Инфоповод: в Рязани снесли кафе «Снежинка», чтобы возвести на его месте «постройку в стиле архитектуры здания бывшей Первой мужской гимназии». Полюбоваться будущей постройкой можно тут же, на строительном заборе.
«Кафе нашей юности…» — вздохнет в этот момент большинство рязанцев. «Мы что, в лужковской Москве?» – возмутятся прогрессивные архитекторы и дизайнеры. Вроде ясно, что вся история с реконструкцией выглядит неприятной и неправильной. Но как объяснить, почему?
1. Утрата городской идентичности. Советская Рязань не могла похвастаться изобилием общепита: чтобы не столовка и не ресторан (куда приличный рязанец ходит только по праздникам) — так и вообще можно счесть по пальцам. Потому в «Снежинке», кажется, бывали все. И воспоминания о кафе — это не только про самые вкусные блинчики, кисель и мороженное. Это про детство, про юность, про близких людей. Сохранение таких «мест памяти» создает у горожанина ощущение сопричастности, присвоения пространства и выливается в чувство ответственности за свой город и желание здесь жить.
2. Размывание понятия о подлинной исторической среде. Венецианская хартия еще в 1964 году провозгласила: «Наслоения разных эпох, привнесенные в архитектуру памятника, должны быть сохранены, поскольку единство стиля не является целью реставрации», «Элементы, предназначенные для замены недостающих фрагментов, должны гармонично вписываться в целое и вместе с тем так отличаться от подлинных, чтобы реставрация не фальсифицировала историческую и художественную документальность памятника». В нашем случае речь идет даже не о самом памятнике — здании Первой мужской гимназии, а о прилегающей территории. Какую цель преследуют авторы реконструкции? Сымитировать оранжерейный флигель? Сделать вид, что это здание уже 200 лет как стоит на этом месте? Но не было здесь никакого флигеля. А значит, игры в классицизм — это фальсификация истории и введение в заблуждение. Может, лучше вернем к Политеху нормальные деревья взамен туй?
3. Наследие модернизма. Бытует стереотип, что объект культурного наследия — это резной деревянный дом или здание с колоннами. Но чуть более сложная для восприятия и слишком привычная россиянам архитектура модернизма часто представляет не меньшую ценность. Не обязательно сразу признавать здание памятником и накладывать на собственника охранные обязательства. Можно для начала хотя бы на уровне архитектурного сообщества и инспекции по охране ОКН перестать считать любую модернистскую застройку «диссонирующей». Да, такие постройки принципиально игнорировали контекст. Но это игнорирование — часть архитектурного стиля с уже более чем 100-летней историей. «Кафе-стекляшки» появлялись в 60–80-е годы по всему Советскому Союзу. Но типовое — не значит не представляющее ценности. По типовым проектам часто строились деревянные и каменные дома XVIII–XIX века. Помещенные в контекст исторической застройки или панелек стеклянные коробки сразу становились знаковыми объектами.
4. Это просто некрасиво. Нет уже классической архитектурной школы. И попытки «в классицизм» напоминают «евроремонт в хрущевке», когда на неподходящую для этого коробку наклеивается пенопластовая лепнина из каталога. По правде сказать, постройки XIX века — тоже далеко не всегда шедевры архитектуры. Но они хотя бы красиво стареют, и налет времени до определенного момента делает их лучше. Как стареет современный «классицизм», можно увидеть на примере недостроя музея Рязанского кремля.
А есть ли вообще примеры достойной реконструкции модернистских павильонов? Найти их довольно сложно. Большинство было утрачено еще до того, как опостылевшую советскому человеку архитектуру модернизма вновь начали ценить.
Начнем с красивого. Только посмотрите, как Новая национальная галерея Миса ван дер Роэ смотрится рядом с собором XIX века!
А примеры поближе? Вот музей современного искусства «Гараж», где не стали заниматься буквальным воссозданием кафе «Времена года», но реконструировали здание все в том же модернистском ключе. А в 2018 году там воссоздали интерьер кафе и даже вид из окон. Хотя казалось бы, можно было «стилизоваться» под сталинский ампир парка Горького.
И самый релевантный пример. Изуродованная в 90-е (точно наша «Снежинка») советская стекляшка на ВДНХ возвращает изначальный фасад и превращается в современное кафе. Тут было еще больше оснований улепить здание колоннами — в 50-е на этом месте была узбекская чайхана с ротондой.
Как же получилось, что в Рязани мы имеем то, что имеем?
Можно предположить, что классицистический фасад отвечает представлениям заказчика о том, как должен выглядеть приличный ресторан. Но это все домыслы. А есть документ — регламент исторического поселения города Рязани, на который инспекция по охране ОКН опирается при согласовании фасадов. И вот какие требования там прописаны для застройки зоны ансамблей:
Как видно, архитектор просто визуализировал требования, заложенные в регламенте.
Также есть в документе понятие «диссонирующей застройки».
Страшно представить, что будет, когда придет время реконструировать другие «диссонирующие» объекты, бывший Дом быта например. Или самое святое: дом-шлем/дом-яйцо у Рязанского кремля — редкий пример рязанского капиталистического романтизма. Вот, кстати, конвенционально одобряемое (первое место в конкурсе как-никак) предложение от студентов рязанского Политеха: как вписать диссонирующий почтамт в историческую среду.
Или вот в отделении ВООПИиК радуются, что новые здания в центре города проектируются по регламенту. Право, лучше бы зеркальная стекляшка.
В общем, мы имеем дело с очень странным документом, который предписывает строить псевдоисторические здания, вводящие горожанина и туриста в заблуждение относительно подлинности среды. И это в лучшем случае. В худшем — это все те же неуместные коробки, только теперь обвешанные лепниной.
Какой подход выглядел бы здесь адекватным?
Во-первых, кропотливо и доподлинно восстанавливать те утраченные объекты, которые можно восстановить. В конце концов, отстроенный заново после войны старый город Варшавы признали объектом ЮНЕСКО.
Если же объект восстановить нельзя — не пытаться мимикрировать под историческую застройку, а четко разделять старое и новое. И формировать целостную среду путем современной интерпретации принципов исторической застройки. Особенно интересен здесь опыт Берлина с его концепцией «критической реконструкции». И других европейских городов, которые могут позволить себе интервенции качественной современной архитектуры. Регулировать параметры этой новой застройки должен не документ, выпущенный инспекцией охраны, а полноценный объемно-пространственный регламент.
Но даже по самому подробному регламенту можно спроектировать плохое здание. Потому важно, чтобы главный архитектор и экспертные советы выполняли не номинальную функцию, а реально могли влиять на облик реализуемых в городе объектов.