В 1990-е годы женщины обращались в кризисный центр чаще всего уже с травмами и синяками, полученными от партнеров. Сегодня они стараются получить помощь уже при первых сомнениях, когда в отношениях “что-то не так”. Институт недискриминационных гендерных отношений (ИНГО) «Кризисный центр для женщин» в Петербурге — одна из старейших организаций в России, которая уже около 30 лет не только помогает пострадавшим от насилия, но и обучает консультантов. Руководитель центра Елена Болюбах рассказала, как можно помогать пережившим насилие с помощью современных технологий и какие стереотипы еще нужно преодолеть, чтобы проблема абьюза стала в обществе “видимой”.
Руководитель петербургского кризисного центра для женщин Елена Болюбах
Современные технологии
— К нам обращаются женщины, которые пострадали от того или иного вида насилия: сексуализированного, партнерского. К нам обратиться никогда не рано. Наши специалисты готовы помогать, когда только начинает казаться, что в отношениях что-то не так. Горячей линией пользуются в основном жительницы Петербурга и Ленинградской области, но благодаря тому, что многие наши сервисы диджитализированы [стали доступны широкому кругу пользователей благодаря цифровым технологиям], мы работаем на все регионы.
Пандемия проявила намечавшуюся тенденцию к диджитализации: она была очевидна уже давно. Мы первыми из кризисных центров создали онлайн-приемную, понимая, что женщинам может быть страшно или не безопасно звонить по телефону.
В 2020 году центр принял больше заявок онлайн, чем по телефону. Уже 10 лет назад мы консультировали в ICQ, потом по скайпу. Сейчас мы активно развиваем онлайн-сервисы, чтобы снизить порог доступа для клиенток — консультации доступны через соцсети, по электронной почте, через сайт. В прошлом году у нас появился проект «Юридическая суббота»: клиентки, обращаясь к нам в субботу, могут получить консультацию юриста.
С 1992 года в центре работает телефон доверия. Этот сервис не изменялся принципиально, в нем все еще есть потребность, мы только увеличиваем часы работы. Сохранились очные консультации психологов, юристов, сопровождение клиенток в суд.
Мы пытались разрушить стереотип о том, что женщине обязательно нужно обратиться к платному юристу или нанять адвоката, чтобы заявить о насилии.
Очень часто в регионе нет возможности получить такую помощь бесплатно. Мы знаем про вопиющие случаи, когда женщине после изнасилования нужно было взять кредит, чтобы оплатить адвоката. Кредит на защиту своей чести и достоинства — это жуткая вещь.
Мы подумали: если будут хотя бы алгоритмы и шаблоны, это будет подспорьем в той ситуации, когда у человека уже нет ресурсов, у него уже все забрали. Так родилась «П.О.Л.И.Н.А» — сервис автоматизированной междисциплинарной помощи.
После насилия женщина крайне беспомощна, в том числе в правовом поле, она не ориентируется в том, что она должна сделать. Мы прописали алгоритмы — шаги, что нужно сделать в первую, вторую и третью очередь, собрали шаблоны заявлений, которые она может заполнить и отправить нашему адвокату.
Растерянная женщина может совершенно не понимать, куда идти. Что она будет делать в полиции? «Здравствуйте, меня изнасиловали, дайте мне лист А4, я буду что-то писать»? Это очень неудобно и некомфортно.
Мы видели, как часто дела разваливаются еще на досудебном этапе, потому что изначально было некорректно составлено заявление или пострадавшая не владеет информацией о том, как все должно происходить. Поэтому в той же ситуации изнасилования заявление лучше спокойно написать дома заранее, при необходимости получив консультацию.
«П.О.Л.И.Н.У» придумывали я, проектная менеджерка Аня Решетникова и адвокат Галина Ибрянова. В 2016 году мы пришли с ее идеей на хакатон «Теплицы социальных технологий» и выиграли его. Дальше с программисткой Оксаной Климовой мы разрабатывали первые модули. С самого начала сервис получил серьезный охват, 10 тысяч уникальных пользователей в первый месяц. Постепенно мы добавляли дополнительные блоки, документы, делали более подробные инструкции, например, как описать побои, как выглядит протокол судебно-медицинской экспертизы. Прошлой осенью мы добавили большой и особенно актуальный в эпоху тотальной диджитализации блок по шантажу интимным контентом. В 2020 году был бум по обращениям, связанным с порноместью, и он продолжается.
«П.О.Л.И.Н.А» всегда открыта у наших психологов во время работы, они проходят алгоритм вместе с клиенткой, это гораздо проще, чем каждый раз генерировать что-то самостоятельно.
Еще мы сейчас готовим к выпуску онлайн тест оценки рисков, который позволял бы женщине максимально быстро отследить риск насилия в отношениях, насколько безопасно находиться рядом с человеком. По результатам теста, если есть высокий риск насилия, сервис автоматически будет перенаправлять респондентку на алгоритмы и контакты для получения бесплатной помощи, чтобы она их прочитала и узнала, что делать, если произойдет беда.
Вызовы дня
Кто поможет?
— Кризисных центров в России крайне мало, есть центры, в которых всего один телефон доверия с одним психологом. Есть потрясающие феминистские инициативы, есть гражданские активисты и их помощь, но все они не могут считаться кризисными центрами. Нам часто некуда переадресовать женщин в их городе, не хватает информации о том, какие у них есть специалисты и организации.
Как поможет?
— Многие кризисные центры называют себя так, но предоставляют очень ограниченный «пакет услуг», например, полустационарное размещение: то есть днем женщина может пойти в убежище, а ночью – домой, к абьюзеру.
Люди уже стали осознавать, что насилие — это проблема, но в целом не все очень хорошо понимают, какие услуги можно получить в кризисном центре.
Нужно использовать любую трибуну, снова и снова проговаривая основную информацию, даже если нам самим кажется, что всем все очевидно. Поэтому мы максимально часто публикуем в соцсетях информацию о наших сервисах. В прошлом году мы провели блиц-исследование о целевой аудитории: всего 26% респонденток в ситуации насилия обратятся в кризисный центр, а 50% порекомендуют своим пострадавшим от насилия знакомым туда обратиться. Это очень тревожная цифра.
Общие этические принципы
— Есть прекрасные карты с перечислением организаций социальной и психологической помощи в городах, но мы не знаем, на какие этические принципы опираются специалисты: насколько они разделяют, например, фем-повестку, готовы ли они работать не на примирение партнеров, а на оказание кризисной помощи, как они относятся к уязвимым группам.
Иногда нам приходит негативная обратная связь от клиенток по поводу специалистов, к которым мы их перенаправляем. Проблема в том, что в России нет единого стандарта помощи, а у кризисных центров нет единого этического меморандума. Такой меморандум разработан в нашем центре, и мы хотим, чтобы другие центры тоже придерживались этих принципов. Если у нас будет общий этический и методический каркас, будет меньше историй про некачественную помощь.
Мы хотим создать платформу, на которой можно было бы искать психологов, юристов и социальных работников, работающих с насилием на наших принципах. В рамках этого сообщества можно было бы регулярно встречаться, разбирать трудные случаи, перенаправлять клиентов друг другу, оказывать информационную помощь.
Аутсайдеры
— Если сравнивать помощь женщинам и, например, помощь ВИЧ-положительным людям в России, сервисы для которой появились позже, у нас дела обстоят хуже – и по количеству сервисов, и по количеству охваченных ими людей. Если посмотреть статистику краудфандинга, мы увидим, что всего 3% от общей суммы пожертвований отправляются в организации помощи женщинам. Мы в самом низу рейтинга – наравне с помощью ЛГБТ, ВИЧ+ и бездомным.
Отношение к насилию и стереотипы
— Самый главный стереотип связан с виктимблеймингом: это поиск в поведении женщин тех или иных поведенческих особенностей, которые она совершала, а могла бы не совершать — и тогда насилия не было бы. Фокус общественного внимания всегда прикован к пострадавшей. Насильнику не возвращают вину за совершение действия, зато очень высок уровень самообвинения.
В России женщина долго была хранительницей домашнего очага, на ней лежала вся ответственность за происходящее в семье. Жив стереотип о том, что если в партнерских отношениях что-то не так, значит, это ее недоработка. Пока мы можем создавать только альтернативную дискуссию: ответственность за отношения несут оба, за насилие отвечает совершивший насилие.
С другой стороны, мы сейчас потихоньку учимся не воспринимать женщин, пострадавших от насилия, как каких-то уникальных людей. Выходит из употребления слово «жертва». Понятно, что его трудно заменить, использовать в русском языке слово «сюрвайверка» (от surviver — переживший) не очень корректно, но это действительно дестигматизирует: лучше быть пережившей, чем жертвой.
— Переживший — это история о том, как человек справился с травмой и может идти дальше.
Люди начинают лучше осознавать ситуации абьюза. В прошлом году у нас была мощная кампания по харассменту, и многие задавали вопрос: «Что делать, если я осознал, что в прошлом кого-то харассил?» Это хорошее начало для диалога. Мы давали рекомендации, рассказывали, как отрефлексировать и принять этот опыт. Следующим уровнем может стать запрос: «Что делать, если я совершил или совершаю абьюз?» Замечая в себе абьюзивные черты, человек может обращаться к специалистам и корректировать свое поведение.
В Петербурге с обидчиками уже более 15 лет работает, например, организация «Альтернатива». Но они не могут принудительно заставить человека измениться. К нам в прошлом году обратились 9550 пострадавших женщин, а в «Альтернативу» — порядка ста человек, решивших работать с собой как с авторами насилия. Впрочем, когда они начинали, в год могли обращаться четыре человека, сейчас запросов больше, но все равно мужчин, которые готовы работать над своим поведением, крайне мало.
Около половины женщин идут на примирение — это и российская, и мировая практика. Для отношений характерны разные этапы, и после насилия обидчик часто стремится загладить свою вину: это могут быть извинения, подарки, призывы пойти вместе к психологу. Но в тех отношениях, где есть насилие, парная партнерская терапия не очень работает, нужно работать отдельно с каждым. Наша задача при этом — оставить дверь открытой. Мы специально готовим к этому юристов и психологов, чтобы для них не стало разочарованием то, сколько сил было вложено в работу с женщиной, которая решает вернуться. Нужно принимать и уважать ее решение. Каждой такой женщине мы объясняем, что после примирения опять может случиться фаза напряжения, и что если с ней вновь случится насилие, она может опять обратиться к нам.
Про вредную помощь
— Помогая людям, можно запросто им навредить. Поэтому к нам, например, нельзя прийти работать, просто показав диплом психолога и с желанием помочь. Мы тратим от полугода до года на дополнительную подготовку своих специалистов по направлению кризисного консультирования, после чего они начинают работать в онлайн-приемной или на телефоне доверия. И это не только обучение, но еще и интервизия (совместное обсуждение в группе профессионалов), работа с этическими кейсами. И, как бы это жестко ни звучало, такое обучение должно быть стандартизированным. Мы не имеем права оказывать пострадавшим женщинам некачественную помощь.
Есть еще много людей, которые желают заработать на помощи – инстапсихологи, авторы марафонов и так далее. Я не знаю, что с этим делать, это наша большая боль. Единственное, что мы можем – повышать видимость нашей помощи, формировать культуру кризисных центров, больше об этом говорить. Если видимой становится качественная профессиональная помощь, то проще обратиться к нам, чем писать непрофессионалам. С другой стороны, иметь выбор – тоже важно, возможно, даже обращение к непрофессионалу может стать для человека отправной точкой, толчком к получению более качественной помощи. Мы в кризисном центре предлагаем длительную работу над ситуацией, и она про то, что нужно совершать какие-то действия. Мы не даем волшебных таблеток, и потому понимаем, как велик соблазн обратиться к тем, кто предлагает простые решения.
Потенциалы
— Нам хотелось бы иметь возможность делать больше доступной социальной рекламы помогающих сервисов. Так мы будем привлекать больше пожертвований частных лиц, сможем нанять больше психологов и других сотрудников. У общества появится представление, куда можно обращаться за помощью.
Организации по помощи женщинам тридцать лет назад появились на вдохновении от зарубежного опыта. Группы женщин отправлялись на обучающие стажировки в Европу и Америку, смотрели, как там работают кризисные центры, а затем адаптировали этот опыт для России. То же самое происходит сегодня на наших стажировках, когда мы в Петербурге обучаем специалистов из других городов и регионов. Они могут посмотреть, как работает наш центр, но в Воронеже они будут адаптировать эту практику под свои условия, с поправкой на свои возможности и региональную специфику.
