Венеция. Еще издали поднимается она из мутной воды колокольнями-кампанилами, сединой куполов, винным цветом домов и охрой крыш.
У Сан-Марко праздными волнами шатается разноязыкая толпа, зазывают в лавки торговцы, кричат гондольеры. Но стоит отойти в сторону, как глухие переулки втягивают воронкой и спирают дыхание. Особенно гулок среди их каменного безмолвия стук шагов. Зеленые поблекшие двери со львами, острожные решетки на окнах, отцветший лик Мадонны в незаметном киоте. Скитания по лабиринтам города куда-то обязательно приводят. И каждый раз — к новому месту. Думаешь, что свернул в тупик, а там — новый поворот в каменную тишину.
Венеция не приносит легкости. Она источает запах тлена и погружает в чувство легкого одиночества, задумчивого созерцания. С горбатого мостика над каналом глядишь в зеленоватую тяжесть воды, ловишь в ее легких колебаниях призраки былого.
Бесшумным привидением выскальзывает из-под мостика вороная гондола. Черный гробовой лак и золоченые сиденья, вся ее траурная роскошь воссоздают образ умершего прошлого — славных веков и богатства Венецианской республики. Перевозчиком в подземное царство — Аид выглядит непряженный гондольер на корме и так чуждо смотрятся на узорных подушках беззаботные пришельцы — гости города.
После чашки кофе и легкого завтрака нет лучшего утра, чем зайти в едва приметную скуолу святого Георгия, где весь первый этаж обнимают наивно откровенные полотна Витторе Карпаччо. Уютная зала впитала запах воды, старого дерева и красок. Свежеть картин погружает в то искусство, которое ты не понимал или лишь тщился понять. И там, на обтянутой узорной тканью лестнице скуолы вдруг оно становится очевидным и потрясает глубиной.
Чуть в стороне от Сан-Марко церкви стоят почти пустые. Немногие знатоки и случайные туристы забредают туда. Можно в тишине и неспешно насладиться шедеврами Ренессанса. Каким окном в тихий мир Божественного равновесия кажется Мадонна Джованни Беллини на алтаре церкви Сан-Заккариа! Чем дальше отступаешь назад, тем объемнее и глубже тот мир. Сколько рассеивающейся в солнце тьмы, кипения и страсти в огромных полотнах Тинторетто в домашней церкви художника — Мадонна-дель-Орто! Одно дело, когда картина безжизненно висит в галерее, совсем иное — когда, она на стенах церкви, для которой писалась.
Спускаются призрачные сумерки на лагуну. На набережной Фундаменте Нуово отдаляется назойливый гул толпы. Не умолкает лишь суета катеров. Но отстранены от нее воды. Там, впереди, на острове Сан-Микеле дремлет за бледной стеной и густой темнотой кипарисов царство мертвых, — старинное венецианское кладбище. Летейские уснувшие воды уносят из городских проток призрачного города души и тени прошлого туда — в вечное успокоение. А на горизонте возвышаются то ли небесные горы, то ли угадываются снежные вершины близких Альп.
