Когда русским говорят, что они не могут быть хорошими, я вспоминаю десятилетия равнодушия, когда у всех на глазах в московском метро задерживали для проверки документов только смуглых пассажиров, когда в «Коммерсанте» беспрепятственно писали «арестованы лица кавказской национальности», когда юмористы и телесериалы передразнивали «гэканье» по центральному телевидению и оно же обыгрывалось в анекдотах, когда анекдоты про чукч считались дико смешными, когда тупой юморист орал, опять же по телевизору, про американцев: «Ну тупые!» — когда клички разных народов звучали не только в трамвае, но и опять же во всяких русскоязычных юморесках и телесериалах, когда в знак протеста против депортации грузин на Пушкинскую вышло 500 человек в 15-миллионном городе (а сколько вышло в защиту украинской библиотеки, не припомню), когда о преследованиях крымских татар писали четыре малотиражных СМИ, при 150 просмотрах каждой публикации.
Всё это считалось вынужденно терпимым, второстепенным и не первой важности: «Ну я то интернационалист, это все знают», а что вокруг — «А что я могу поделать?».
Ничего хорошего в том, когда русским орут, что они не могут быть хорошими, нет, даже «по уважительной причине».
Но нет худа без добра, в этом есть и некая вынужденная оздоровительная терапия. Побыть на месте тех, чьи проблемы ты в упор не замечал много лет, поскольку ты-то лично их не обижал (вроде бы).
