В Петрозаводском городском суде 18 сентября продолжится процесс над карельским исследователем сталинских репрессий историком Юрием Дмитриевым. Судья Александр Мерков вновь рассмотрит дело о создании порнографии, по которому суд оправдал Дмитриева 5 апреля 2018 года. Это решение 14 июня отменили в Верховном суде Карелии и отправили на повторное рассмотрение. Снова в коридорах петрозаводского суда соберутся люди, которые поддерживают главу карельского «Мемориала» с первого дня ареста в 2016 году. Накануне нового этапа судебных разбирательств журналист Светлана Кульчицкая пообщалась с друзьями и соратниками исследователя. Они рассказали о том, почему поддерживают его, какие у них взаимоотношения и какой он — Юрий Дмитриев. Интернет-журнал «7x7» публикует эти интервью.
Гражданские активисты из Петрозаводска Андрей и Тамара Оборины
— Какая черта вас привлекает в Юрии Дмитриеве?
Андрей Оборин: Понимаете, трудно говорить, что мы с ним были знакомы. Я не знал его до, первый раз увидел, когда его приводили на заседание суда и когда его освободили, около здания суда. Я не могу сказать, что мы с ним знакомы.
— Так почему вы ходите в суд?
АО: Не знаю. Какое-то ощущение внутреннего долга, что ли...
— Как вы считаете, в чем основная проблема в этой истории? Почему Дмитриева терзают?
АО: А ему не простят Сандармоха. В принципе, вот эта позиция, что есть память и пока есть память, существует народ, нация, неприемлема для... ну я скажу так: чекистского государства.
— Чем может это все закончиться?
АО: К сожалению, я не могу разделить оптимизма, потому что в этой стране может быть все что угодно. Так сложится, что если на момент вынесения приговора будет проще или почему-то выгоднее, может быть, из внешних соображений и внешнего имиджа его отпустить — значит, его отпустят. Но, в принципе, могут дать эту двадцатку запросто, и у них ничего не шевельнется.
Тамара Оборина: Вообще, каждый суд — это очень сильное, всегда эмоциональное впечатление. Это огромное количество совершенно потрясающих людей вокруг, со многими из которых мы именно по такому трагичному поводу встретились, подружились, общаемся. Там такое уже братство образовалось своего рода. На предпоследнем заседании прокурор требовала для Дмитриева девять лет строгого режима, это было заседание, с которого все разошлись совершенно подавленные, в ужасе, Катя [дочь Дмитриева Екатерина Клодт] плакала, там настолько вообще было тяжело. И вдруг следующее заседание — с оправданием, ликованием, там была, по-моему, самая большая явка за все время этих судов, приехало огромное количество народа из Петербурга, из Москвы. Наших много очень было, даже тех, кто, может быть, на обычные заседания не ходил, вот это ликование, когда уже вышли из здания и не могли больше часа разойтись, потому что все друг друга поздравляли, все настолько были в единении и счастье, это момент, который я буду помнить, чем бы все это ни закончилось.
— Если бы я дала вам кисть, каким был бы ваш портрет Юрия?
АО: Сложный вопрос. Никогда не подходил с этого ракурса. Я много раз был в горах, ну вот взять Эдельвейс: там очень странная растительность, она пробивается сквозь камни, она очень скромная, это мелкие листочки, мелкие цветочки, очень непритязательная, но вот воля к жизни — это [есть]. Ну вот это, наверное, Дмитриев.
— Тамара, а ваш портрет?
ТО: Ну что сказать, человек очень нестандартный, очень небанальный, человек очень мужественный. И когда мы стояли в одиночных пикетах за него, тогда еще только начиналось все это дело, когда подходили люди и спрашивали, тогда еще очень мало кто знал, кто такой Дмитриев, что за Дмитриев — фамилия не запоминающаяся, в общем-то, по большому счету. Вот когда подходили люди и спрашивали «Кто это?», я для себя такую вот формулу вывела: человек, который открыл Сандармох. И я видела, как просто меняются сразу лица у людей, как только они слышат это слово, и он сразу же из какой-то абстрактной фигуры получает какое-то конкретное совершенно воплощение. Неразделимы для меня Дмитриев и Сандармох. Ну и конечно, человек исключительного мужества, безусловно.
Соседка и подруга Юрия Дмитриева Наталья Вишковская
— Смогли бы составить словесный портрет Юрия Дмитриева? Что бы это был за портрет?
— Ну мне, наверное, проще даже как-то его охарактеризовать как родную душу. Из-за того, что он на моего отца очень похож. Они с моим отцом уже после этого [уголовного дела] познакомились. Выяснилось даже, что они на Слюдяной фабрике вместе работали, и отец приходил, его поддерживал. Открытый человек, взгляд, конечно, у него очень пронизывающий, такой колкий взгляд, острый язык, очень может жестко выразиться, при этом ведь чувствуется, что душа-то у него светлая. Видно, что он очень много знает, и он притягивает, с ним хочется общаться, расспрашивать, но об этом деле, конечно, мы с ним не говорили. Он рассказывал про Наташу, как он ее крестил на Секирной горе. Это было буквально за два дня до того, как его перехватили на дороге на кладбище [26 июня 2018 года Дмитриева задержали из-за нарушения правил подписки о невыезде. Позже стало известно о возбуждении нового уголовного дела по статье «Развратные действия»]. И он сказал: я, говорит, Наташке сразу сказал: «Ты единственная девушка, девочка, крещеная в таком месте, и у тебя будут очень тяжелые испытания в жизни, но у тебя и очень сильная защита». Я потом где-то в интервью прочитала, но вот он мне лично сказал, и как-то меня это тогда действительно зацепило, он очень, конечно, переживает за нее, больше всего. Поэтому все, что произошло, я считаю, только сильному человеку, действительно, могли придумать такую мерзкую статью.
— Если бы тебе пришлось доверить ребенка Дмитриеву, то ты бы ему доверила?
— Конечно. Вот я его приглашала к себе, у меня кофеварка хорошая, и он повадился ходить [смеется], понял, что кофе вкусный, идет гулять с утра, часов в десять, я с первого этажа вижу — идет, говорю в форточку: «Юрий Алексеевич, заходите кофе [попить]». Ну ладно, поднимет собаку на пятый этаж, спустится, попьем кофе, и тут же моя Эмилька [дочь] бегает, годовалая.
— А о чем говорите за кофе?
— Да обо всем говорим, как по-соседски, обо всем. Моя старшая [дочь] рассказывает: «Вот я в первый раз сегодня пошла в магазин сама, мама деньги дала, купила хлеб, молоко». И он так сразу: «Ой, а моя Наташка-то уже в семь научилась карточкой пользоваться». Моей еще есть к чему стремиться, оказывается, в плане самостоятельности. То есть обо всем абсолютно говорим. Не так чтобы какие-то серьезные темы поднимали, но просто по-человечески обсуждаем.
— Общение с ним меняет мировоззрение? Влияет на отношение к миру, к стране, к государству?
— У меня давно такое мировоззрение было, абсолютно совпадающее, как мне кажется, с теми людьми, которые его поддерживают. Вообще, в моем окружении мало людей, которые смотрят Первый канал и как-то следят за Мундиалем и тому подобным. То есть как-то я выросла в этой среде, этот человек мне очень близок, хотя он никогда не говорил плохо о политике, вот он никогда не выражал в открытую какие-то свои политические взгляды. Он занимался своим делом, хорошо занимался. И действительно, он такой увлеченный, когда мой отец к нему пришел домой и стал говорить про своих каких-то родственников, о которых мы мало очень знаем, потому что какие-то там истории очень непонятные, он тут же залезает в компьютер, тут же лезет в архив. Мой отец говорит: ты знаешь, Дмитриев-то одержимый [смеется], я ему только намекнул, а он тут же в компьютер, рыть нашу фамилию. Вот такой человек, таких нет, наверное, больше.
Мастер Теории решения изобретательских задач Александр Селюцкий, поддерживает Юрия Дмитриева на заседаниях суда
— Скажите, вы Юрия давно знаете?
— Нет, я его особенно близко узнал уже после того, как его освободили, когда с ним можно было уже лично общаться. Во-первых, надо сказать, что я инвалид по зрению, я ничего не вижу, и поэтому со мной общаться в этом плане довольно сложно, но я хорошо чувствую людей. И Юру я очень хорошо чувствовал.
— А что вы чувствовали? Какой он? Ваш портрет Юры?
— Он очень ранимый и очень порядочный человек.
— Вы ходили на все суды ведь, по-моему, да?
— Да.
— Кто вас водит на суд? [Александр Селюцкий — инвалид по зрению]
— Алла, дочка.
— То есть она тоже переживает.
— Да, она переживает.
— Вы с ней обсуждаете, дома об этом говорите? Она, наверное, поставляет вам информацию? Читает новости?
— Читает она, да. Информацию поставляет не только она. Ко мне ходит сиделка, которая тоже [смеется] в этом участвует. Она, когда могла, ходила на суд, и она в курсе. Вот она мне поставляет все [новости], всю информацию, которую можно прослушать. Мне 85 лет. Я уже много пожил, я разбираюсь в людях, и я могу сказать, что Юра — это порядочный человек. Порядочнейший человек и человек, который делает очень большое дело. Но, видимо, это дело не всем нравится.
— Почему лично вас волнует это?
— Потому что я тоже порядочный человек.
Друг Юрия Дмитриева Дмитрий Цвибель
— Что вы знаете об отношениях Юры [Дмитриева] и дочери Наташи? Вы их видели вместе, расскажите, пожалуйста.
— Я познакомился с Наташей (с Юрой я был давно знаком) на одной из презентаций книг, которые мы издаем. Он пришел, представил ее: «Наташенька, она такая очень миленькая девочка». И они сели, как все, в помещении. Было очень трогательно видеть их пару, он сидел слушал, а ей, естественно, было скучно, и она занималась тем, что выдергивала из бороды у него волоски. И так все умилялись. Я говорю: «Юра, ты уйди с дочкой, а то ты не даешь нам проводить презентацию!» И потом появился материал, кстати, что появился на презентации краевед Юрий Дмитриев со своей дочкой. Это было очень трогательно, и все внимание брали они на себя. Так что вот такие отношения. Потом Юра всегда говорил, когда приходил, что ему надо идти — ждут дома. И ему было очень хорошо, поскольку приходилось больше дому уделять внимания. И дочь, я же не знал, откуда дочь, ну дочка и дочка, когда я узнал, что он взял, я очень порадовался за него — что еще одно маленькое существо получило свой дом, причем теплый дом. Юра при всей своей как бы жесткости, казалось бы, вот смог как-то. Я у него спрашивал, кстати: «Вот, Юр, а как у тебя так получается? У меня так дома не получается» [смеется]. А он все называет своими именами, говорит мне, что ты вот такой-то, такой-то, не умеешь воспитывать. Говорит, надо меньше «сюсюкаться»!
— А вы можете описать портрет Юрин?
— У него очень сильные глаза, это самое сложное, что можно нарисовать, бороду, вы понимаете, можно нарисовать, а вот так чтобы его глаза… Очень глубокий взгляд, видно, что у этого человека, кроме внешнего, очень богатый внутренний мир. Это всегда отражается в глазах, тут ничего не сделаешь, все остальное можно переделать, но глаза — все. Если есть глаза... Очень внимательный, кстати, всегда говорит только то, что думает, может быть, в нашей стране это не очень принято говорить, то, что ты думаешь — не всегда, во всяком случае, и не везде. Ну это я так, очень мягко. И что меня вообще потрясло: когда было первое заседание суда, его вели восемь человек. Восемь человек! И еще двое были в самом зале заседания суда. Я вообще могу поздравить страну. Если большего преступника в мире нет — здорово мы живем! Все внутренние войска сосредоточены на том, чтобы привести Юру в помещение суда. Это вообще стыдно должно быть нашей стране.
— А какая, на ваш взгляд, самая основная черта характера, которая вас зацепила?
— Вы знаете, целеустремленность и убежденность в том деле, которое он делает, какое бы он ни избрал дело. Он просто не возьмется за то дело, которое он считает ненужным или нестоящим того, чтобы тратить жизнь. Он прекрасно понимает, что жизнь, отпущенная нам всем, — очень коротка, и чем дальше, тем больше понимаешь, что если ты сегодня не успел этого сделать, то завтра уже все, ты не сделаешь. Тем более, что у него сейчас такой возраст, возраст зрелости, и он старается использовать каждую секунду, чтобы работать, работать, работать. Потому что то, что он делает, не в обиду никому будет сказано, не сделает никто. И я знаю, что улицу назовут в его честь, памятник поставят, но после.
— Как вы думаете, как все-таки его вытащить? И возможно ли это?
— Возможно. Если не захлебнется вот эта волна. Понимаете, чтобы приехать из Москвы, нужны деньги, нужно свободное время, и я думаю: может, они на это и надеются — что выдохнутся силы, у людей просто не хватит чисто физических сил сюда приезжать и держать, и как только схлынет внимание к этому делу, так они и сделают гадкое дело. Но все же я надеюсь. А еще есть и хорошее из всего, что они наделали с Юрой: у тех молодых людей, которые сюда приезжают, на всю жизнь будет вот эта школа. Не ненависти к чему-то, а что от меня что-то зависит, и я сделал то, что я мог сделать, причем неважно, как дальше это все развернется, можно проиграть, но я почувствовал, что я не винтик, я человек!
Соседка и подруга Юрия Дмитриева Валентина Левчинская
— Вы давно знакомы с Юрием Алексеевичем?
— Давно.
— Вот вы женщина, у вас есть дети. Вы должны все чувствовать, женское чутье. Вы хоть на йоту можете предположить, что то, в чем его обвиняют, могло случиться?
— Нет, однозначно нет.
— Почему вы так думаете?
— Ну я же с ним общалась. И с ним, и с Наташей, видела их отношения между собой и какой она открытый ребенок.
— Как они общались? Что самое главное было между ними?
— У них было полное понимание друг друга, правда, он воспитывал ее иногда жестковато, но жизнь-то сами знаете какая. Чтобы ей в дальнейшей жизни было жить легче, он ее приучал и в магазин ходить, и то, что она женщина и надо за собой следить. Именно воспитывал.
— А ее проявления к нему какие были, на ваш взгляд?
— Очень хорошие! Она все время к нему подбежит: «Папочка! Папочка!» Обнимает его... Я даже мысли не допускаю такой. Изначально, когда мы с ним стали общаться, он показался мне грубоватым. А потом, когда уже чуть дольше [пообщались], начинаешь понимать, что за этой внешней грубостью скрывается довольно-таки ранимый и мягкий человек. Ты ни о чем даже не просишь, а он по-любому догадается, что у тебя какая-то проблема возникает или еще что-то, он предлагает свою помощь сразу, даже просить ни о чем не надо. У нас на первом этаже Наталья жила, умерла уже года четыре назад, вот мы с ним на кладбище то ездили, она онкологией болела, он помогал ей все время. Мол, пойдем гулять, на улицу ее вытаскивал, к жизни все подталкивал.
— Как лично для вас сейчас то, что произошло с ним?
— Я не скажу, что это лично моя трагедия или близко к этому, потому что я чувствую, что человека невиновного обвиняют в таких страшных делах неправомерно. И его надо защищать всеми способами.
— Как вы думаете, как они вас нашли? [Валентина везла Юрия Дмитриева на кладбище и в монастырь 26 июня 2018 года, когда его задержали второй раз]
— Я думаю, мы были уже на крючке, потому что когда мы съездили на кладбище, все там сделали и поехали дальше. И когда меня опрашивали: меня же пригласили сразу на следующий день следователи туда, спросили: «Когда вы были? Когда договорились?» И все прочее... Я говорю: «На кладбище заезжали». — «А где могила?» Я говорю: «Первый участок и крест такой там, подпаленный, хотите — проверьте». Проверили. Значит, они нас на кладбище уже «вели». Такое впечатление создается. И когда мы подъезжали к Олонецкому пункту, дэпээсник уже выходил наперерез, и он уже знал, что мы остановимся. Там стояла машина. Ему [сотруднику ДПС], наверное, просто сказали ориентировку, что надо эту машину остановить.
— Такое впечатление, что у него это был какой-то мальчишеский поступок.
— Авантюризм. Я его спрашивала: «Ты хорошо подумал, чтобы в монастырь ехать?» Не один раз спросила, он говорил — все нормально. Ну а я женщина слабая — отказать не могла [смеется]. Ему, может, надо было для себя самого, чтобы утвердиться, настроить себя на следующий этап, который предстоит. Но он не ожидал, конечно, такого, что именно по такой страшной статье опять начнется это.
Исследователь сталинских репрессии в Карелии, руководитель карельского отделения общества «Мемориал» был в числе группы, которая обнаружила массовое захоронение расстрелянных заключенных в урочище Сандармох. 13 декабря 2016 года Дмитриева задержали в его квартире. Поводом стал донос: краевед якобы хранил на компьютере порнографические снимки приемной дочери. Через два дня Дмитриева поместили в СИЗО на два месяца, после этого срок ареста многократно продлевали.
5 апреля 2018 года суд Петрозаводска оправдал исследователя, но Верховный суд Карелии отменил это решение 14 июня. Юрия Дмитриева снова задержали 27 июня. На следующий день стало известно, что Следственный комитет возбудил новое уголовное дело по статье о «насильственных действиях сексуального характера в отношении несовершеннолетнего», и 15 июля Дмитриева этапировали в Санкт-Петербург для проведения новой психиатрической экспертизы.
21 августа 2018 года Петрозаводский городской суд продлил арест Дмитриева до 26 октября.
