Моя объяснительная редактору: почему я не напишу репортаж с арктического медиафорума

Уважаемая Софья Дмитриевна!

В этом письме я попытаюсь объяснить, почему я до сих пор не смог сделать внятный репортаж по возвращении с Арктического форума в Салехарде и почему на том форуме это было невозможно. Точнее я не буду объяснять, я просто напишу, как это было, а вы все равно скажете, что я мог бы сделать репортаж — ну мог бы, вот он, в принципе.

Итак, в середине декабря 2018 года уже нетрезвый я приехал в аэропорт Внуково после концерта Дельфина. Во мне было литра три пива и бургер из ресторана Farsh. В аэропорту меня ждал один известный карельский журналист, назовем его К. Мы с К. решили выпить по условно-бюджетному бокалу пива в KFС, потом еще по одному, потом еще — всю ночь К. рассказывал мне про свой трагичный развод и новую жизнь с новой женщиной, и снова про трагичный развод — я делал вид, что с любопытством слушаю, и ходил за пивом к кассе для себя и К., потом только для себя. Под утро мы решили немного поспать. Помню, как сел на скамейку в зале ожидания, в паре метров от KFC, опустил голову на чемодан…

— Серега, вставай, мы самолет почти проспали!!! — тряс меня К.

Я встал на ноги и побрел за К. Или побежал, не помню. На автопилоте прошел паспортный контроль, досмотр, контроль, еще контроль и наконец последними мы с К. нырнули в самолет.

Очнулся я, когда стюардессы уже разнесли обед и, кажется, второй обед. 

Такого обеда в самолете я еще не видел — виноград, сыр, мясные деликатесы, что-то там еще: как же я пожалел в тот момент, что мне кусок в горло не лезет. Смотрю на камамбер — тошнит от камамбера, смотрю на мясные деликатесы — от мясных деликатесов. Сушит во рту от одного их вида. Кинул в рот две виноградины, легче не стало. По салону снова двинулись стюардессы — они разносили десерт. Десерт! На борту «Уральских авиалиний». Десерт.

— Слушай, а куда мы вообще летим?

— В Сабетту, - ответил довольный К., — ты десерт тоже не будешь?

— Буду, — из вредности ответил я.

Десерт кое-как осилил. Решил осмотреться. В кармане сиденья журналы, посвященные Арктическому форуму — под розовой обложкой пафосные статьи ямальского председателя союза журналистов, история Сабетты, что-то про деловые встречи и арктическую повестку. В самолете, судя по рожам, в основном одни журналисты — узнал лысого из «Контрольной закупки» — все такой же лысый, — увидел в бизнес-классе журналиста «России 24» (это я потом узнал, что он на «Россию 24» работает, сам я телевизор не смотрю, честно-честно), заподозрил неладное. Всего на форум летело около двухсот журналистов из России, Англии, Эквадора, Швеции, Финляндии, Норвегии и черт знает откуда ещё, а с ними политологи, председатели региональных союзов журналистов и председатель Союза журналистов России Владимир Соловьев.

«Главное – нам всем долететь с таким грузом», – подумал я.

Часа через полтора самолет приземлился в аэропорту Сабетты. Сабетта — это вахтовый поселок на Ямале с мегакрутой станцией добычи сжиженного газа «Ямал СПГ». Тут я узнал, а точнее понял, что самолет наняли специально для нас, и он будет ждать нас в аэропорту, и на нем же мы полетим в Салехард. Снова почуял неладное.

Из самолета нас вывели по ковровым дорожкам (хотя на фотографии ковровых дорожек нет, возможно я их придумал, но мне кажется, что где-то они были  — возможно, перед автобусами). На автобусах повезли к «Ямал СПГ» — издалека она напоминала «Звезду смерти» посреди безжизненной снежной пустыни. Фотографировать на территории нам не разрешили — прокатили в автобусах мимо железных конструкций. Нас сопровождал чистый и аккуратный рабочий с умным исполнительным лицом, в красивой чистой форме и белоснежной каске.

— Работают здесь по 30–45 дней, — объяснил он. — Зарплата не меньше сотни.

Да и в целом он на жизнь не жаловался.

Еще нам показали какие-то черные палки-датчики, которые отслеживают температуру «вечной мерзлоты», чтобы никому, не дай бог, не пришло в голову, что крупнейший в России завод по добыче газа «Ямал СПГ» как-то может влиять на таяние «вечной мерзлоты». Черные датчики внешне напоминали хипстерские туалетные ершики. Журналисты с восторгом записывали информацию от чистенького рабочего, открывали от удивления рты. Меня мутило от похмелья, заболела голова.

На автобусах нас всех вывезли за территорию завода на площадку с ангаром для будущего приема Медведева. Медведев должен был приехать на следующий день. Площадка напротив здоровенного резервуара для газа, резервуар раскрашен, как банка сгущенки — так разнообразили местное однообразие пейзажа, даже какой-то конкурс специально провели.  

Пока радостные, слегка разочарованные, но сытые журналисты делали селфи, фотографировали «сгущенку», я, голодный, злой и недовольный с похмелья, отошел к курилке, к мужикам, простым мужикам в грязной одежде и потертых оранжевых касках.

— Тут «Первый канал» есть? — спросил один, с черным лицом, ссутулившийся и слегка покачивающийся, словно пьяный.

— Есть, — говорю, — один с «Контрольной закупки».

— Ну пускай они тут все @@@ [обругают]. Надоело. Зарплата маленькая, торчим тут, в тундре этой.

— Вы строители?

— Разнорабочие.

— А сколько работаете?

— Три месяца.

— Зато платят хоть нормально.

— Ага, щас, нормально. Вот ты как думаешь, тут в тундре за три месяца сколько должен человек получать?

— Тысяч 150, — говорю, — в месяц.

— Ну вот у нас в три раза меньше. 54 тысячи.

— А правда, что у вас сухой закон и женщин почти нет?

— Правда. Вам надо было с ящиком водки приехать, тогда был бы разговор. Да и нельзя нам алкоголь, а то мы напьемся и всех сербов @@@ [побьем].

Я попрощался с мужиками, нас погрузили в автобус и привезли в жилую зону с маленькой церковью и курилкой в виде чума. Завели в большой зал с разносольным фуршетом без алкоголя — каре ягненка, сыры, деликатесы, форель, и все такое. Аппетита у меня по-прежнему не было, злой я околачивался рядом с большой очередью в туалет — мучился несварением от съеденного накануне фастфуда и выпитого пива. Очередь я отстоял, в туалете отсидел, за фуршетом все-таки впихнул в себя каре ягненка. Через силу, честное слово.  

«Свой самолет, вкусная еда, ковровые дорожки, бизнес-класс. Что я тут делаю?», — думал я.

После ужина всех увезли обратно в самолет. Самолет доставил нас в Салехард. В аэропорту Салехарда нас встретили парни и девушки в народных костюмах. Девушки, как я потом узнал, — это переодетые сотрудницы департамента международных отношений.

Около десяти микроавтобусов с кортежем везли нас по свободной, перекрытой сотрудниками ДПС дороге на культурную программу: пересечение полярного круга с шаманом, песнями и хороводом, потом ярмарка в Обдорском остроге с казаками, людьми в костюме медведей и бешеными ценами. Довольные журналисты покупали сувениры, плясали с казаками, я ходил, нюхал замороженную рыбу и пересчитывал мелочь в кармане.

Довольных журналистов привезли в гостиницу. В номере — сувенир от организаторов: варежки, шапка и шарф, пауэрбанк, блокноты, сертификат о пересечении полярного круга.

«Хорошо, сувениры у меня теперь есть», — подумал я.

Больше суток я не видел дневного света: в Москву прилетел, когда темнело, в Сабетте было темно из-за полярной ночи, в Салехарде тоже темно — началась легкая паранойя, которую пришлось снять парой бокалов пива в баре на респшене. Здесь же капризный журналист Сергей Брилев возмущался, что ему до сих пор не принесли костюм. Костюм наконец принесли, и серьезный Брилев отбыл в свой номер. Кажется, вместе с Брилевым закончился и этот безумно длинный день.

***

Утром снова было темно. У входа в гостиницу стоял лысый, классический такой европейский журналист в коричневой парке. Оказалось, ирландец. Думаю, вот он, мой шанс взять интервью.

— Вы где работаете? — спрашиваю.

— На Russia Today, — ответил он.

Да что ж такое?!

В актовом зале, куда нас повезли на микроавтобусах, Брилев, уже в деловом костюме, и еще какой-то журналист «России 24», который летел бизнес-классом, но его имени я не запомнил, открыли Арктический медиафорум и весь день принимали лестные комментарии от восторженных журналистов и рассказывали об успехах Сабетты и очистке арктических островов от советского мусора.

Мне нужно было выполнить редакционное задание — собрать контакты у иностранных спикеров для дальнейшего сотрудничества и найти две темы для статей. Когда я задолбался слушать о том, какие все молодцы и о том, что National Geographic зачем-то пишет об отстреле оленей (тут всем стало понятно, зачем — раскачать лодку, не иначе), а мог бы, вот, о позитивных вещах написать (все это говорила какая-то тетка из Голландии), в общем, через три часа, когда мне все это надоело, я вышел в фойе. Там у меня решила взять интервью журналистка местного ГТРК.

— Я плохо говорю, –—ответил я, для наглядности не вытаскивая изо рта бутерброд с кофе-брейка, — сейчас я вам К. лучше приведу, вы не пожалеете.

И привел. Лоснящийся К. довольный, в пиджаке, только с подписания скольки-то-там-стороннего соглашения о намерениях или намерения о соглашениях, встал перед камерой, улыбнулся — короче, он это умеет, я — нет.

И тут в фойе я встретил скучающего эстонского журналиста Яануса. Мы с ним познакомились, когда я работал над расследованием об эстонском фермере и гибели на его ферме животных от голода.

— Привет, Яанус! — помахал я ему.

— Серкей, прифет, — ответил он с прибалтийским акцентом, — ты-то что тут забыл?

— Да вот, — говорю, — сослали за плохое поведение. А ты?

— А я хочу на Захарову попасть. Скучно, хошу вот. У тебя есть сигарет-ты?

В общем, покурили мы с Яанусом моих сигарет, пожаловались на судьбу и я отправился искать контакты.

Знакомый норвежский журналист Амунд Тревелик написал мне в Facebook, посоветовал встретиться с его коллегой Ингрид — она, мол, тоже на форуме. Ингрид рассказала, что в Норвегии больше обсуждают глобальное потепление, а не очистку от мусора — эта повестка у них уже не стоит. Ингрид много и важно говорила на английском о норвежских реалиях, но мне лень все это расшифровывать.

— Потом скинь мне мои цитаты, хорошо? — попросила она.

— Конечно, — пообещал я.

Ни черта я ей не скину.

Вечером все хлынули на Захарову. Она приехала вся утонченная, в деловых брюках и в чем-то еще, бойкая — в полукруглом зале иностранные журналисты задавали свои мягкие вопросы.

— Здравствуйте. Я, видимо, единственный здесь представитель Великобритании, — сказал в микрофон какой-то престарелый и потрепанный британец.

— Почему же, мне сказали, что где-то здесь Брилев, — отшутилась Захарова.

У меня где-то есть аудиозапись встречи с Захаровой — если очень интересно, скину послушать.

Вечером мы с К. снова напились.

Было награждение финалистов конкурса, раздавали призы за лучшие материалы об Арктике, в одной номинации соревновались какая-то малоизвестная ямальская газета и National Geographic — думаю, не нужно объяснять, кто победил в конкурсе.

Потом какая-то заслуженная ямальская журналистка получила какой-то редкой красоты подарок и полчаса расписывала достоинства местного губернатора — или мэра, не помню. Там был фуршет, было много вина, мы потихоньку напивались. Когда фуршет закончился, пошли продолжать в местный паб, куда нас позвали девчонки из департамента международных отношений, которых почему-то не оказалось в пабе, и К. зачем-то стал рассказывать про секс втроем, от которого он зачем-то отказался во время путешествия по Германии — наша общая знакомая отвела меня в сторону и спросила: «Где ты взял этого придурка?» Я ответил, что это, на секундочку, большой человек и в целом нормальный и адекватный чел. Ну отказался, волевой человек — я бы не смог.

Утром меня снова мучило похмелье.

***

Опять рано утром, опять на тех же микроавтобусах, нас повезли к малым народам. По дороге, от скуки, я обрабатывал Ингрид, та уже как-то невесело отвечала на мои вопросы, но по-европейски вежливо улыбалась. По ее серьезному нордическому лицу я понял, что мне не светит — либо я плохо разбираюсь в норвежках, либо все из-за похмелья.

Я думал, нас привезут в какой-то поселок, но мы снова попали на бал-маскарад. Посреди тундры полукругом установили десять или больше чумов, поставили сцену, развесили флаги — встретили нас все те же русские девки в национальных ямальских костюмах, заставили умыться дымом от огня и сожрать солонину — с похмелья солонина встала поперек горла, воды никто не предложил. После вступительных реверансов все разбрелись смотреть стадо оленей, потом все разбрелись по чумам.

 

 

 

Я ходил от чума к чуму, мучился из-за съеденной солонины, уже думал начать жрать снег, когда понял, что можно зайти потусоваться в чуме.

Оказалось, в каждом чуме организаторы накрыли богатый стол с кучей закусок из оленины — оленина вареная, оленина тушеная, оленина сырая, мокрая и сухая, и, как же без нее, — водка. Естественно, великие российские журналисты и остальные гости быстренько напились. Я пристроился у печки, нехотя поел оленины и сел разговаривать с колоритным хантом по фамилии Атаман и по имени Павел, который не пил, стойко принимал гостей в своем чуме, с мудрой отрешенностью наблюдал за происходящим – Атаман напоил меня чаем.

Павел много рассказал про жизнь в тайге, но у меня умер от мороза телефон, поэтому весь разговор я могу воспроизвести только по памяти. Точнее часть этого разговора. Точнее какие-то отрывки. В городе Павел не может находиться больше двух дней, живет он в чуме и любит тайгу. Свою дочь, которая сидела рядом, Павел научил стрелять и рыбачить. Вообще, в тайге многие умеют стрелять с 5–6 лет. Свой чум Павел называет четырехкомнатной квартирой:

— Вот кухня, вот спальня, вот гостиная — все есть, — улыбается Павел, — приезжай к нам.

Павел оставил свой номер телефона, так что если кто хочет меня отправить в тайгу, чтобы я сделал нормальный репортаж, — милости прошу.

Когда мне стало невыносимо жарко от печки и душно от пьяных голосов, я вышел на улицу, сфотографировался с переодетой в национальный костюм симпатичной сотрудницей музея. Та сказала, что от костюма у нее отваливается спина и добавила, что летом в тайге дикое количество комаров и мошки и что погода меняется — лето становится уж больно жарким. Это к слову о климатических изменениях.

Я сфотографировался с сотрудницей музея на оленьей упряжке, сказал, что, пожалуй, женюсь и останусь на Ямале, и уехал, оставив ее посреди тундры с оленями.

Вечером нам показали закрытие форума. Закрытие форума состояло из национальных песен, плясок, классической игре на варгане, кроссоверных версий каких-то национальных мелодий на варгане — все было красиво, пока на сцену не вышли двое, парень и девушка, по всей видимости ведущие корпоративов, либо местные эстрадники, и не начали петь песню: «Ледоходами нам юг… разрывая тишину» и что-то там в таком духе — сзади большой экран, по которому лед разрезают ледоходы. В общем, закончилось все довольно размашисто, ярко и патриотично. Захарова, которая сидела в зале, кажется, была в восторге. В этот раз напиваться я не стал.

В итоге, уважаемая Софья Дмитриевна, у меня есть несколько интервью с иностранными и полуиностранными гостями — о глобальном потеплении о версиях какого-то ученого, который говорит о таянии вечной мерзлоты, есть интервью с этим чуваком из «Баренц-пресс», забыл его имя, он говорил о работе с малыми народами, конкретно с саамами, ну что мало их, сааммов, что работают с ними, но можно и лучше работать, но я не помню дословно, так как у меня сдох диктофон. Еще есть интервью со странной теткой из Голландии, которая говорила про негативные статьи об Арктике в National Geographic — чем она занимается и как оказалась на форуме, я так толком и не понял, понял только, что когда-то эта предприимчивая российская женщина удачно вышла замуж.

И еще есть прекрасное интервью с ямальским чиновником, который отправил для меня открытку, которую я так и не успел отправить и которую он даже сфотографировал перед отправкой, мол, отправляю. Он рассказал о том, что, дескать, с малыми народами работают, есть даже программа стажировки в Скандинавии, есть системы поддержки и так далее. Красиво говорил, да и сам довольно симпатичный парень в строгом синем костюме, но, чтобы сделать репортаж о малых народах на Ямале, нужно приехать на Ямал и провести неделю в хотя бы в хантском чуме — одного интервью с чиновником недостаточно, даже короткого интервью с Павлом Атаманом недостаточно — нужно ехать на Ямал, и я готов ехать на Ямал и сделать большой репортаж, но там уже побывала Волункова, так что не знаю — привет Волунковой.

Да, вспомнил, чувака из «Баренц-пресс» зовут Тим Андерссен.