллельно с этим] у нас в городе поставили букву Z прямо напротив чувашского конгресса рядом с рунами. Я считаю, что это максимальное невежество.
Сначала ее [букву Z] кто-то ломал и пинал. А в июле наш активист скидывает фотографию, где Z перечеркнута и на ней наклеен листок с надписью «Килӗшӳ значит МИР» (в стикерпаке «Сердитой Чувашии» есть стикер с такой фразой, Килӗшӳ является чувашской руной). Позже с нами списался человек, который провел эту акцию. Он представился чувашским шаманом. Сказал: «меня не найдут, потому что я использовал чувашскую магию». Кстати, реально до сих пор не нашли.
— А насколько распространен чувашский язык в республике? Например, в Коми один из жителей, задержанный на митинге в поддержку Навального, попросил полицейских заполнить протокол на коми-языке и получил отказ. В суде ему пришлось выступать с переводчиком, потому что судья не понимал язык.
— Если бы у нас человек попросил полицейских заполнить протокол на чувашском, ему бы заполнили протокол на чувашском. Просто все менты его знают. Очень много ребят, работающих в полиции, из деревень. А в деревенской местности чувашский лучше знают. Вообще, у нас много людей, кто считает себя чувашем и говорит на чувашском.
— Тогда почему необходимо его популяризировать, если многие и так знают чувашский?
— Нет контента на чувашском языке. У меня в школе никто не любил уроки чувашского. К этому относились как к обязаловке и прихоти. И власть как будто специально делает вид, что проблемы нет. Типа чувашский язык — такой прикол: мы просто раз в год надеваем национальный костюм и танцуем, потому что мы Чувашская Республика.
Люди, которые ощущают себя чувашами, не сильно отличаются от русского, как и мариец, и удмурт. Но ты все равно чувствуешь себя неловко, когда говорят про разрез глаз или твое чувашское произношение — ударение на последний слог. Это обидно.
— То есть власти ничего не делают для популяризации языка?
— [Глава региона] Олег Николаев предложил закон, по которому национальные языки можно изучать добровольно. Вместо того, чтобы сделать программу изучения национальных языков более интересной и практичной, он предложил фактически отказаться от их изучения. Понятно, что в республиках есть люди, которые не хотят учить национальные языки. Действительно, какое право имеем заставлять кого-то что-то учить? Но тот вариант, который предложил Николаев, совсем никуда не годится.
— Считаешь ли ты, что в России подавляются национальные интересы и возможность поиска своей национальной идентичности?
— Я думаю, выступление представителей нацменьшинств в России маргинализируются, как и любой другой политический протест. У них [властей] национальные вопросы в том же разделе [что и оппозиционные движения]. Национальной политикой в республиках заниматься нельзя. Но опять же, языком пока еще можно. Тут очень тонкая грань.
— На твой взгляд, в чем заключается национальный вопрос России?
— Правил управления Россией нет. Они в любой момент меняются. Абсолютно понятно, что люди в России не влияют на власть, нет коммуникации между нами и вот этими небожителями. Когда отсутствует эта коммуникация, они не понимают, что мы хотим. И в итоге устраивают херню типа спецоперации.
Откуда берутся сепаратистские настроения? Наверное, они берутся из-за того, что людей, живущих в национальных республиках, не слышат и не понимают. У них забирают деньги, а теперь еще и жизни. Вот отсюда и появляются мысли: «А как бы мы жили отдельно от всего этого? Может, этих проблем бы не было? Чем мы отличаемся от Грузии, Эстонии, Литвы и Латвии?»
Мне кажется, в этом и заключается национальный вопрос России — нас не слышат, не видят, не хотят. Нас постоянно обманывают. Что с этим делать, пока не ясно.
— Если представить, что в России все меняется, что должно быть, на твой взгляд, с Чувашией?
— Я уверен, что для многих людей в республике не стоит вопроса выхода из состава России. Для большинства это будет трагедией. Но Чувашия должна быть супер независима от Москвы и федерального центра.
Во многих регионах вредные вещи, вроде политических репрессий, уничтожения оппонентов, закрытия СМИ, делают сами губернаторы и силовики. Например, Кемерово, где был [Аман] Тулеев, который создавал проблемы. У нас в 95% плохого приходит из Москвы. Если бы не Москва и Путин с его приколами, то у нас бы был четвертый губернатор, интересный Госсовет и работающие демократические институты.
«Чуваки, я готов»
— Леонид Волков заявил о возрождении штабов Навального*. Ты посвятил этому лишь один пост.
— Меня никто не звал, никто не писал и консультаций не проводил. В то же время я сам не писал Волкову и [Ивану] Жданову по этому поводу. Я так понимаю, что это другая история, в которой мы, люди из штабов*, не очень нужны. Что это будет — я не очень понимаю. Но если это как-то поможет остановить происходящее — отлично. Я написал заявку, но пока мне никто не ответил.
— Ты как будто расстроен, что тебя не позвали.
— Если бы ФБК* и штабы* перестали быть экстремистскими, Навальный объявил бы о возрождении сетки и не позвал бы меня в команду, вот тут я бы расстроился. А здесь совсем другая организация. Думаю, они [представители команды Навального] не должны у меня спрашивать разрешения.
— Зачем ты тогда подал заявку на организацию штаба в Чебоксарах?
— Чуваки, если я нужен — я готов.
— Ты сейчас в Грузии. Почему ты продолжаешь работать на республику, вести проекты на чувашском?
— Я не планировал уезжать надолго. Я ехал в отпуск отдыхать минимум на две недели, максимум — месяца на три. Мы приезжаем [в Грузию] — арестовывают Лилию Чанышеву (экс-координатор штаба Навального* в Уфе, обвиняемая в создании и деятельности экстремистского сообщества). Лилия очень сильный региональный политик. Но когда штабы* закрылись, она не делала видео, не вела политическую работу. А мы ведь вели общественную кампанию против «Единой России» на выборах в Госсовет республики в 2021 году. У нас единороссы потеряли пару округов. Если бы я остался, я бы уже сидел.
— Но что заставляет тебя продолжать?
— Я собрал команду, предложил делать политический паблик, не сильно радикальный. Проходит неделя, и начинается война. Мы понимаем, что кроме нас, об этом бы никто не писал.
Оставшиеся [в России] люди хотят видеть какую-то надежду, верить в завтрашний день и понимать, что есть те, кто думает так же, как и они. Если мы будем оказывать влияние на власть, менять жизнь к лучшему, эти люди будут чувствовать себя гораздо лучше.
— Уже составил план на возвращение в Россию?
— Мы берем чартерный самолет Тбилиси-Чебоксары, собираем всех чувашей, которые тут живут. Если не наберется, еще татар и марийцев возьмем. Прилетаем, делаем выборы и все меняем. Конечно, это шутки. Я не очень представляю себе ситуацию: «раз, два, три, и мы в прекрасной Чувашии будущего». Но я хочу, чтобы мы все были сильны и здоровы. Нам это нужно, чтобы быстрее приблизиться к прекрасному будущему.
А вообще, хочешь рассмешить Путина? Расскажи ему о своих планах!