В Чите вооруженный отец взял в заложники собственного трехлетнего сына и забаррикадировался в собственной квартире. Мужчина требовал, чтобы домой зашла его бывшая жена. Вместо этого пришли сотрудники Росгвардии. В отношении мужчины возбудили уголовное дело по статье 119 УК РФ («Угроза убийством») и 127 УК РФ («Незаконное лишение свободы»). Сейчас он задержан. Местные порталы опубликовали исповедь матери ребенка.
История на самом деле вполне стандартная для нашей страны. Прожили 11 лет, расходились-сходились, женились-разводились, бил, угрожал, убегала, преследовал, возвращалась. Сейчас ее экс-муж задержан, но женщина боится. Ей сказали, что бывшему супругу максимум грозит три года колонии, а что дальше? Она уже переезжала в другие города. В полицию, правда, раньше не обращалась, потому что смысла не видела. Это, по ее мнению, вряд ли спасло бы их с сыном, скорее, наоборот, значительно ухудшило бы их положение. И в этом она, конечно, права.
В России система защиты жертвы абсолютно непродуманная. Именно жертва, которая находится в состоянии подавленности, подается манипуляциям, подверглась насилию и подчас лишена свободы передвижения, должна доказывать факт преступления и отстаивать свои права и свободу. То есть она неоднократно должна писать заявления в полицию, собирать доказательства, зачастую продолжая в это время жить с абьюзером.
А ведь процедуры подачи заявления и доказывания — довольно сложные для человека, не имеющего юридического образования. И даже если жертва сама справиться с этим или привлечет грамотного юриста, то не получит защиты, а лишь первично привлечет к административной ответственности. В уголовном праве побои к вреду здоровью не относятся, а переломы часто квалифицируются как легкий вред здоровью, соответственно, и ответственность в таких случаях для агрессора будет минимальна. Наказание муж почувствует вряд ли, а вот его домочадцы — 100%. А дальше все по новой. После нескольких административок и условного наказания, возможно, последует реальное.
Но как жертве в прямом смысле этого слова выжить между хождения по отделам полиции и судам, не смириться с происходящим, не бросить бороться – ответов у представителей закона нет. Такое ощущение, что сегодняшний закон призван не решать проблему домашнего насилия, а просто уйти от нее, не замечать ее.
В этом плане европейская и американская системы выглядят более продуманными. Там полицейские работают не с жертвой, а с абьюзером. Например, в США на сигнал о домашнем насилии приезжают в течение нескольких минут. Никто не говорит: милые бранятся - только тешатся, бьет — значит любит и проч.
Полиция осматривает жертву на предмет признаков физического насилия: синяки, кровоподтеки, а жилье - на предмет разрушений. Если видят хоть что-то, агрессора арестовывают на 24 часа. Через сутки слушание в суде. При этом супруга может передумать и забрать заявление, но слушания все равно будут. В Чикаго чаще всего на первый раз абьюзер получает предупреждение и обязан пройти 26 сессий терапии: один раз в неделю на протяжении полугода. За терапию он платит из своего кармана. Психотерапевт каждый месяц пишет отчет по работе абьюзера для суда. Спустя полгода — снова суд, на котором рассматриваются результаты психотерапии. Если агрессор все осознал, то его отпускают. Если продолжает настаивать на своей невиновности, то отправляют в тюрьму.
Кроме обязательного курса терапии, абьюзерам запрещено жить в своем доме, пока не закончится срок наказания. Если жертва оформляет "order of protection", в котором прописано, что она не хочет получать телефонные звонки или сообщения от своего насильника, не хочет, чтобы он подходил к ней, значит, он обязан выполнять эти условия. Любое нарушение усугубляет положение агрессора и вносится в так называемое криминальное досье, а оно уже влияет на получение гражданства, карьеру, кредиты и т. д. Увы, пока я даже представить не могу похожую систему защиты жертвы в России.
