Мне кажется я живу в каком-то сне, где все вокруг, мягко говоря, тронулись умом. Полтора года тишины, и вот теперь со всех сторон на меня лезут новости про каких-то знакомых или их знакомых, добровольно ушедших на войну или уже вернувшихся в цинке. Встречаю давнюю знакомую, которую не видела лет пять, а она рассказывает, что пошла сидеть с племянниками, брата мобилизовали, погиб, осталось двое детей.
С Дальнего Востока звонят, говорят 40-летний брат, который никогда не видел автомата или другое оружие, пошел добровольцем, потому что поругался с родителями из-за того, что ничего не достиг в жизни. Сосед подал документы в военкомат. Он в разводе, ездит работать вахтовым методом в Якутию, ежемесячно платит алиментов больше 40 тысяч и не просит бухгалтерию давать ему серую зарплату, чтобы меньше ребенку досталось, как некоторые. Дочку свою обожает, постоянно ездит с ней в аквапарки, театры и прочь. Но бывшей жене этого мало, просит новую иномарку и не китайскую, а немецкую, иначе ребенка не даст. Теща – прокурор, тесть – судья, сосед поверил, что может не увидеть свое чадо и не нашел ничего лучше, как пойти зарабатывать на войну. Пока его не взяли. Говорят, у них полно желающих с опытом.
Коллега в начале войны называл всех участников СВО «дегенератами», призывал их одуматься, что творят, но вот скоро уже месяц, как сам в Украине. По его словам, процентов 50, может чуть побольше, идут исключительно за деньгами, контракт подписывают на месяц-три, надеясь за это время получить контузию, три миллиона и соскочить. 20% – патриоты за идею, это в основном бывшие военные, которые уже участвовали в военных действиях. А 30% – студенты, которые взяли академы и поехали на встречу приключениями, искать смысл жизнь и прочь.
Еду в фирменном поезде в Москву. Возле самовара реклама контрактной службы. Возле нее стоят, разговаривают мужчины. Обсуждают плюсы и минусы участия в войне: «В офисе, конечно, хорошо, спокойно, но все деньги сейчас там, в Украине. И зарплаты хорошие, и если повезет трофеи можно привезти». Сошлись на том, что стоит попробовать. Я не сдержалась и спросила, а готовы ли они убивать, видеть, как твоего товарища разорвало на мине, готовы ли они к тому, что после всего этого, они не смогут вернуться к обычной жизни и еще долго будут шарахаться от каждого шума, бояться любой пролетающей над головой птицы и их будет воротить от запаха жареного мяса, потому что память сразу будет подкидывать картинки с поля боя? Мужики смотрели на меня с недоумением, как будто я разговариваю с ними на китайском. Потом спросили меня, не дура ли я и, не дождавшись ответа, ушли.
Как легко оказывается купить русского человека, независимо от того, кто он по национальности и как дешево он ценит свою жизнь. И, честно говоря, не представляю, что должно случиться, чтобы люди задумались, ради чего они отдают здоровье и жизни, оставляют родителей, жен и детей одних. Большинство из тех, кто пошел, прекрасно понимают, что это не война против фашистов, что это война ради чьих-то политических амбиции и экономических выгод, тем не менее идут. Потому что в глазах – миллионы, деньги которые они вряд ли смогу заработать в своем городе и уж тем более деревне.
