Ситуация это идиотская и неполезная ни для Навального, ни для «Амнистии», ни для сил добра в целом. Но проблема - не в отдельно взятом решении организации. При всем реальном уважении и огромном сочувствии к коллегам - «Международная амнистия» сама загнала себя в ловушку, из которой у нее и правда не было другого выхода.
Статус "узник совести" (который «Амнистия» сама придумала несколько десятилетий назад) имеет жесткий список критериев, и среди них есть критерий про ненасилие и недискриминацию. Срока давности у этого критерия, насколько я понимаю, нет - так что один мерзостный твит, случись он хоть полвека назад назад, действительно не позволяет признать человека узником совести. Присваивать этот статус "с натяжечкой", даже ввиду особой значимости кейса, организация считает невозможным и готова ради чистоты принципов понести чудовищный удар по своей репутации. Такая принципиальность, в общем-то, достойна уважения. И я искренне сочувствую бывшим коллегам, которым пришлось выбирать между отвратительным и ужасным - особенно притом, что вся эта ситуация с твит-штормом, похоже, случилась не без помощи Кремля.
Но мне кажется важным думать о другом: зачем этот статус вообще надо кому-то присваивать?
Статус "узник совести" - это пиар-находка и пиар-проклятие «Международной амнистии». Интерес СМИ и публики к этому статусу раз в 200 перевешивает его реальное значение. Можно признать кого-то узником совести и больше ничего не делать. А можно вести интенсивную кампанию в защиту человека, никакого статуса ему не назначая, - этим «Амнистия», как правило, и занимается. Но из-за пиарной заряженности этого статуса после каждого значимого ареста у директора организации начинает разрываться телефон и жадные до инфоповодов журналисты требуют ответа: "Узник или не узник, говорите срочно".
Для глобального сообщества членов и сторонников «Амнистии», да и для мировой аудитории вообще, статус узника совести реально имеет значение. Если ты, допустим, добропорядочный гражданин далекой Португалии, то фиг ты сам разберешься, что за человек этот россиянин Навальный и стоит ли, например, подписать петицию с требованием его освободить. Ты хочешь быть уверенным, что синьор Навальный - достаточно бел и пушист, чтобы за подписание петиции в его поддержку тебе в карму пришли плюсы, а не минусы. И статус “узник совести”, присвоенный уважаемой организацией, эту белость и пушистость вроде как гарантирует.
Конечно, это упрощенчество - но если мы хотим, чтобы условный гражданин далекой Португалии имел мнение о том, что происходит в наших степях, то без упрощений нам не обойтись. Потому что граждан Португалии, способных понять всю вот эту сложную русскую канитель - да, имелись пакостные высказывания, но, во-первых, они были давно, а во-вторых сейчас не это важно, а важно немножко совсем другое, и его пытались убить, это кое-что да значит, и вообще если не Навальный, то кот, - короче, граждан, способных в это вникнуть, за пределами России объективно мало. А «Международная амнистия» работает на широкие аудитории и широким аудиториям нужны простые, лаконичные месседжи.
И поэтому для работы с западной аудиторией и для всей международной адвокации статус “узник совести” - это прекрасный и удобный инструмент, который, я думаю, позволяет организации в десятки, а то и в сотни раз усилить медийное внимание к какому-то кейсу. При этом именно с точки зрения работы с международной аудиторией статус узника совести вполне нормально как присвоить, так и отобрать. Ну да, сперва кое-что не учли, а потом ввиду новой информации исправились. Потому что добросовестно делают свою работу и проверяют каждый бит информации.
Но в этом месте важно вспомнить, что кроме международной аудитории у «Амнистии» есть еще и аудитория российская. Россиянам про синьора Навального ничего объяснять не надо - у каждого есть на его счет свое мнение, и никакие заявления «Международной амнистии» этого мнения не поменяют. Для российской аудитории (а точнее, для либерального ее сегмента) заявления международных организаций, послов, дипломатов и прочих рок-музыкантов имеют совершенно другое значение: они помогают вспомнить, что "правильные люди с нами", что не все в мире разучились отличать добро от зла, а меч правосудия — от золотого вантуза.
И это ведь реально важно: видеть, что в мире остались люди, которым не наплевать на то, как нас тут планомерно закатывают в асфальт. Это напоминание о нормальном, о возможности нормального, это придает силы и сохраняет надежду. Поэтому для российской аудитории сперва признание, а потом распризнание Алексея Навального из узников совести обратно в неузники - это не просто “смена формального статуса ввиду новых данных”, а предательство, которое очень сложно простить. Особенно в такие времена, как нынче. И поэтому заверения «Амнистии», что кампания в защиту Алексея на этом не прекратится, а только усилится, вряд ли что поменяют.
Что же надо было делать «Международной амнистии», чтобы не сесть в эту лужу? Я думаю, что только одно: посыпать статус "узник совести" нафталином, поставить на полочку в музее колониальной правозащиты и никогда больше его оттуда не доставать. Несмотря на всю его пиарабельность. Потому что этот статус, как и вообще изрядная часть стратегии «Амнистии», - наследие тех времен, когда права человека защищались “оттуда”, с северо-запада, “сюда”, на юго-восток. Тогда, во времена свежих колониальных ран и железного занавеса, негодование международной (западной) общественности действительно имело решающее значение для судьбы отдельного политзаключенного в Москве, Пекине или Сан-Пауло. Местные правозащитные движения были тогда немногочисленны и слабы, мало имели собственной специфики и радостно хватались за любую протянутую с запада соломинку. И статус “узник совести” как раз такой соломинкой и являлся.
Но времена те, к счастью, прошли. Будущее российских политзаключенных теперь решается внутри России, и, если международные организации хотят иметь в России смысл, им нужно считать абсолютно приоритетной именно российскую аудиторию с ее российскими заморочками.
Особенно досадно при этом, что в точно такую же лужицу «Амнистия» присела восемь лет назад, когда я в ней работала. Тогда загвоздка была в том, что под жесткие критерии статуса “узник совести” попадали не все из узников Болотной, а только некоторые. Что было делать? Добросовестно изучив каждую миллисекунду всех доступных видеоматериалов, исследователи «Амнистии» честно-пречестно убедились, что вот такие-то и такие-то не совершили ни капельки насилия в замесе на Болотной. А остальные - все-таки, кажется, совершили немножечко.
Поэтому справедливо судить и отпускать нужно, конечно, всех, но узниками совести являются только некоторые. И только после того, как мы выпустили тот проклятый пресс-релиз и на нас полились ведра понятно чего, я поняла, в чем была ошибка. На Болотную вышли десятки тысяч, а дела возбудили против случайно выбранных 30. Они одни расплачивались за всех, мы все это чувствовали тогда. И разделение этих 30 ребят на “беленьких” и “сереньких” воспринималось в России как предательство - и никак иначе восприниматься не могло. Если нельзя было признать их всех узниками совести, нужно было не признавать никого и найти способ вести кампанию в защиту всех вместе.
У поста этого получается какой-то смешанный месседж. Вроде как и заступилась, и камень кинула. Ну я бы сказала, что камень я кинула в далекие, подернутые лондонским мхом офисы древней правозащитной корпорации, которая никак не врубится, что мир вокруг поменялся. А вступилась - за коллег, которые искренне и отчаянно пытаются заставить эту неповоротливую махину работать во благо нашего общего дела.
