Вчера Мария Жебит из Союзмолока в Twitter написала тред, в котором объяснила, почему коровы в ЦФО не пасутся на лужайках, радуя глаз проезжающих мимо вахтовых рабочих, то есть куда делось пастбищное животноводство, и как при отсутствии последнего растет производство молока. Если коротко, то нынче коровка — это не Манька вашей бабушки, а дорогой производитель, которого никто не думает пустить на мясо на свадьбу, потому что стоит он бешеных денег. Кормить его дерьмом с поля нельзя, а выращивать специальные пастбища на земле в ЦФО — дорого. Так что все коровки живут в стойлах, едят и пьют специальные полезные комплексы, дают по 40 л молока.
Я же вспомнил о другом плаче. Об умерших деревнях Тверской области.
Очень популярный стон в Тверской области и золотая тема для московских блогеров: приехать в Жопосранск соседнего региона, поговорить с бабушкой, узнать, что раньше здесь было 100 домов и колхоз, а теперь даже шифер украли и автолавка раз в месяц приезжает. Дать бабушке на дрова (что правильно) и залить на YouTube видео про безысходность.
Мне эта песня, что стоном зовется, не очень понятна.
Тверская область — лидер всего ЦФО по мертвым деревням ровно по той же причине, почему раньше она была лидером по живым деревням — она просто самая большая. Она как Франция. А живет в ней народа меньше, чем в некоторых районах Москвы.
Земли до жопы.
Которая никому не сдалась. То есть, конечно, выйти в поле и начать сеять пшеницу — сразу хозяин найдется, но обычно это огромные поля, которые зарастают кустарником, который чтобы срубить, нужно еще кучу разрешений получить. Это если кустарником. Если же борщевиком зарастает, то надо спецоперации проводить.
Вся эта земля нужна была в Советском Союзе и ранней России, когда коровки паслись на лужайке, на других им косили травку на зиму. Борщевик ведь кормом должен был стать, только коровкам он не вперся, а вот область всю зарастил. Моя бабушка надаивала 15–20 л молока и сдавала за копейки молоковозу, поскольку в противном случае его можно было просто вылить. Даже пять внуков, приезжавшие на лето, не могли его переработать, а так хоть 500 руб. в месяц, но плюс.
Молоковоз вез молоко молокоперерабатывающему заводу, который делал из него сметану и творог (надеюсь).
Но уже моя бабушка не сдавала свиней и коров на мясоперерабатывающий завод (возможность еще была), поскольку лучше самим есть, чем получить копье за адские труды.
Вся эта схема с разделением на производителей и переработчиков заканчивается, когда в регионе появляются вертикальные агрохолдинги, которые производят колбасу и стейки из собственных коров и свиней, которых они кормили собственным комбикормом (закупая витамина и аминокислоты из Китая), в собственных комплексах. Ровно в этот момент все эти бабушкины хозяйства становятся уделом блаженных, мечтающих жить одному в селе на 15 км в любую сторону и писать труд свой жизни в никому не нужный ЖЖ. Потому что ни экономики, ни государству, ни самим бабушкам, которым платят 15–20 кэсов пенсии, уже колхозы и деревни не нужны (сейчас спорить не хочу по конкретному размеру пенсии, пусть даже будет 10 кэсов).
Деревни умирают не потому, что все разворовали, а потому что колхозы и фермерские хозяйства выпали из экономической жизни. Их продукция не нужна рынку, потому что молока от «Дмитрогорского продукта» хватит на всю Тверскую и несколько соседних областей (85 млн л в год). Такая же ситуация со свининой. А еще есть «Коралл», есть всякие «Заволжское» и «Верхневолжская птицефабрика» и прочие, которые на относительно небольшой площади (в масштабах Тверской области) производят еды, что вся область может есть несколько лет.
И этим агрохолдингам нужно не так много людей, а которые нужны — в большинстве своем с образованием. Не надо косить траву на зиму, не надо коровок доить каждую по отдельности в две руки и свиньям ручками хвостики закручивать. Большинство процессов автоматизированы, а менеджеры продаж и рекламные агенты уже давно с деревень сами поуезжали.
Колхозы не нужны, потому что их продукция не нужна. Деревни не нужны, потому что люди могут и на вахту приехать, да и не требуются их много.
Есть вариант — фермерские продукты. Но, во-первых, возникнет вопрос, что курочка, выращенная на червячках, крупе и землице, вам будет по вкусу. А во-вторых, спроса недостаточно, чтобы все умершие деревни воскресли. Потому что фермерская курица не стоит 200 руб. за кг, а стоит от 500 руб. за кг. Покупать такое способны на постоянной основе немногие, делать это без ноя и жалоб на Путина в Facebook — проценты, делают это сейчас и считают это нормальным — единицы.
Когда гречка подорожала на 20%, половина Facebook уже писала про революцию и погромы, хотя там разница 4 руб. из-за ажиотажа, спровоцированного глупостью массового потребителя. При этом все уверены, что сети еще обманывают на гречке, молоке и курице с огурцами.
Так что фермерские продукты не самый популярный товар.
Но деревни сохраняются там где есть фермеры. Вот на юге и Поволжье. Там, например, «Дамате» недавно подписала договоры с фермерами Ставрополья, которые будут выращивать баранов и сдавать их на переработку компании. Но там огромное количество требований, там барана не будут кормить хлебом с молоком, который не доела собака. Схема такая — фермер выращивает барана под контролем и в строгом соответствии с правилами, которого потом уже компания перерабатывает и продает. Все встроены в производственную цепочку и живут.
Пока «Дамате» не посчитает, что самой баранов выращивать дешевле и не закончит все отношения.
Но пока в баранине нет массового производства со стороны вертикальных агропхолдингов. Которые делают так, чтобы курица в сетях продавалась по 200 рублей за кг.
Так что вы либо про деревни перестаньте плакать, либо соглашайтесь платить за мясо от 500 рублей. Никакими «дорогами, домами культуры и прочими ФАПами» вы деревни Тверской области не спасете, они просто не нужны. Выкидываете много миллионов, лишь бы коммунисты тверские митинги на 500 человек не собрали. Пусть деревни умирают.
А фермеры, которые нужны и которым удалось встроиться в рынок, уже давно государство оплачивает примерно все.
