В очередной раз вышла демонстрация того, что Россия любит огромное зло. Чтобы оставаться безнаказанным, зло должно быть циклопичных размеров. Если воровать, то миллиардами; если шантажировать, то сразу ядерным оружием; если губить, то хотя бы сотни тысяч; если выступать за справедливость, то как минимум на танках; если врать, то сразу всем; если менять, то сразу — миропорядок.
Делай так — и будешь в почёте.
Заискивать перед большим злом, уважать его сквозь липкий страх — единственное, что остаётся незыблемым. Это — фундамент и непоколебимая скрепа.
К Путину формируется претензия: ты, фраер, как-то сдал назад, мы перестаём отождествлять тебя с самым большим злом в стране, просматривается и покрупнее, а раз так — извини подвинься.
С Путина отваливается штукатурка и становится видно, что это злодейчик средненького пошиба, заурядный трусливый пакостник.
А в России не прощается, если ты не держишь марку и не тянешь на самого отмороженного душегуба.
Это всё печалит меня. Нет никакого стремления к добру. Его нет. Варианты прекратить делать зло и творить добро даже не рассматриваются. Зло полностью завладело повесткой, злом забиты все склады, зло переливается через край. Принято утверждать, что Россия ничего не производит. Ну как же не производит? Производит. Россия производит зло. Зло такого качества и в таких объёмах, что решение отправлять «товар» на экспорт назрело само собой.
Производители зла здесь всегда в почёте, а то, что сейчас есть по отношению к Пригожину — это ревность старой крупной фабрики по отношению к выскочке, который захватил часть рынка, предложив потребителю более яркую упаковку.
Все воспитательные меры сводятся к одному — твори зло под нашим брендом, у тебя всегда будет отличный контракт: будешь как сыр в масле кататься, если безропотно будешь усиливать единое огромное зло.
Вы учинили мятеж и посягнули на самое святое, но, так как наше любимое огромное зло вы не разрушили — вам спасибо.
Это вообще как? Девушку из Уфы, которая добивалась, чтобы бюджетные деньги в её городе тратились по назначению — в тюрьму, а уголовнику, который на танке ехал на захват высшего военного руководства страны — спасибо.
Мы вас не тронем по одной причине — мы знаем, что на добро вы не способны, а, стало быть, если ваши посягательства подмять под себя рынок прекращены — живите дальше; зло, производимое вами, вновь начнёт поступать в единый логистический центр, где будет бережно упаковано в тару и промаркировано брендом «Огромное зло».
Никто не хочет верить в торжество добра. Эта идея с негодованием отбрасывается, как вздор.
Рассматриваются два варианта: пусть более злое зло разрушит огромное зло, которого нам надоело бояться. И второй вариант: пусть зло поменьше заменит огромное зло, чтобы мы на какое-то время получили возможность бояться чуть меньше.
Плачевные последствия и того и другого варианта очевидны, но стремление облегчить мучения от тесных оков того страха, который чувствуешь здесь и сейчас, столь велико, что короткая передышка между приступами воспринимается как избавление.
Неудивительно, что в условиях, когда зло безоговорочно доминирует, единственным средством выживания большинство избирает для себя такой стиль поведения, когда стараешься не попадаться лишний раз злу на глаза и тихонечко делать что-то такое, за что зло иногда может погладить по голове.
Не знаю как вы, а у меня ощущение такой безвыходной западни, что без какого-то внешнего вмешательства выбраться из порочного круга — ни малейшего шанса.
Выбор, очерченный Симоньян, между плохим и чудовищным, теперь актуален для каждого момента и он теперь всегда только такой: или плохое, или чудовищное. Нюанс в том, что право выбора присвоили себе чудовища, и даже тогда, когда они выбирают плохое, следующим своим действием они превращают это плохое в чудовищное. И выходит так, что даже этот выбор — иллюзия.
Зло ненасытимо. Даже тогда, когда оно казалось бы уже всё, что только можно, разрушило, и причинило страдания всем, кому только можно, оно кричит: победа будет за нами! Понимаете? У зла не бывает ощущения победы. Победа зла — это когда все ежесекундно страдают. Когда просыпаешься с ощущением страдания, страдаешь весь день и потом не можешь заснуть. Чтобы это было всеобщим ощущением. Адепты такой победы пребывают в иллюзии, когда кажется, что причинение максимальных страданий тем, кого ненавидишь, способно обернуться личным счастьем. Не учитывается тот фактор, что с противоположной стороны — точно такие же борцы за собственное счастье и у них точно такие же возможности причинять страдания. В результате начинается погоня за накоплением ресурсов для причинения как можно более масштабных страданий. Возникает гордость на почве того, в насколько сжатые сроки и насколько сильные страдания мы можем причинить как можно большему количеству живых существ.
Что было бы, если бы с равным рвением ресурсы использовались для распространения добра?
Ладно, пора заканчивать, в предыдущий раз, когда некто решил долго на эту тему разглагольствовать, его на кресте распяли.
