Интрига и деньги. Экс-глава Коми Гайзер не подтвердил свой голос на записях, а его заместитель Чернов рассказал о политическом и выборном бюджетах

На первом в 2019 году заседании 9 января в Замоскворецком суде Москвы по делу в отношении бывшего руководства Коми стороны слушали аудиозаписи встреч фигурантов дела в ресторане и оглашали показания бывшего замглавы Коми Алексея Чернова. Экс-чиновник рассказал, как неофициальный предвыборный бюджет усилиями следствия перерос в казну преступного сообщества. Подробности — в обзоре «7x7».

Разговоры в ресторане

Гособвинение ходатайствовало о прослушивании записей с дисков, которые приобщены к делу как доказательства. Защита обвиняемых попросила уточнить, какие именно записи на них и к кому из подсудимых они относятся, потому что часть записей в виде расшифровок уже оглашались на заседаниях. Прокурор отказался это делать:

— В этом вся интрига — узнать, кто там! Вот у нас сидят подсудимые, сейчас послушаем и спросим, кто там, почему и зачем, — сказал прокурор. 

Защита на это ответила, что на некоторых записях есть сведения, относящиеся к частной жизни, и ходатайствовала о том, чтобы прослушать записи в закрытом заседании. 

Адвокат экс-главы Коми Дарья Евменина сослалась на материалы дела и предположила, что на записи разговор между экс-главой Коми Вячеславом Гайзером и предпринимателем Александром Зарубиным. Она посчитала, что на диске есть данные, оглашение которых будет некорректным и нарушит неприкосновенность частной жизни. По ее словам, в разговоре обсуждаются вопросы семьи, отцовства и материнства, а также частной жизни «лица, в настоящее время занимающего высокое должностное положение».

Прокурор на это ответил, что лично он из записи не понял, о каком лице идет речь, и закрывать заседание нет оснований. Он добавил, что сторона защиты ранее сама выступала за открытое рассмотрение дела, а теперь просит закрыть процесс. 

На фрагментах записей были разговоры так называемого «финансиста-технолога» Льва Либензона и предпринимателя Александра Гольдмана. Они обсуждали покупку доли в компании «Автоцентр», владеющей гостиницей «Авалон», для супруги Алексея Чернова, обучение их общих детей и покупку дома в Германии, который предполагалось сдавать в аренду и зарабатывать на этом. Гособвинение продемонстрировало записи разговоров Гайзера и Зарубина в ресторанах, на которых они обсуждали переоформление долей птицефабрики «Зеленецкая» с офшорных компаний на российские и оформление доли предприятия на тещу Гайзера. 

Гайзер на вопрос прокурора, узнает ли он свой голос на записях, ответил, что уже рассказывал о деталях встреч с Зарубиным в ресторане и не может утверждать, что запись, которую продемонстрировал прокурор, достоверна, так как не помнит содержание разговора. Обвиняемый согласился, что, возможно, звучит его голос, но он не уверен, что запись не подвергалась монтажу. 

Прокурор попросил его уточнить, что конкретно могло измениться в записи, если ее монтировали. Гайзер ответил, что монтаж может изменить смысл разговора, а прокурор ранее сам возражал против приобщения записей, которые предоставлял обвиняемый Сергей Смешной из-за того, что они могли быть подвергнуты монтажу.  

После этого гособвинитель пытался выяснить, соответствует ли содержание разговора на записи тому, что помнит сам экс-глава, но Гайзер на все вопросы ответил, что ничего не может утверждать, так как не знает, была ли запись смонтирована. Тогда прокурор предъявил Гайзеру расшифровку его разговора с Зарубиным, чтобы он указал на то, чего он не говорил, но обвиняемый сослался на то, что не уверен, что это расшифровка именно того разговора. 

После этого гособвинитель зачитал расшифровки фраз из разговора, которые произносил обвиняемый. На каждую из них Гайзер ответил одинаково — что когда-то, возможно, и говорил такое, но не знает, в каком именно разговоре. 

Социальная проблема и бизнес-актив

Гособвинение продолжило читать показания бывшего заместителя главы Коми Алексея Чернова, которые он давал на следствии. В декабре 2016 года он рассказывал о ситуации на шахте «Интауголь». По его словам, градообразующее предприятие прошло санацию через банкротство, что позволило продать здоровое ядро компании за 700 млн руб. В 2014 году на предприятии встали отгрузки угля, и шахта из-за этого теряла 1 млн руб. в сутки. Механизмов привлечения бюджетных денег на «Интауголь» не было, и Гайзер поручил заняться финансами шахты зампреду правительства Коми Константину Ромаданову. Последний предложил продать шахту Фонду поддержки инвестпроектов за 1 руб. с правом выкупа за ту же цену и компенсацией средств, потраченных на санацию. 

После изучения ситуации на шахте выяснилось, что за предприятием числился кредит в 1 млрд руб. При этом деньги были переоформлены на подконтрольную сенатору от Коми Евгению Самойлову структуру, а проценты по кредиту платила шахта. По словам Чернова, оборудование, которое поставлял на шахту Самойлов в обмен на уголь, не соответствовало заявленным техническим параметрам и стоимости, а поставки угля шли по завышенным тарифам. По информации Чернова, управление ФСБ по Коми выяснило, что система пожаротушения, которую по документам установили в шахте, отсутствовала. 

Все это, по словам обвиняемого, увеличило стоимость санации, и встал вопрос о закрытии шахты. Это предложение не одобрили в администрации президента. К лету 2015 года на шахту поступили 400 млн руб., но этого было недостаточно. Чернов использовал свои деньги, полученные от продажи квартиры, так как он курировал общественные настроения в республике, а проблемы с шахтой могли привести к социальному взрыву. Личные деньги, вложенные в шахту, Чернов хотел вернуть виде доли в гостинице «Авалон», которая перешла от Самойлова под контроль Ромаданова за долги.

— Таким образом, я решил две задачи: посодействовал урегулированию социальной проблемы и получил возможность приобрести бизнес-актив для бывшей супруги и наших общих детей, — сказал Чернов. 

Политический бюджет 

На допросах Чернов говорил, что не считает себя членом преступного сообщества и предпочел бы называть бюджет сообщества, о котором говорит следствие, неформальным. Неофициальные деньги, которые шли от крупных предприятий, работавших на территории республики, по его словам, делились на политический и выборный бюджеты. При этом около 20 млн руб. в год в эти бюджеты поступали от структур Ромаданова КЭСК и Комиэнергосбытовой компании. Выборы в Госсовет в 2005 году и выборы президента в 2008 году, по словам Чернова, финансировала компания «Ренова». В последнем случае — по указанию администрации президента.

Впервые вопрос о поиске максимально легальных источников денег на нужды, на которые нельзя было тратить средства из бюджета, поднял глава республики Владимир Торлопов, так как по требованию прокуратуры закрыли Фонд главы Республики Коми и надо было дофинансировать строительство иконостаса в Свято-Стефановском соборе. Торлопов тогда поручил своему заместителю Павлу Орде искать решение этой проблемы и общаться с епископом. Впоследствии для аккумулирования неофициальных средств свои компании привлек Ромаданов, но на каких условиях, Чернов не знал. 

Ромаданов также финансировал политические проекты в республике и не исключал для себя карьеры политика — вступил в «Единую Россию» и стал активно участвовать в общественной жизни. Непосредственно реализацией таких проектов занимался начальник управления информации администрации главы Коми Павел Марущак. В качестве примера политических проектов Чернов привел поддержку ухтинского преподавателя Евгения Вологина и воркутинского общественника Семёна Мостуненко.

Вологина, по словам Чернова, можно было «переманить из одной партии в другую в зависимости от ситуации». При этом обвиняемый только согласовывал бюджеты проектов, которые должен был возглавить Вологин, но сколько шло денег лично ему, он не знал — этим занимался Марущак.  На заседании Чернов пояснил, что для Мостуненко они выдавали деньги на проект «Воркута — город сильных», задачей которого было собрать протестную активность в городе, чтобы избежать уличных акций и наладить диалог с властью. Деньги тратились на аренду зала в Доме культуры «Шахтер» и автобус для подвоза людей. 

На допросе Чернов говорил, что ему ничего не известно об эпизоде с переводом под застройку земель ботанического сада в Сыктывкаре и давлении на депутатов горсовета, для того, чтобы они проголосовали за это решение. Марущак, по словам Чернова, мог приглашать к себе депутатов для принятия того или иного политического решения, но всем сотрудникам политического блока администрации главы было строго запрещено использовать политресурсы в интересах каких-либо лиц и предприятий. Встречи с парламентариями были рабочими и основывались на официальных поручениях с обеих сторон. 

Выборный бюджет

В период выборов, по словам Чернова, из-за жесткого законодательства приходилось искать способы неформального финансирования предвыборных проектов. Следователь, которому обвиняемый об этом рассказывал, предложил называть это неформальным бюджетом. По словам Чернова, затем в документах следствия «стала происходить подмена понятий» и избирательная казна стала казной преступного сообщества. 

Выборный бюджет, по словам обвиняемого, формировался не из преступной деятельности, а был легальным, и это специально оговаривалось, так как выборы — «вещь достаточно скандальная и люди пишут жалобы». На Чернова и Марущака, например, из-за каких-то нарушений в центральный аппарат ФСБ России написал жалобу лидер партии ЛДПР Владимир Жириновский. Затем политик позвонил Гайзеру, наорал на него и сказал, что «внесет в нашу [Марущака и Чернова] репродуктивную заводскую конструкцию изменения». После этого Жириновский и Гайзер не разговаривали, а Чернова и Марущака проверяли силовики.

«Отжали Навального»

На заседании Чернов подтвердил оглашенные показания, но обратил внимание на то, что, когда с с ним в СИЗО велась «воспитательная работа», он хотел признать вину, если следствие оставит ему только статью о мошенничестве и откажется от эпизода со взяткой. Тогда делать это его переубедил адвокат, а он сам не очень понимал, что такое досудебное соглашение. Некоторые нужные следствию фразы, по его словам, он говорил в качестве аванса за изменение статей, которые ему предъявляли, и для того, чтобы вывести из-под удара бывшую супругу и брата.

Чернов на заседании объяснил, почему его интерес к газете «Красное Знамя», о котором он говорил в предыдущих показаниях, был связан с политиком Алексеем Навальным. По его словам, в законодательстве есть норма, согласно которой если региональная партия прошла по списку в региональный парламент, то кандидат в Госдуму от нее может не собирать подписи для выдвижения. В Коми, чтобы пройти в Госсовет, надо было набрать 30 тысяч голосов, а в Москве, для сравнения, три миллиона. Это, по словам Чернова, дает «лазейку для разных персонажей».

Обвиняемый вспомнил, что Навальный начал активную избирательную кампанию в Коми, но было понятно, что он не собирается работать в регионе, а это был трамплин для прохода в Госдуму.

— Они [Навальный и «Красное знамя»] договорились, он загнал туда грант, и они запустили такую программу, «Машина добрых дел» она вроде называлась. Она запускала сто тысяч запросов на одну и ту же тему от разных лиц. То есть вы базу грузите просто, и орган исполнительной власти парализован становился. А чтобы подхлестнуть эту работу, все эти люди оформлялись общественными журналистами, и тут же врубался закон о СМИ. Как вы понимаете, это откровенная провокация, — объяснил Чернов. 

По его словам, власти создали аналогичную платформу [для отправки жалоб] и предложили ее коммунистам, но только с условием, что они не будут заниматься троллингом. 

— В итоге отжали всю эту ситуацию. Навальный решил у нас не выдвигаться. Все было забавно. Но это политическая совершенно история, — сказал Чернов. 

Программа «Здоровье»

Обвиняемый объяснил, зачем передавал председателю Контрольно-счетной палаты Коми Михаилу Евдокимову по 150 тыс. руб. в месяц. Ровно эта сумма, по словам Чернова, нужна была чиновнику на покупку препаратов для лечения. Деньги на это выделяли из неофициальной программы «Здоровье», которая финансировала покупку лекарства и операции людям, не попавшим в федеральные списки. Также из этой программы выделяли деньги «известным и творческим людям республики, которые не хотели афишировать свои болезни». Где сейчас списки этих людей, сметы и списки спонсоров, Чернов не знает.