«Гражданское общество минус феминизм — это не гражданское общество»: директор Ивановского центра гендерных исследований — о современном феминизме и потенциальном статусе иноагента

В 2022 году Ивановский центр гендерных исследований готовится отметить 25-летие. Но юбилей может и не случиться: в марте ивановское управление юстиции по жалобе нескольких человек проверило центр — не занимается ли эта организация политической деятельностью, реализуя проекты при поддержке зарубежных фондов, и, таким образом, не является ли она иностранным агентом. 23 апреля директор центра Ольга Шнырова получила из управления акт о том, что в деятельности центра выявлены признаки организации — иностранного агента. Ольга считает, что это связано с тем, что она сама состоит в партии «Яблоко» и баллотировалась на выборах в городскую думу. Корреспондент «7x7» поговорил с Ольгой Шныровой о рисках, связанных со статусом иноагента, о том, какой феминизм сегодня в России и за рубежом и как найти финансирование для своей работы.

Про иностранного агента

— В апреле 2021 года управление юстиции попыталось связать иностранное финансирование проектов центра и вашу политическую деятельность, чтобы признать организацию иностранным агентом. Что стало причиной проверки?

— Для нас это было достаточно неожиданно, потому что ничего в нашей деятельности не менялось. В 2016 году мы прошли проверку, и актом было установлено: есть иностранные деньги — нет признаков политической деятельности. В 2020 году очередная проверка была приостановлена из-за пандемии и должна была возобновиться только в 2022 году. Неожиданно я получила звонок из управления юстиции о возобновлении проверки. Мне показали ксерокопию письма — обращение граждан, их подписи закрыты, а в письме говорится приблизительно следующее: «Есть такая организация, она получает иностранные деньги, а руководительница организации занимается политической деятельностью, выдвигалась на выборы и является членом партии „Яблоко“». При этом организация не состоит в списке иноагентов, проверьте и разберитесь».

Система работает таким образом: если вы кому-то не понравились, на вас «группа граждан» напишет донос.

Региональное управление министерства юстиции должно среагировать, иначе его будут считать некомпетентным. А поскольку в материалах самой организации ничего серьезного не нашли, проверяющие внимательно изучили мои личные профили в социальных сетях, пытаясь их привязать к политической деятельности, которая сейчас трактуется очень широко, и вынесли решение о том, что у ИЦГИ в целом присутствуют признаки политической деятельности. Российский Минюст, скорее всего, просто акт проверки одобрит, хотя мы подали на него возражения. Дальше мы будем признаны нарушающими законодательство, так как мы не внесли себя в список иноагентов, потому что мы себя таковыми не считаем. Решение будем оспаривать в суде.

— Как будет работать центр, если его все же признают иноагентом?

— Это очень серьезная угроза для нас, потому что наши основные виды деятельности — семинары, тренинги, летние школы, вебинары. Если будет принято постановление правительства, которое расшифровывает закон о просветительской деятельности, то мы не сможем делать ничего. Там есть такой пункт: организации, признанные иноагентами, не имеют права заниматься просветительской деятельностью. Вероятно, мы не сможем существовать. Конечно, от этого мир не рухнет, но мы связаны с большим количеством организаций, которые мы поддерживаем и которые поддерживают нас, и в этой сети образуется немаленькая дыра. Если вы занимаетесь образовательной деятельностью или выступаете публично, вам эту политическую деятельность могут на раз приписать. Эксперты сейчас такие, что могут признать политической деятельностью все что угодно.

Иноагентами сейчас пытаются сделать самые разные организации: под удар попадают и правозащитники, и экологи, и феминистки, даже кризисные центры для женщин.

Друг познается в беде. Та моральная поддержка, которую мы получаем подчас от людей для нас близко не знакомых, искренняя обеспокоенность нашей судьбой дают нам основания для оптимизма в очень непростой ситуации, в которой мы оказались. Мы же как сейчас все живем: просто стараемся сделать то, что дóлжно, как можно лучше и качественнее, и не всегда задумываешься о результатах этого всего в долгосрочной перспективе. Но в таких ситуациях, как эта, появляется неожиданная возможность взглянуть на себя глазами других. И тот отклик, который мы сейчас получаем, говорит о том, что за четверть века своего существования мы многого достигли. О нас уже диссертации пишут, кстати. Переезжали в новый офис — сдали значительную часть своих документов в региональный архив для будущих исследователей. Так что, что бы с нами ни случилось в дальнейшем, мы — важная страница истории современного женского движения в России.

— В следующем году центр отмечает свое 25-летие, как вам удалось проработать так долго?

— Мы — один из последних, если не последний независимый центр гендерных исследований в стране. Мы почти сразу зарегистрировались как общественная организация и поэтому имели определенную автономию. Когда меня уволили из университета, мы сохранились как научная организация. В 2015–2016 годы руководство университета уволило целую группу преподавателей: мы были слишком самостоятельными и задавали неудобные вопросы, да еще и создали первичную организацию независимого профсоюза «Университетская солидарность».

Сегодня мы привлекаем представителей общественных организаций, профсоюзов, академического сообщества, вокруг нас собралась интересная группа людей разных профессий из разных секторов гражданского общества. Это позволяет людям выходить за пределы своей узкой среды общения, расширять связи и кругозор. Наша задача заключается в том, чтобы свести вместе интересных людей, которым есть что друг другу рассказать, и пригласить тех, кому еще нечего рассказать, но они хотели бы поучиться, чтобы стартовать.

Феминизм вчера и сегодня

— Как понимался феминизм в 1990-е годы и как — сегодня?

— В 1990-е годы из партийных органов в Ивановский университет пришла работать Ольга Анатольевна Хасбулатова, человек очень активный. Она создала в университете кафедру общей социологии и феминологии (так тогда иногда назывались гендерные исследования) и стала собирать вокруг себя единомышленников. А я как раз незадолго до этого защитила диссертацию в СПбГУ и искала новую тему для научной работы, поэтому тема, связанная с историей женщин, показалась мне интересной и перспективной. Оказалось, что английский суфражизм [движение за равные избирательные права женщин и мужчин] — это очень интересно. Феминизм — моя жизненная позиция, с этой точки зрения я могу считать себя феминисткой.

Но я помню, как меня мои студенты в 1990-е годы с придыханием спрашивали: «Неужели, Ольга Вадимовна, вы феминистка?», было так страшно и необычно об этом говорить, поскольку далеко не все тогда понимали, что это за зверь такой — «феминизм».

Сейчас это звучит привычно, мне кажется. Сегодня в больших городах и центрах слово «феминизм» знакомо и понимается достаточно адекватно и правильно, хотя, конечно, в провинции феминизм часто толкуется как что-то страшное и неприличное, потому что так он сейчас подается на наших официальных каналах — телевидении и в прессе.

Независимое женское движение стало возникать в 1990-е годы, появились гендерные исследования, которые выросли из феминизма, появились исследования феминизма. В СССР политика равноправия полов была достаточно последовательной, создавалась социальная инфраструктура: детские сады, ясли, которые помогали женщине совмещать работу и семью. Но в 1990-е годы произошел так называемый патриархатный ренессанс. Период транзита повлек за собой серьезный экономический кризис, он породил проблему безработицы, которой не было в СССР. Очень часто эта проблема стала решаться путем увольнения в первую очередь женщин. Им стали напоминать об их «природном предназначении» жены и матери, место которых в семейном кругу, что позволило сворачивать социальную инфраструктуру и экономить на социальной политике.

Последние пять-шесть лет — тоже проблемные для женского движения не только в России, но и на глобальном уровне. В обществе наступает антигендерный поворот, который вновь связан с изменениями в экономике и политике. Характер труда изменяется, появляется слой прекариата [работников с частичной и временной занятостью], в котором много социально незащищенных женщин. Если не обеспечивать грамотную поддержку этому слою, социальное недовольство будет расти. Оно усугубляется усиливающимися миграционными потоками в развитые, более богатые страны, что приводит к росту в них национализма и антимиграционных настроений.

Происходит обострение между культурами и религиями, растет влияние правых традиционалистских партий, которые придерживаются преимущественно патриархальных взглядов. Этот тренд глобальный, но он проявляется с разной интенсивностью в разных странах.

В России он проявляется достаточно остро по целому ряду причин.

В России нужно больше организаций, которые занимаются женской повесткой по самым разным направлениям: социальному, правозащитному, образовательному, культурному. На первом Всероссийском женском форуме в 1991 году, 30-летие которого мы недавно отмечали, основной лозунг был «Демократия минус женщина — это не демократия». Можно точно так же сказать о современной России: «Демократия минус феминизм — это не демократия», «Гражданское общество минус феминизм — это не гражданское общество».

— В чем специфика российского феминизма, на что сегодня направлено внимание феминисток?

— Нынешнее поколение феминисток отличается в том плане, что феминизм 90-х опирался в основном на либеральную идеологию, а для современных феминисток более характерно влияние левых идей. Их волнуют проблемы насилия, харассмента, дискриминации в семье и на рынке труда, расширение доступа женщин к профессиям.

Однажды мне попался в руки журнал «Советская женщина», где на обложке была изображена женщина — машинист поезда в метро. Тогда это преподносилось как достижение советской власти, но женщин перестали брать водителями поездов метрополитена, список недоступных для женщин профессий стал расширяться, сейчас он сужается. Куда качнется маятник, сложно предсказывать. Рынок труда меняется, некоторые профессии просто прекращают свое существование.

— В современной России множество направлений феминизма, которые часто не могут договориться друг с другом. Мешает ли это решать общие проблемы?

— Отсутствие солидарности ослабляет движение, ведь успешные действия по защите чьих-то прав всегда были результатом скоординированных выступлений, петиций, акций. С другой стороны, мы живем в сетевом мире, где можно объединиться с людьми, которые наиболее близки по интересам. Если нужно решение более широкой задачи и продвижение общей идеи, то феминистские группы объединяются.

— Какие самые значимые достижения феминизма за последние годы вы можете назвать?

— До сих пор удается отбивать попытки ввести ограничения на аборты и убрать их из системы медицинского страхования. В определенной степени проигрышем я считаю, что женские организации не смогли противодействовать принятию закона о декриминализации домашних побоев.

— Как вы думаете, растет ли в России количество людей, причисляющих себя к феминистскому движению?

— Я не помню, чтобы в отношении численности женского движения проводились какие-то исследования. Опять же, кого относить сюда: если все формы женского активизма, то сюда нужно включать, например, религиозные женские организации, провластные, бизнес-объединения, женские клубы и движения. Если говорить о феминизме, то получится другая картина.

Но тенденция роста женской активности, я думаю, прослеживается как в целом, так и в отношении феминизма.

— Что происходит в фем-повестке в соседних странах? На политических протестах и в активизме там появляется все больше женщин (но, кстати, такие тенденции и в России), с чем это связано?

— Возможно, в количественном отношении женщин стало больше, но я бы сказала, что сами женщины становятся более видимыми. В Беларуси были яркие женские марши, но также были и молодежные марши и марши пенсионеров. Это стратегия организации протестного движения. Практики заимствуются, организаторы тех же женских цепей могли вспомнить знаменитую цепь гражданской солидарности «Балтийский путь» от Таллинна до Риги, которая была организована в 1989 году. Можно вспомнить украинское движение FEMEN, которое потом перебралось в Европу. Это был чисто женский акционизм, визуализация женского тела как политического тела.

— В какой из этих трех стран — в России, Беларуси или Украине — положение женщин лучше?

— Если в смысле политики гендерного равенства, то думаю, что в Украине. Хотя там также есть гендерная дискриминация на рынке труда, есть проблема насилия над женщинами, проблема насилия в семье, не хватает кризисных центров. Но Украина стремится в Европу, где политика гендерного равенства проводится более последовательно, чем у нас, поэтому у женских организаций больше возможностей отстаивать права женщин.

— Независимому исследовательскому центру трудно существовать в рамках классической грантовой модели финансирования. Как сегодня исследовательские организации могут находить деньги на работу?

— В сущности, так же, как и другие НКО. Могу поделиться нашим опытом.

1. Гранты от разных организаций. Если у вас большой проект, не стоит рассчитывать на финансирование только из одного источника, всегда нужно искать альтернативные возможности. Например, в этом году у нас на летнюю школу «Воссоединение разъединенных сообществ: в поисках общего» в Армении много заявок от участниц из зон конфликтов (Луганск, Донецк, Карабах), с Северного Кавказа. Мы стараемся найти для них тревел-гранты, обращаясь в различные фонды и программы. Небольшие суммы найти легче. Некоторым оплачивают участие их университеты и институты, потому что у нас хороший академический проект, который рассматривается как повышение квалификации.

2. Помощь местных партнеров. Летние школы центра проходили в Португалии, Италии, Болгарии, Албании, где местные университеты-партнеры предоставляли аудитории для лекций и проживание в своих кампусах либо помогали найти дешевые гостиницы для участников через свои университетские связи, выдавали сертификаты участникам.

3. Краудфандинг. Мы еще только осваиваем эту форму работы, но для многих это важный источник поддержки проектов. Например, «Постнаука» в Вологде сейчас успешно собирает на «Планете» средства на проведение семейного образовательного лагеря на Онежском озере. Во Владимире инициативная группа провела в этом марте совершенно роскошный фестиваль No flowers fest. Средства на проведение были собраны через сервис «Тинькофф» и продажу билетов на мероприятия, причем значительная часть их потом была направлена местному центру социальной поддержки женщин. Можно продавать сувениры и мерч с символикой организаций и самого мероприятия.

4. НКО не запрещено вести коммерческую деятельность, если полученная прибыль идет на развитие организации. Поэтому можно использовать свои человеческие ресурсы и профессиональные навыки. Мы проводили семинары и тренинги для организаций, социологические исследования для департамента внутренней политики, фокус-группы для маркетинговых исследований.