В этом году исполняется 15 лет с тех пор, как оренбургский предприниматель Дмитрий Юдаев занимается благотворительностью. Сам он это слово не любит, о себе говорит: «Я человек, который помогает». В интервью «7х7» бизнесмен рассказал, как начал помогать детям из детдомов, как собирает деньги на покупку для них продуктов и лекарств, чем обычно «грешат» благотворительные фонды и почему в благотворительности самое главное — кристальная чистота.
«Нельзя говорить о том, что чего-то не хватает»
— Дмитрий, с чего все началось?
— В 2005 году я открыл фирму по прокату лимузинов, приехал в областной дом детства, с директором которого, Валентиной Тазекеновой, был знаком, и предложил покатать детей — там был выпускной. Так мы и начали общаться. Когда Валентина Николаевна умерла, все это сошло на нет. Но удавалось немного помогать детям из других детдомов, в том числе из социально-реабилитационного центра «Гармония». Про «Гармонию» узнал совершенно случайно, приехал, привез вещи. Сейчас в основном у меня только этот центр. Это 70 детей.
— Что им чаще всего требуется?
— Я бы предпочел не говорить на эту тему: чревато. Нельзя говорить о том, что чего-то не хватает, чего-то нет.
— Почему нельзя?
— Потому что так спокойнее всем, включая детей. Могу сказать, что по большому счету им не хватает общения, это самая основная беда. А так, по мелочи… те же вещи, например, государство им дает. И мы даем — чуть побольше, чем государство.
— Почему так?
— Потому что это наши личные деньги, как хотим — так и тратим.
«У нас вольница»
— Как вы их собираете?
— По карманам, если можно так выразиться. Начиналось все с самых близких друзей, потом подтянулись знакомые, потом — знакомые знакомых…
— Сколько человек участвует в этом сейчас?
— Очень много. Даже приблизительно сложно сказать. Допустим, у человека появились деньги — он переводит. Но есть небольшой костяк, человек 10 или 20, они помогают постоянно. Сейчас еще и время такое, что многие, кто помогал, говорят: самим бы кто помог. У людей проблемы с деньгами, вся страна на колени встает. Раньше были сборы: например, надо закупить питание в детский онкологический диспансер, или «Гармонии» что-то надо, либо помочь брошенным старикам — кто-нибудь про них узнал. Я объявлял в соцсетях, что деньги нужны именно на это. Сейчас люди просто деньги переводят. В отличие от государства, которое связано по рукам и ногам, у нас вольница. Нам не надо полгода ждать, когда поступят средства. Рекорд у нас был, когда мы за семь часов собрали 62 тысячи рублей: нужно было отправить больного ребенка в Питер. Деньги, которые люди переводят, у меня постоянно на руках, по своему усмотрению я их не трачу. На своей странице в Facebook я отчитываюсь о том, куда они пошли. Бывают спорные моменты, тогда я тоже спрашиваю в соцсетях: так и так, вот такая ситуация, будем участвовать? Если да, участвуем.
— Что конкретно вы имеете в виду?
— Просто бывают ситуации, когда нет такой уж большой необходимости. Например, приезжаю в детский онкодиспансер, а там стоит старый, «убитый» диван. Конечно, никакой опасности этот диван не представляет. Но заменить его очень хочется. Вот я и спрашиваю у своих друзей и подписчиков: может, заменим? Да, говорят, конечно. И все, нашли человека, он нам с серьезной скидкой сделал пять новых диванов для диспансера, мы их туда завезли, поставили.
— Как можно привлечь людей к занятию благотворительностью? Вы как поступаете?
— Все началось с соцсетей. Самый главный момент, который позволяет людям делать какие-то шаги со спокойной душой, — это прозрачность. В соцсетях все быстро и прозрачно.
«Фонды у нас обычно чем грешат? Денег дал — и забудь»
— Вам никогда не хотелось создать благотворительный фонд?
— Мне этот вопрос задают уже лет пять. Нет, фонд я создавать не хочу. Вернее, он может появиться, но только в одном случае — если мне завтра скажут: либо ты сворачиваешь свою самодеятельность, либо открываешь фонд. И то я не уверен, еще крепко подумаю. Правда, у меня были мысли больше года назад… Там вопросы, там вопросы, денег от нас не берут, думаю: ну хорошо, создам фонд. Но люди это настолько прохладно восприняли, что пришлось отказаться. Пока дают дышать — буду заниматься, а дальше посмотрим. В Оренбурге слово «фонд» слишком… вонючее.
— Почему? Потому что под прикрытием фонда могут действовать мошенники?
— Я об этом напрямую говорю, в отличие от многих. У нас обычно про это принято молчать. Не знаю, может, стесняются, может, боятся. В Оренбуржье же очень много фондов, не так давно их было больше сотни. С другой стороны, фонд фонду рознь. Взять тот же детский онкодиспансер.
Есть фонд, который махом оплатил дорогую операцию одному из детей. Другой фонд на три миллиона рублей закупил для диспансера лекарства. А есть фонды, которые просто приезжают пофотографироваться с детьми. Таких большинство.
Грубо говоря, приехали, купили три яблока и два шарика. То есть люди просто не хотят помогать. Допустим, те же новогодние подарки. Они разные бывают. Кто-то от души привозит, кто-то привозит шарики со своим логотипом и везде развешивает. Фонды у нас обычно чем грешат? Денег дал — и забудь. А куда деньги пошли — неизвестно.
— Но фонды ведь должны как-то отчитываться?
— Никак они не должны отчитываться. Я сотрудничал с одним фондом, привозил и отдавал им деньги, привозил продукты. Говорю: давайте поступим проще — дайте конкретную семью, я им отвезу и отдам. В фонде говорят: нет, есть закон о персональных данных, мы не имеем права их разглашать. На что деньги пошли? Мы не имеем права рассказывать, кому конкретно пошли ваши деньги. Многие люди смотрят на это и понимают: как-то вот попахивает. Когда вообще ничего не понятно: есть поступления, а по расходам — большие вопросы.
«Того, кто заявляет, что он „от Дмитрия Юдаева“, — гоните в шею сразу»
— Вы периодически публикуете отчеты о расходовании поступивших вам средств и храните все чеки. А вообще кто-то может проверить вашу деятельность как частного благотворителя?
— Был случай, когда в налоговой мне объяснили, что я не могу принимать пожертвования на собственную банковскую карту. Но пока у меня нет других вариантов. Я пытался это дело кому-то делегировать, но желающих пока нет. Если все делать официально, то только создав фонд.
— Бывали случаи, когда кто-то злоупотреблял вашим доверием?
— К сожалению, бывали. Два года назад приезжает мадам из одного благотворительного фонда, причем известного, который в Оренбурге у всех на слуху, и говорит, что они не могут деньги собрать для помощи детям-отказникам, которые лежат в инфекционном отделении и к ним даже нянечки не подходят, потому что нянечек не хватает. Детям, конечно, помочь надо. Я всем про это рассказал, мы за пару дней собрали 100 тысяч. Еще 100 тысяч должен был дать сам фонд. На эти 200 тысяч он должен платить зарплату двум нянечкам. Деньги от нас больница взять не может: мы же сами по себе, а все бумаги у фонда. Ну мы фонду деньги и отдали, в фонде пообещали все оплатить. Они сперва долго искали нянечку, потом она очень быстро уволилась, меньше чем через месяц — «выгорела», как нам объяснили, потом вроде бы нашли вторую, которая тоже быстро уволилась… Я в этой больнице многих врачей знаю, они постоянно говорят: нянечек нет, нянечек нет… Все это было весной. В общем, нянечка так толком и не появилась. А в конце года я у фонда спрашиваю: как там с деньгами-то, которые мы собрали? Отвечают: деньги потратили, все хорошо, осталось, вот смотрите, три с половиной тысячи. А я говорю: нет-нет-нет, так не пойдет. Ведь что получилось: нянечки не работают, свои 100 тысяч фонд не потратил, а наши в итоге ушли непонятно куда. Короче, в итоге нам примерно половину собранных денег вернули — а другую половину, получается, просто украли.
Перед праздниками обычно начинается шевеление. Звонят какие-то незнакомцы: мы хотим собрать для вас деньги. Я в таких случаях всегда говорю: не надо. Зачем вы будете собирать от моего имени? Тем не менее периодически я слышу, что кто-то этим занимается.
Доходит до смешного: одна девочка в Instagram пишет, что собирает деньги для «Гармонии», а ей замдиректора «Гармонии» там же, в Instagram, задает вопрос: кто вы, с кем конкретно работаете? Девочка ей отвечает: вы, мол, не лезьте куда не просят, мы с руководством «Гармонии» все вопросы решили! Тогда замдиректора пишет: так ведь я, в общем-то, и есть руководство…
И после этого та девочка пропала. И таких было не одна и не две. Поэтому в последнее время я всем говорю: того, кто заявляет, что он «от Дмитрия Юдаева», — гоните в шею сразу.
«Должна быть конкретика, кому мы помогаем»
— Что в своей деятельности вы бы назвали положительными моментами, а что —отрицательными? Вообще, что больше всего запоминается?
— Самый положительный момент — когда помог. Отрицательные… Сложно сказать. Особо отрицательных не вижу. Вначале тяжело, потом привыкаешь. Были моменты, когда я с трудом приходил в себя после поездок в онкодиспансер или реабилитационный центр. Я для себя решил: что могу — то делаю. Пока дают дышать — буду заниматься, а дальше посмотрим.
— Вам как-нибудь помогают представители власти?
— Постоянно помогает министр культуры Оренбургской области Евгения Шевченко — но как человек, а не как министр. А именно власть… Даже не могу сказать.
— Но хотя бы не мешает?
— Пока нет. Пока я рот не раскрываю — не мешает.
— Какой совет вы могли бы дать человеку, решившему заняться благотворительностью?
— Главное — надо начинать всегда с того, что если ты имеешь дело с деньгами, то с твоей стороны должна быть кристальная чистота. Каждый шаг, каждую копейку — все всегда люди должны видеть. Я всегда говорю: если перечисляете деньги — обязательно мне об этом напишите. Я тоже сразу пишу в соцсетях: «NN +2000», например. Человек прекрасно знает: вот мои деньги. И должна быть конкретика, кому мы помогаем. Я этого никогда не скрывал.
