Руководитель проекта в области прав человека для школьников в Кирове Роман Гараев: Говорят, что современные дети инертны, а их просто нужно зажигать

В марте 2018 года в Кирове группа активистов запустила проект «Права человека, доступные детям». Они в нестандартной форме рассказывают школьникам, какие права у них есть и как подростки могут их защищать. Руководитель проекта Роман Гараев в интервью «7x7» рассказал, как появилась идея нескучно рассказывать школьникам о сложных вещах, как на это реагируют учителя и как сказывается на учебном процессе конфликт поколений.

 

«Мы погружаем детей в среду прав человека»

— Роман, как появилась идея проекта?

— Идея созрела давно, когда я еще был членом совета при Уполномоченном по правам ребенка в Кировской области. Мы начали активно заниматься правовым просвещением, ездили по разным школам города и области и занимались этой тематикой. А в прошлом году я съездил в Воронеж на конференцию по правозащитному образованию и гражданскому просвещению и взял с собой коллегу из Кирова — школьного учителя. И нам показалось интересным, что мы можем взять в копилку опыт разных регионов, разных инициатив, разных грантовых проектов и опыт других стран, все это соединить вместе, смиксовать и показать ребятам.

— То есть это задуманный именно в Кирове проект?

— Да. Мы работаем с Кировом и со Слободским районом. Есть деревня Стулово, там замечательная школа и замечательный преподаватель Попов Николай Юрьевич, ребята которого, несмотря на то что это сельская школа, завоевывают призовые места на олимпиадах регионального и межрегионального уровня. У ребят неплохая базовая подготовка, лучше даже, чем у некоторых школьников из Кирова. Мы проводим в этой школе базовые занятия, туда могут приезжать ребята со всего Слободского района.

— Кто эти люди, которые участвуют в проекте?

— У нас есть небольшая команда проекта, это тренеры в области неформального образования. Мы все познакомились по-разному: на конференциях, на различных мероприятиях. Например, у меня коллега — она магистр Высшей школы экономики, училась в Москве, сейчас работает в Кирове, преподает в школе, очень компетентный преподаватель, работает с активными и интерактивными методиками. Количественный состав меняется, но обычно это три-пять человек, которые постоянно этим занимаются.

— Вы сказали про неформальное образование. Что это такое?

— Это то, что у нас в стране принято называть дополнительным образованием. Называть его так не очень правильно, потому что формируются такие компетенции и навыки, как критическое мышление. Странно считать критическое мышление чем-то дополнительным. Мне кажется, что это что-то основополагающее, это ядро образовательной системы. Это подход Совета Европы и отчасти Европейского союза, то есть это неформальное образование — это школьные учителя, которые преподают право и обществознание в школах города.

— Когда проект начался?

— Проект начался в марте, рассчитан примерно на три-четыре месяца. Сейчас мы ездим по школам, представляем проект, но на лето мы его, скорее всего, будем закрывать. Хотя, возможно, мы проведем на нескольких площадках какие-то открытые мастер-классы, открытые уроки для того, чтобы ребята из разных школ, колледжей, молодежь могли бы прийти и посмотреть, что это такое.

— Как это происходит?

— Это делается по-разному. Обычно мы приезжаем в школу и сначала проводим вводное занятие, на котором мы приходим к осознанию того, что такое права человека. Мы рассказываем, откуда это взялось, какое содержание есть у этого явления и какие существуют подходы, зачем права нужны, а на какой стадии современного развития они находятся.

Концепций прав человека много — более десятка, мы знакомим школьников с основополагающими актами. Рассказываем, что есть Всеобщая декларация прав человека, она появилась 10 декабря 1948 года. Мы знакомим с содержанием этого акта, говорим про то, что три года она писалась, показываем различные материалы по декларации, ролики, постеры приносим, даем раздаточные материалы. Таким образом мы погружаем их в среду прав человека.

— Школьникам это разве не скучно слушать?

— Нет, это ведь не только лекционная форма, это скорее активный формат. То есть мы обмениваемся мнениями, задаем вопросы ребятам, они отвечают, иногда в группах работают. У нас есть несколько форматов. Первое — это лекционно-тематический блок, это наполнение, в котором мы рассказываем про основные документы. Далее — это практико-ориентированный блок: мастер-классы, дебаты, игровые судебные процессы.

Плюс наши коллеги выпускали HUMRA — анимационный сериал о правах человека. Мы рассказываем через мультфильмы, анимацию, зарисовки. Есть различные интерактивные пособия, а есть, кстати, и комиксы. Тоже наши коллеги делали из разных регионов.

Часто ориентируемся на запросы. Нам ребята говорят — хотелось бы поговорить про это, и мы про это говорим с ними.

 

 

— Для каких классов вы проводите занятия?

— С 8-го по 11-й классы, хотя нас приглашают и в начальную школу, и в шестые классы, к более младшим ребятам. Мы стараемся не отказываться и тоже приезжаем, хотя это сложнее. С начальной школой я лично не работаю.

— Как вы договариваетесь с администрациями школ? Вы туда просто звоните и говорите, что хотите рассказать детям про права человека?

— Обычно мы не связываемся с администрацией школ, мы связываемся непосредственно с учениками и учителями. Мы пишем им про проект, спрашиваем, заинтересованы ли они принять участие в нем. Они отвечают — да, нам интересно, вы можете прийти на урок или на классный час, как кому удобно.

— Откуда вы знаете, к кому обращаться? В соцсетях ищете?

— Иногда во «ВКонтакте», иногда это наши знакомые. Так как у нас в проекте есть преподаватели, то мы через свою сеть делаем рассылку знакомым учителям. Кто-то про нас слышал, на радио или через молодежный парламент, иногда с кем-то были совместные проекты. В общем, через обратную связь и знакомства.

— Чем должен закончиться проект?

— Мы планировали провести олимпиаду-тренинг по правам человека, но в настоящее время мы ее заменили. Скорее всего, у нас будет конференция или круглый стол по проблемам прав человека в современной школе.

— Почему заменили?

— Потому что сейчас конец учебного года, у ребят экзамены, учителя заняты. Они попросили заменить олимпиаду каким-то другим мероприятием, чтобы они могли без особой подготовки, без значительных временных затрат прийти и послушать об опыте других, о форматах, поделиться своим впечатлением о проекте. Поэтому мы решили заменить это конференцией. Мы постараемся обсудить на круглом столе проблемы, которые сегодня есть в школе. Итогом проекта, наверное, будет тот багаж знаний, базовых компетенций, который получат и обучающиеся, и учителя и который смогут использовать в повседневной жизни, в школе, на уроках, экзаменах.

— Как вы это проверите?

— Мы не ставим целью это проверить, это, наверное, проверят сами заинтересованные ребята и учителя, поймут, было это им полезно или нет. Но уже сейчас многие говорят, что это полезно, мы это используем за пределами школы, в повседневной жизни, нам тут недавно попалось на контрольной работе, и мы ответили. Или: мы в интернете дискуссию какую-то начали вести, и нам помогло то, что вы нам рассказали, ваши знания или ваши методики.

— После того как круглый стол состоится, вы будете продолжать ходить в школы, общаться с учениками, учителями?

— Я думаю, что да, мы это делаем на постоянной основе, в том числе и в других проектах. Возможно, этот проект во что-то другое сможем трансформировать, в другую форму, или продолжить его после завершения активной фазы. Мы хотим расширить географию проекта на другие районы. Это необязательно очные встречи, это может быть дистанционно, обмен ссылками на какие-то курсы, что-то, что мы можем давать учителям, чтобы они самостоятельно погружались в эти проблемы и рассказывали ребятам.

 

«Бывает, что учителя говорят, что мы учим школьников плохому»

— Насколько большой отклик, сколько учителей говорят — да, приходите?

— От тех, к кому мы обращаемся, отклик, мне кажется, процентов 90. Есть учителя, которые говорят: нам интересно, но мы сильно перегружены, у нас конец учебного года или мы не успеваем по программе. Тогда мы можем прийти строго на один урок в определенное время. Есть учителя, которые готовы жертвовать своими уроками. Они понимают, что уроки у них достаточно… ну, я не могу сказать, что они скучные… они достаточно однообразные, в форме лекции. Учителям хочется чего-то нового, чего-то активного, интерактивного, им не хочется быть просто ретранслятором знаний, потому что в XXI веке это не очень актуально, ученики могут загуглить. Им хочется, чтобы пришли люди со стороны, чтобы ребята познакомились с чем-то новым.

— Получается, что это в большей степени все равно инициатива учителя, а учеников ставят перед фактом — сегодня будет лекция про права человека. Как сами школьники на вас реагируют?

— Сильно зависит от школы. Бывают школы, где ребята прям радуются, им интересно, они задают много вопросов. Есть ребята более пассивные, которые послушали, в себя впитали, ушли с какими-то мыслями. Они могут через несколько дней написать нам во «ВКонтакте»: вы к нам приезжали, у нас созрел вопрос. Или просто хотят выразить благодарность и сказать, что им было интересно. Есть те, кто реагирует вообще вяло, но в каждом классе, как правило, есть несколько человек, которые заинтересовываются и затем держат связь, просят, чтобы мы их приглашали куда-то.

— Бывают ли такие ситуации, когда школьники или учителя не понимают, зачем рассказывать про права человека, или считают это лишним?

— Среди учеников нет. Есть некоторый конфликт между учителями и учениками. Я считаю, что это конфликт поколений. Например, в одной из школ города мне недавно начали «заливать», извините за сленг: зачем вы говорите про права, давайте говорить про обязанности. Я бы сказал, что это социалистический подход — сначала вы для общества, потом общество для вас, вы должны доказать, что вы полезны. Мы говорим, что это недопустимый подход, что права человека первичны, это не благодарность за что-то, они есть у каждого вне зависимости от этнического происхождения, социального положения, цвета кожи, пола, расы, сексуальной ориентации, вне зависимости от чего бы то ни было. Это то, что у вас нельзя отобрать, и от того, что вы не исполняете свои обязанности, у вас не пропадают права человека.

— Если есть такие учителя, то как они вообще соглашаются на ваши лекции?

— Обычно это бывает так: мы созваниваемся или делаем рассылку, они примерно представляют то, о чем мы говорим, приглашают нас. А когда мы приходим в аудиторию, они начинают альтернативу предлагать, происходит некий раскол. Как правило, это учителя в возрасте 50–60 лет. Тогда я предлагаю устроить дебаты или баттл, дать ученикам право выбора, чтобы они могли выбрать точку зрения. Мы пытаемся как-то войти в продуктивное русло, чтобы это были не пререкания с кем-либо, а конструктив.

Но чаще всего учителя об этом начинают говорить уже после окончания урока, когда уходят ученики и мы обмениваемся мнениями. Бывает, что это переходит в продуктивное начало, и мы какие-то точки соприкосновения находим. Но бывает, что учителя непреклонны, они говорят: нет, вы сейчас учеников научите плохому, они начнут в школе отстаивать свои права. Они с этим не согласны, им повышение гражданской активности обучающихся не в плюс, а скорее в минус. Это называется авторитарная педагогика: я — глава, я — ретранслятор, а вы ниже меня по социальному статусу, вы меня слушаете и впитываете эти знания. У таких учителей обычно нет коммуникации на равных, не происходит того, что они как тьюторы помогают ученикам получать информацию.  

 

 

— Много таких учителей?

— Точно я затрудняюсь ответить. Такие учителя, безусловно, есть, мне кажется, их немало. Но обычно ученики становятся на нашу позицию, они говорят: это интересно, это актуально, наверное, вы правы. Хотя бывает, что ученики боятся высказать свою точку зрения, они понимают, что учителю это не понравится, возникнет диссонанс, конфликт, и поэтому они с нами связываются уже после занятия. Они пишут во «ВКонтакте» или создают беседу, и вот там начинается дискуссия. На уроке они не склонны выражать свою точку зрения именно из-за того, что они понимают, они предчувствуют оценку учителя, что будет какая-то санкция за выражение своего мнения.

Встречаются учителя замечательные, которые дают ученикам возможность выбора, возможность самостоятельного анализа, дают ученикам, что называется, рулить на уроке, — самостоятельно определять содержание, повестку, делать какие-то интересные вещи. Но есть учителя, которые зачастую эти подходы, если даже одобряют их, не используют, у них прагматичная позиция — мы вам расскажем, а вы запомните и обязательно используйте где-то.

— Есть такие учителя, которые приглашают вас для галочки, потому что им нужно провести какое-то мероприятие, и вот подвернулось?

— Мне кажется, что это возможно, и такое иногда происходит, но они опять же нам про это не говорят, не выражают это явно. Чувствуется, что у некоторых учителей выражается, что называется, профессиональная деформация сознания. Когда я учился в Московском городском педагогическом университете, нам рассказывали про профессиональную деформацию сознания среди учителей и педагогов. Например, в США если человек работает преподавателем больше десяти лет, то есть определенные обстоятельства, при которых он не может быть вызван в суд в качестве свидетеля, потому что психологи считают, что происходит серьезная деформация сознания. Это очень интересно, на самом деле; мы видим, что у некоторых педагогов действительно есть эта деформация и они устали, они выгорели, им неинтересно работать, они хотят отдохнуть. Я не сказал бы, что они делают это для галочки, скорее исключительно по инерции. Они уже привыкли к тому, что надо, и поэтому они вот так тащат это тяжелое бремя — бремя работы в школе.

 

«Школьники знают про права, но не понимают их содержания»

— Насколько школьники сейчас подкованы в вопросах защиты своих прав?

— Я думаю, что значительная часть учеников слабо подкована в этом. Они очень поверхностно знают основополагающие нормативные правовые акты в этой области, допустим, Конституцию Российской Федерации. Даже старшеклассники, которым сдавать ЕГЭ. Они слышали про нее, они знают, когда она была принята, но само содержание — это уже «подвисает». Если мы говорим про международно-правовой аспект, про международные акты, это полное незнание, в школе практически не говорят ни про Международный билль о правах человека, включая Всеобщую декларацию прав человека, ни про Конвенцию ООН о правах ребенка, ни про Европейскую конвенцию по правам человека. Хотя это очень интересно, и эти вопросы встречаются иногда на олимпиадах для школьников по праву и по обществознанию, на ЕГЭ.

— А что они знают?

— Они обычно нахватывают из интернета различные какие-то вещи, клише, и они этими клише начинают оперировать, как правило, не понимая их содержания. Берут какие-то фразы — мы имеем право на то-то, но раскрыть содержание этого права они уже не могут, начинают в этом тонуть.

— Чем им интересен ваш проект?

— Интересно, потому что это что-то новое, они об этом не слышали. Им интересны молодые лица, которые к ним приходят, много знают, могут рассказать, показать, которые дают стимул и мотивацию к самостоятельному изучению. Мы им говорим: ребята, вам поступать в вузы, вы можете выиграть олимпиаду, и тогда вам не придется сдавать кучу ЕГЭ. Вы можете съездить постажироваться или попрактиковаться, даже будучи школьниками, в различные общественные организации, и у нас Год добровольца, вы можете посмотреть, как это происходит, можете сходить в суд на судебное заседание, посмотреть, как отправляется правосудие, можете осуществлять гражданский контроль. Вообще, наша цель — это их замотивировать, чтобы они могли самостоятельно изучать это, а с нами связываться, когда у них возникают какие-то трудности. Я считаю, что самостоятельности у нынешних учеников достаточно много, хотя говорят про их инертность, про то, что они все устали, про то, что им ничего не надо. Думаю, им это надо, просто нужно их зажигать.

Мне в этом смысле очень близка цитата древнегреческого философа Плутарха, который сказал: «Ученик — это не сосуд, который нужно наполнить, а факел, который нужно зажечь...»

Есть еще одна вещь — это эмоциональный опыт. Мы все знаем, что такое дискриминация, но одно дело, когда говорим о дискриминации в теории, другое — когда мы испытываем ее на себе. Ребята, которые с помощью мастер-класса испытали на себе дискриминацию во время игры, совершенно по-другому начинают на это реагировать. У них появляется интерес к тому, чтобы защитить людей, которые попадают в такую ситуацию, и сказать о том, что нет, это неправильно, мы хотим вам помочь.

— Было много случаев, когда учителя отговаривали или прямо запрещали школьникам ходить на протестные акции, но ученики спорили с педагогами. Получается, они все-таки заинтересованы в защите своих прав?

— По-разному происходит. Мы обсуждаем право на свободу мирных собраний, право на свободу ассоциаций, в том числе некоторые ребята задают вопросы про господина Навального и про различные митинги в поддержку свободы слова, свободы интернета. Мы честно обсуждаем эти проблемы, различные подходы, которые сформированы, рассказываем, как государство к этому подходит, какие есть международные правовые подходы. Ребята сами выбирают, что им ближе — позиция государства или позиция гражданского общества, правозащитников, международных институций — ООН или Совета Европы, ОБСЕ.

— Вы рассказываете школьникам про то, что сейчас в России правозащита и правозащитники находятся не в лучшей ситуации? Что государство рассматривает их скорее как угрозу, чем как помощников?

— Да, мы про это рассказываем. Тут есть разные подходы. Мы им даем не однобокий подход, что у нас либеральная концепция, и давайте говорить о том, что государство ущемляет правозащитников. Мы все-таки стараемся говорить о том, что есть разные подходы: государство это видит так, а гражданское общество или часть гражданского общества и отдельные правозащитники видят так. Мы рассказываем ребятам про проблемы современной правозащиты не только в России, но и в мире. У нас есть большой игрок — это Китай, который не принимал участие в разработке Всеобщей декларации прав человека, и у Китая своеобразный подход к правам человека, и он хочет распространить его на другие страны мира. И это большой вызов и угроза в принципе правам человека, потому что права человека, если говорить объективно, — это западная концепция, и когда Китай в ООН и его органах, например в Совете по правам человека, начинает свои различные предложения высказывать, это тоже очень интересно. Мы им говорим про вообще современное состояние прав человека, про то, что это очень зыбкая вещь, которая может пошатнуться, и все-таки права человека как законченное явление образовались после Второй мировой войны, на ужасах Холокоста и нацизма. То поколение практически ушло, перед нами стоит задача актуализации прав человека для современных вызовов.

«Создается система отношений, где есть власть и есть подвластные»

— Роман, права человека — это не то, чем обычно интересуются молодые люди. Почему вы этим занимаетесь?

— Вообще тематика прав человека очень интересна, я нахожу это актуальным, своевременным, крайне важным. Нужно, чтобы эти ценности в обществе развивались, необходимо продвигать их. В том числе говорить о таких понятиях, как человеческое достоинство, уважение, толерантность.

— Вы еще член молодежного парламента. Что вам это дает?

— Пойти в него я решил потому, что меня давно интересовали молодежная политика и проблемы детства. Я до этого был три года членом Детского общественного совета при Уполномоченном по правам ребенка в Кировской области и был членом такого же совета в Москве. Мне казалось, что это деятельность продуктивная, она интересная. Мы встречались с ребятами из разных регионов, ездили на форумы, писали резолюции, думали, как решать проблемы школьников. И от этого был какой-то минимальный выхлоп, какой-то результат, поэтому я решил, что молодежный парламент тоже может быть стартовой площадкой, чтобы реализовывать идеи. И так как я был школьником, я видел изнутри системы много разных проблем, которые надо было решать.

 

 

— Каких проблем?

— У нас школьники не знают своих прав, своих свобод, не могут их защищать, они не понимают, как устроена образовательная система, как устроена школа. Ведь в школе существует неравенство и дискриминация. Например, сейчас есть школьная форма или деловой стиль для учеников, но его нет для учителей. Некоторые учителя придерживаются делового стиля, некоторые — нет. И получается, что создается такая система отношений, при которой есть власть и есть подвластные ей. И если ты власть, то ты можешь не исполнять что-то, а подвластные обязаны подчиняться.

— Чтобы рассказывать детям об их правах, нужно быть компетентным. Вы этому как-то обучались?

— Отчасти да. Я обучался этому в Московском городском педагогическом университете, там была программа «Школа права» — подготовка студентов для работы со школьниками в сфере правового просвещения. У нас были занятия, лекции, семинары, где мы обучались методике и теории преподавания права в школе. Потом я участвовал в различных международных проектах по образованию в области прав человека, совершенно различных и по тематике, и по содержанию, и по участникам. И вот все это накопилось и вылилось в этот проект.

---

Реклама. Школьная форма возвращается. И это прекрасно, ведь у нее есть ряд преимуществ. Мы предлагаем вашему вниманию качественную и недорогую школьную форму из натуральных тканей. Такая форма не мнется, долго сохраняет первозданный вид. Вы можете посмотреть подробнее (ИП Малышева Наталья Владимировна ОГРНИП 316774600073578). Большой выбор, высокое качество.

---