«Cкудоумие, недомыслие — назовите как угодно». Автор книги «Репетиция Апокалипсиса» — о ядерных испытаниях в Оренбуржье в 1954 году

«Взрывной атомный купальник»

— Давайте начнем со встречи с юными читателями. Что вы им рассказывали?

— Рассказывал то, что знаю, не могу сказать — с рождения, скорее — с раннего детства, потом — отрочества и юности и молодых лет в журналистике, когда начал собирать сведения о Тоцком атомном взрыве 1954 года. Сведений очень много, я думаю, что немножко скакал с пятого на десятое, но им, кажется, было интересно, потому что… Скажем, начинаю говорить об одном, вспоминаю интересный факт и, сказав об этом факте, не могу не сказать о еще более интересном другом. Этой темой я не то чтобы владею, не нравится мне это слово… Нет, просто я знаю об этом много, хочется рассказать все, но всю книгу не перескажешь. Если говорить в общем, то я рассказывал о значительном событии в истории России и тем более — Оренбургской области. О том, как это было, какие последствия имело и имеет до сих пор.

— Как дети реагировали на ваш рассказ?

— Слава Богу, мимика у них пока еще живая, они еще не научились делать каменное лицо при любых обстоятельствах, то есть были широко раскрытые глаза и иногда даже рты. Какие-то факты их поражали и удивляли. Например, кому-то в голову вбили, что в СССР был жуткий тоталитарный режим, который душил каждого второго, а оставшихся просто расстреливал… Я им говорил, что перед Тоцкими учениями отселяли людей, строили им новые дома в 20–25 километрах от эпицентра, давали денежную компенсацию, что маршал Жуков лично следил, чтобы участники учений находились не ближе определенного количества километров от эпицентра взрыва — в то время уже была известна поражающая мощность атомного заряда: бомба на определенное количество килотонн поражала на определенный диаметр, и вот окопы и укрытия строились не ближе чем на 8 километров от эпицентра. Этого было достаточно, чтобы люди не пострадали. Действительно, нет ни одного свидетельства о том, что кто-то погиб во время учений — ни из мирных жителей, ни из военнослужащих. Я детям говорил, что это была вынужденная мера, что к тому времени американцы провели восемь подобных войсковых учений, в частности, были испытания атомной бомбы на атолле Бикини. Как вы думаете, спрашиваю, почему купальник называется бикини? А это в честь тех самых американских испытаний. Взрывной атомный купальник — открытый. Вот тут у девочек рты раскрылись, а не только у мальчиков…

«Следы радиоактивного облака теряются в районе Омска — Новосибирска»

— И все же: это были именно войсковые учения, а не просто испытания атомной бомбы: вот она взорвалась, все на это посмотрели, взяли пробы воздуха, грунта — и разошлись. У этих учений была легенда: «восточные» после взрыва бомбы наступают на «западных», причем через эпицентр.

— Через, не через, но где-то рядом. «Западных» подавили — сперва атомным взрывом, потом артподготовкой и бомбардировкой. Роль «восточных» исполняли войска Южно-Уральского военного округа, в роли «западных» выступали воска Белорусского военного округа. Их привезли сюда специально. Все они были в ОЗК — общевойсковых защитных комплектах, в противогазах. Это не значит, что они не могли подхватить дозу радиации. Но надо сказать, что взрыв был достаточно «чистым». Он был не наземным: бомба ворвалась примерно на высоте 350 метров. Что происходит потом? Образуется огромный шар вакуума, то есть взрыв атмосферу раздвигает в стороны, касается земли, а дальше идет возвратная взрывная волна: в этот шар вакуума собирается все, что взрыв мог в себя собрать с земли и из воздуха. В результате получается радиоактивное облако. Но вот что интересно: по сути, радиоактивных частиц именно в эпицентре взрыва не было или было очень мало. А вот по ходу движения облака они могли выпадать из него. Это частицы почвы, песок, потому что почва в тех местах песчаная, сажа, зола, в которую превратилась близлежащая роща. И вот это облако медленно пошло на восток. Почему взрыв произошел 14 сентября? Ведь он был запланирован на 1 сентября.

— Насколько я знаю, из-за погодных условий. Метеосводка была неподходящей.

— Да. До 14 сентября ветер был восточный, и в этом случае облако погнало бы на Куйбышев (нынешнюю Самару), на Пензу, Москву, далее — в Европу. И был бы жуткий скандал. А так — ждали две недели, пока ветер сменится на западный. И все это дело понесло на нашу территорию. Вообще же следы этого облака теряются в Сибири, в районе Омска — Новосибирска. Это был расширяющийся след. Ветер просто растащил частицы. Где они выпали, где распались — неизвестно. Причем выпадало все это на землю какими-то «пятачками». В Оренбуржье эти «пятачки» зафиксировали в Сорочинском, Новосергиевском районах. Об этом мне рассказывал дозиметрист Борис Федотов, я привел его рассказ в своей книге. Он говорит: мы едем-едем, выходим из машины, начинаем замерять — чисто. Дальше — тоже чисто. А дальше — бац, 50 рентген. Значит, оставаться надолго в этом месте нельзя. Они надевают ОЗК, противогазы, едут далее. И снова натыкаются на такой «пятачок».

— Они ехали по степи?

— Не по степи и не по лесу, а просто по дороге. Все это никуда не делось. В середине 90-х годов оренбургские ученые — доктор биологических наук Александр Русанов и доктор медицинских наук Виктор Боев — выяснили, что «наша» бомба была не чисто урановой, как уверяли их московские коллеги, близкие к Министерству обороны. Тут дело в том, что период полураспада у урана достаточно короткий. А вот у плутония период полураспада — почти 25 тысяч лет. И вот Русанов и Боев выяснили: заряд бомбы была смешанный, ураново-плутониевый. Кстати, на этом финансирование их исследований, а финансировало их государство, прекратилось.

— Почему прекратилось?

— Потому что были бы огромные затраты из бюджета. Если плутоний — значит, надо снимать почву, куда-то вывозить, захоранивать. А еще ведь нужно найти, где эти «пятачки». На них, может быть, сеют, пашут, люди живут, дороги проходят: кто-то проезжает через такой «пятачок» — пыль поднял, вдохнул, а через год — рак дыхательных путей. Вырастил на «пятачке» пшеницу или овощи, покушал — вот тебе через год рак пищевода, желудка. Инкорпорированная радиация. И это все с нами, и будет еще 24 тысячи лет.

«Я надеялся, что достаточно быстро цензура падет. И она пала»

— Как я понимаю, исследовать тему Тоцких учений вы решили в конце 80-х?

— Конкретно — в 1989 году. Я понял, что надо ехать и брать эту тему. Немного отвлекусь и расскажу о том времени. Было так: в мае 1986 года я пришел из армии, стал работать в областной молодежной газете «Комсомольское племя»: меня там знали, до армии я сотрудничал с ними как внештатный автор. Я брал темы, про которые все говорили: ну, про это у нас не напечатают. Например, тот же Афганистан. А я вдруг понял: ничего невозможного нет. Написал материал «Парень из нашего города» про капитана Костюкова, который в Афганистане был командиром вертолета. Опубликовал выдержки из его писем, которые он писал маме. Это были очень откровенные письма, он там и о своих боевых вылетах рассказывал, и кровавые подробности сообщал… В общем, взял я все это и написал. Приношу в цензуру, а там говорят: это выйти не может! Мне тогда старший товарищ, а звали его Булатом Абдуловичем Калмантаевым, посоветовал отправить материал в окружную военную цензуру, в Куйбышев. Отправил, забыл, и вдруг недели через три приходит синий пакет с моим материалом: несколько особо кровавых подробностей из него вычеркнуто, и стоит штамп: «Одобрено военной цензурой». Значит, можно. И я начал пробивать одну тему за другой. В том числе тему Тоцких учений. Я чувствовал, что смогу ее поднять, чего бы это мне ни стоило. В 1989 году еще ничего не светило, но я надеялся, что достаточно быстро цензура падет. И она пала. Это произошло 1 августа 1990 года.

— Вы говорите про закон о средствах массовой информации?

— Он назывался — Закон СССР «О печати». В нем было сказано, что цензура в Советском Союзе запрещена. За два месяца до этого я написал материал о Тоцких учениях. Назывался он так же, как и после моя книга, — «Репетиция Апокалипсиса». Первую часть материала сверстали. Оттиск я принес в цензуру, показал. Там сказали, что не пропустят: предложили убрать место действия, то есть Оренбургскую область, количество военнослужащих, которые принимали участие в учениях, а это 45 тысяч человек, и вообще упоминать, что это были учения «свыше полка». Словом, предложили написать так: где-то на Южном Урале что-то взорвали в ходе чего-то. Я говорю цензору: знаете, я такой фигни столько уже прочитал в центральной прессе!.. Так что подожду до 1 августа. Подождал, и 4 августа 1990 году в «Новом поколении», как стало с апреля того года называться «Комсомольское племя», вышла первая часть этого материала, спустя неделю — вторая. Потом я поехал в Москву, зашел в «Комсомольскую правду», а там ответственным секретарем работал Владимир Ларин, которого я хорошо знал, потому что он, оренбуржец, начинал в нашем же «Комсомольском племени». Показал ему материал: вот, говорю, если тебе интересно, то… Он перебивает: конечно, интересно, но слушай — через дорогу продают хорошее французское красное сухое вино! Я понял, купил две бутылки вина, вернулся, а он сидит, уткнувшись в мои статьи, и не отрываясь их читает. А потом говорит: 14 сентября мы это напечатаем. Так и получилось — тиражом 3,5 миллиона экземпляров.

Кстати, лет 15 лет спустя случился такой казус. Мне в соцсети написал один незнакомый товарищ: вам, мол, не стыдно за то, что вы украли название нашего фильма 2004 года? Фильм, как выяснилось, тоже называется «Репетиция Апокалипсиса». Нет, говорю. Потому что это я его придумал за 15 лет до вас. Он, правда, потом извинился.

«Знаем мы этого мальчика, он и до взрыва болел»

— В советское время информации о Тоцких учениях не было или было очень мало. Точнее, о них никто и никогда, во всяком случае до вас, не писал в прессе. Вероятно, вам приходилось собирать эти сведения по крупицам. А в таких случаях обычно бывает так называемая «народная правда» — всевозможные слухи, сплетни, выдумки. Мне тоже приходилось с этим сталкиваться, например, я читал о том, что чуть ли не все военнослужащие погибли во время Тоцких учений. Как вам удавалось разделять правду и вымысел?

— Я журналист, я должен получать подтверждение информации, которую мне сообщают. Общаясь с жителями Тоцкого района, я записывал только то, что они видели своими глазами. А когда начиналось, как у Геродота — говорят, что в Ливии есть люди без голов, а глаза и рот у них расположены на туловище, — я сразу останавливался: мало ли что говорят. А слухов действительно было очень много. Когда я вижу, что человек владеет цифрами, фактами, датами, то понимаю, что он все помнит. В Тоцком был, например, учитель, офицер в отставке Курапов. Вот он такой «бытовой историк». Он начинал рассказывать и называл точную дату, точное время, место. Сиди и записывай. Он мне очень много ценного рассказал. У меня даже было ощущение, что у него в голове магнитофонная пленка, где все зафиксировано от и до, и он ее прокручивает. А бывало и так — сидит человек, рассказывает: помню, дескать, рвануло — ой-ой-ой! Спрашиваю: в котором часу рвануло-то? Отвечает: да уж вечер был. Какой вечер, все произошло в 9:33! Или такой рассказ: залез вот мальчик на дерево посмотреть на взрыв, а волна по нему как ударит, и он потом слезает и кричит: ох, голова болит, ох, вяжите меня, вяжите! Честно признаюсь: один раз я на это купился. Потом спросил у местных жителей: могло ли так быть после взрыва? А они: да знаем мы этого мальчика, он и до взрыва болел.

— Не могу не задать вам такой вопрос: как вы считаете, эти учения были оправданны, целесообразны? Вот именно здесь, в густонаселенном районе?

— Я думаю, здесь этого делать было не надо. Не знаю, кому в голову пришла мысль про схожесть рельефа Западного Оренбуржья с рельефом Западной Германии, где предполагалось начало Третьей мировой войны. Понимаете, выбирали среди имевшихся в СССР военных полигонов. Но такой рельеф можно найти где угодно, в той же Сибири, где-нибудь на ее севере, где не очень много народа. До сих пор думаю, что кому-то просто было лень тратить лишние деньги, например на перевозку бойцов, техники. Тоцкий полигон оказался самым удобным и дешевым. Кроме того, в тот сентябрь у нас было очень тепло, под 30 градусов… В общем, я не знаю, что это: скудоумие, недомыслие — назовите как угодно… Беда в том, что сейчас взять и ткнуть кого-нибудь носом — посмотри, что ты сделал! — уже невозможно. С другой стороны, был бюджет, грубо говоря, миллион или 100 миллионов рублей, и надо было в него уложиться. Но должно же было в то время в стране быть адекватное политическое руководство, которое понимало, чем это может обернуться! Вероятно, кто-то его уверил: ну взорвем мы эти 40 килотонн, ну и что? И это вот будет только здесь и больше нигде. Были ученые во главе с Курчатовым, нормальным, умным, вменяемым человеком, который все понимал. Может быть, его вообще не допускали до окончательных решений — ты вот бомбу сделал, спасибо тебе, а дальше мы сами будем разбираться. Как всегда: есть специалисты, а решение принимает какой-то мелкий клерк, подает его «наверх», и там, «наверху», оказывается, что это самое удобное решение! Последствия? Ладно, потом разберемся: мы же заботимся о стране, о ее обороне! Вот мы до сих пор и разбираемся…

Вячеслав Моисеев — журналист, писатель, переводчик. Родился в 1962 году в Оренбурге. Окончил французское отделение факультета иностранных языков Оренбургского педагогического института. Работал журналистом и редактором в нескольких оренбургских СМИ. Лауреат премии им. Мамина-Сибиряка. Впервые книга «Репетиция Апокалипсиса» опубликована в 2008 году в журнале «Континент» (№138). 

Реклама. Если вас интересуют Туры в Оренбург, то вы можете обратиться в турбюро "Путеводная звезда". Адреса, телефоны, часы работы, схему проезда, фотографии вы можете найти на сайте https://orenzvezdatur.ru.