Позвонила Нина Семеновна Катерли, замечательная бабушка замечательной Евгении Беркович, которую вместе со Светланой Петрийчук за антитеррористический спектакль «Финист ясный сокол» хотят лишить свободы на семь лет за «публичное оправдание и пропаганду терроризма».
Поблагодарила за моральную поддержку Жени, рассказала про обыск у нее дома (Женя по-прежнему прописана в Санкт-Петербурге) и про то, как Женя всем благодарна за солидарность, письма, приветы и всякого рода помощь. Нина Семеновна слушает все эфиры, ловит слова в поддержку Жени. Очень признательна всем, кто напоминает о судьбе внучки и открыто говорит о ее невиновности.
Когда умер Сталин, Нине Катерли было 19 лет. Прошло много лет, и запах тех казематов вернулся. Это при Сталине можно было сесть и даже получить расстрел за творчество: книгу, песню, стихотворение. После Сталина искусство, неприятное властям, просто запрещали: не давали публиковать, не разрешали играть на сцене, выставляться, исполнять. Но уже не сажали. Советские власти с большим трудом стали различать культуру, даже антисоветскую, и политическую деятельность: искусство и гражданское сопротивление понимались властью как разные формы протеста. Первый просто глушили, со вторым боролись силовыми методами.
И вот 70 лет после смерти людоеда власти снова возбуждают уголовное дело за произведение искусства, в котором они ничего не понимают, то есть реально ничего: не понимают ни пьесу, ни постановку, ни само послание обществу, заложенное в спектакль. Но поступает донос на конкретного человека, Женю Беркович, не только режиссера, но и автора стихов, которые, конечно, прочитаны «кем надо», и собранные за годы папочки оживают, словно просыпаются от летаргического сна.
Нина Семеновна помнит и сталинские, и хрущевские, и брежневские времена. Помнит приход Горбачева и воздух освобождения от морока. Все это она описала в книге воспоминаний «Чему свидетели мы были» и потом в книге «Земля бедованная».
И вот она снова – свидетель политического людоедства, и это людоедство опять касается ее семьи, буквально врывается в ее дом и забирает родное существо. Нина Катерли смотрит на все происходящее глазами человека, который помнит варварство предшествующей и, когда-то казалось, навсегда ушедшей эпохи, и узнает его повадки, его стиль и почерк.
Молчит министерство культуры, заказавшее постановку «Финист ясный сокол», и ты понимаешь, что это министерство уже не культуры, а совсем другое министерство. И две «Золотые маски» (в том числе за сценарий) уже не защищают. «Театральное дело» сшито грубыми и грязными нитками на виду у всей страны, и все всё понимают. В том числе понимают, что происходит в стране.
Говорят, что невозможно человеку дважды войти в одну и ту же воду. В оригинале сказано – в одну и ту же реку, и мы понимаем, что это так и есть – вода движется, и, даже никуда не двигаясь на берегу, ты никогда не попадешь в ту же воду в том же русле.
Но как тревожно это морочное возвращение в, казалось, высохшее и обездвиженное русло сталинщины, которое всегда заполнено одной и той же водой, – слезами и кровью. Вчерашними и сегодняшними. Осталось только пережить и выстоять.
30 мая у Евгении Беркович и Светланы Петрийчук апелляционный суд по мере пресечения. И вроде ты понимаешь, что эти челюсти, если сомкнулись, то уже не разжимаются, потому что не умеют это делать, но каждый раз невозможно не попытаться их разжать – буквально голыми руками, из последних, как иногда кажется, сил, потому что безучастно смотреть, как эти челюсти смыкаются над живым человеком, невозможно.
