«Пока я казачков еще не разозлил, чтобы они пришли и испортили мне концерт». Музыкант Василий К. — о творчестве, свободе и гражданской ответственности

Интервью с Василием К. началось с того, что корреспондент «7x7» подарил ему свои книги «Егоркина былина и др.» и «Правое ухо. Монологи людей, родившихся в СССР» — в последней собраны истории людей, столкнувшихся с гомофобией в СССР.

— Ты свободно на эту тему [ЛГБТ] говоришь?

— Да, конечно. Я же пожил в Швеции. И люди, которые находятся под доминантой каких-то «традиционных ценностей», говорят: «О, знаю, там в Швеции эти ****расы». Но, когда я туда приехал, я увидел подтверждение чему? Я по шведским понятиям был «чуркой», не в смысле нации. Я вел себя очень дико: я был глупее, я был грубее, я бухал по-другому, я по-другому относился к людям. И никто за все время моего пребывания в Швеции ни взглядом, ни словом не дал понять мне, мол, «ты плохой, ты хуже». Просто мягко, даже не напрямую, показывали — дескать, посмотри, как вокруг себя люди ведут. Какой бы ты ни был, если ты никому не делаешь ничего плохого, будь хоть кем, на здоровье. Это же касается и сексуальности. Все, что по взаимному согласию, все, что происходит между взрослыми людьми, — да ради бога. Ни у кого нет права сказать, что ты хуже хоть на миллиграмм. Поэтому вся гомофобия мне отвратительна.

— Почему ты захотел играть именно в России?

— Потому что мой коллектив «Василий К. & The Kürtens» — по сути, это был я и готовая экспериментальная рок-группа из Лунда. Я пел на русском, английском и шведском, но через какое-то время коллеги мне сказали: «Давай-ка ты будешь лучше петь только на русском. В этом больше силы, больше искренности». И мы так какое-то время и делали, музыка нам нравилась, но было понятно, что в Швеции это могло бы вызвать в лучшем случае любопытство. И не более того. И, если хотеть играть много — это не та страна. И в то же время я начал знакомиться с интернетом и заметил, что в России появилась такая вещь, которой не было раньше. Это низовые инфраструктуры, которые поддерживают музыку. Это — клубы, где можно играть. Это — люди, которые ходят в эти клубы. Какие-то лейблы, радиостанции.

 

 

 

— А у тебя есть шведское гражданство?

— Вид на жительство. Это почти что гражданство, только без права голоса на выборах.

— Не желаешь ли вернуться? Немного провокационный вопрос, но, учитывая реалии, в которых мы живем…

— Черт его знает. Мы с женой об этом часто говорим. Типа «уже ********* [сваливаем] или еще подождем?» Может быть, и придется уехать, потому что звоночков много и они все ближе и ближе. Но, с другой стороны, сколько я тут живу — они всегда все ближе и ближе. Но для человека, который хочет свободы для личности, тут становится все омерзительней и омерзительней.

— А чем ты недоволен? Нарушением гражданских прав людей? Или чем?

— Самое главное — власть отказывается сменяться выборными способами. И люди, которые там расселись, они решили, что они — Мессии. Что судьба России принадлежит им, а, кроме того, это чертовски выгодно и приносит им огромные бабки. Эго поглажено со всех сторон, а в заложниках находится вся страна. Потому что если власть не сменяется выборно, то она сменяется дворцовым переворотом или революцией. Людям не оставят другого выбора. И это преступление тех людей, которые находятся у власти. Это мое убеждение, я его не скрываю и практически на каждом концерте об этом говорю.

— Были ли в связи с этим какие-то конфликты?

— От властей пока не прилетало. Но некоторые граждане иногда устраивали мне на концертах попытки истерик. Кричали «предатель» или «сука». Мусором кидались. Было такое. Но нечасто, и ничего такого экстремального не было. Прямой агрессии, чтоб кто-то с кулаками кидался, пока еще не было. Но я не фиг-то и популярный чувак. А территориально — лучше всего понимаю в Москве, там если я что-то про Путина долбану, то все отмечают, мол, нормально. Если это происходит где-нибудь под Краснодаром, то в зале я уже слышу краем уха недовольство, но не более. Но все-таки на мои концерты приходит публика, которая понимает и знает, кто я и о чем пою. Видимо, пока я казачков еще не разозлил, чтобы они пришли и испортили мне концерт. Но, может быть, все еще впереди.

— А ты продолжаешь ли петь «Че там у хохлов?», «Только ты держишь страну» или «Про Вову»?

— Да, я продолжаю ругать власть. Одна-две песенки у меня на концерте всегда такие есть.

— А как ты оцениваешь своих коллег по музыкальному цеху? Даже если ты не так сильно известен широкой публике, то музыканты из так называемого русского рока тебя точно знают. Ты участвовал во множестве фестивалей и лично знаком с большим количество главных рок-музыкантов страны. Как ты себя ведешь, условно, с Александром Ф. Скляром?

— Это отдельная печаль. Я бы не хотел называть имен. Но, Скляр, конечно, отмочил. Бог с этой песней «Я забиваю сваю» про Крымский мост. Изначально же был First We Take Manhattan Леонарда Коэна, которую он переделал, кажется, в «Берем Манхэттен, потом Берлин. Спасибо за эмбарго и за Крым. Как говорил товарищ Сталин…», — и в клипе все это на фоне поющих детей. То есть вся мерзость, на что человек способен, — он в это дело вложил. Бытие и история поставила нас в такую фазу, в которой проверяется наша лояльность к регрессивному или прогрессивному вектору. И то, что я думал, может быть антидотом против него, а именно — рок-культура, которая всегда для меня была про свободу, она не является панацеей от этого. Мир в очередной раз оказался сложней. Это горько. Есть люди, с которыми я разорвал отношения, но их не так много. Я все-таки не хочу сейчас уезжать. Я хочу быть здесь и говорить с теми людьми, которые хотят хоть как-то меня слушать или готовы к диалогу. Ну вот папу мне куда своего деть? [Отцу Василия К., Заслуженному деятелю искусств РСФСР Василию Киселеву, 90 лет, он 16 лет работал главным режиссером Мурманского областного драматического театра] Он коммунист. Для него «Крым наш» — это вообще без вариантов. Но, когда это [присоединение Крыма к России в 2014 году] случилось, я приехал в гости, мы стали говорить и заметили, что мы поднимаем голос, то через пару минут я ему сказал: «Пап, видишь, что происходит? Давай не будет трогать тему». Он сказал: «Хорошо». А как иначе? Что я, прокляну его и уеду обратно в Швецию? Нет, это не тот вариант, на который я согласен. Я знаю, что мой отец — это светоч добра в моей жизни. А он знает, что я ему дорог. И это выше всего в любом случае.

— А ты участвовал в митингах, которые были в Москве?

— Вот на эти последние [в поддержку незарегистрированных кандидатов в Мосгордуму летом 2019 года] не ходил, а на Сахарова и на Болотную [в 2011 году за честные выборы] ходил. Но я не ходил, так как мне что-то мешало, не помню. Но следил очень пристально. И очень грустно, когда общаешься со старыми друзьями из Мурманска, а они такие: «Знаем-знаем, это вам американцы заплатили». А человека, который мне этого говорит, я знаю 30 лет, и куда мне его девать?

— А как ты относишься к организации фестиваля «Шашлык Live» в Парке Горького, который был создан для того, чтобы перетянуть на свою сторону молодежь, которая собиралась пойти на акции протеста? И как ты относишься к музыкантам, которые там выступали?

— Ну это настолько обычно. Власть видит ресурсы — и власть их использует. А что касается музыкантов, это то, о чем я говорил ранее. Кинули ли их? Не знаю. Мне кажется, просто люди очень невнимательно относятся к процессу — или я слишком уж внимательно. Это не их глупость. Просто слишком по-разному расположены центры взглядов на то, что является твоей профессией. Потому что есть такое убеждение, что если ты артист, то должен быть аполитичным. Я такую версию слушал 100500 раз. И она популярна. Но лично я не могу сказать, что политика — это что-то отдельное. Это то, что вокруг нас. И все, что с нами происходит, зависит от политики и от политических решений, которые делают люди вокруг нас и какие мы сами принимаем. Это наша персональная ответственность, как бы это ни идеалистично звучало.

…По улицам ходит фашистская мразь,

В кабаках бухают жирные воры,

Если ты поверил, что это есть власть,

Значит, ты виноват в нашем позоре...

Ведь это только ты держишь страну,

И только ты можешь ее спасти,

Только ты в ответе за ее беду,

Здесь тебе стареть, а твоим детям расти,

Только ты!