Предвзятость – это функция сознания, а не следствие плохого образования или воспитания. Точнее, предвзятость - неустранимый негативный эффект от целого ряда наших когнитивных свойств, очень полезных и генетически обусловленных. Упрощая: предвзятость – это побочный эффект от фундаментального когнитивного консерватизма, обеспечивающего выживание всем живым существам. Биологическая логика этого фундаментального консерватизма проста: обеспечивать безопасность и удовольствия в привычных условиях проще, чем в непривычных. То есть, при прочих равных, привычное всегда лучше непривычного. И только социальный хаос, радикальная ломка привычных обстоятельств жизни заставляют людей изменять консервативной стратегии выживания. При этом, в каждой человеческой «социальной популяции» (сообществе) на фоне «массовых консерваторов» нам еще попадаются и «урожденные нонконформисты», но их всегда минимальное меньшинство, и не они определяют образ жизни сообщества, но они очень пригождаются в ситуациях того самого «социального хаоса и радикальной ломки привычного».
Например, в современных западных обществах массовым проявлением когнитивного консерватизма в общественно-политической сфере является массовая приверженность людей «демократическому укладу жизни», социальному дизайну «прав человека», «мультикультурализма» и т. п. (современный Запад состоит не столько из демократических стран, сколько из «стран традиционной демократии» или «исторической демократии», сами эти термины уже многое объясняют в жизни этих стран и в сути их трудно преодолимого отличия, например, от России). Более того, сам «массовый нонконформизм» в странах исторической демократии, как традиционная поведенческая культура в последние 50-70 лет, сегодня является проявлением этого самого когнитивного консерватизма. В данном случае, «нонконформизм» - именно как культура, как стиль социально поощряемого поведения, а ни как имманентно присущее отдельным личностям, неконтролируемое волей, стремление противоречить общественным установкам. На современном Западе настоящим нонконформизмом является противодействие «культуре нонконформизма».
Обычно предвзятость связывают с профанным, обыденным, «неорганизованным» мышлением, но предвзятость - универсальна, образование и квалификация здесь не при чем. Профессиональное, экспертное - любое «организованное мышление» подвержено предвзятости не в меньшей степени, чем профанное. Любая профессиональная или экспертная среда наполнены профессиональными и экспертными предвзятостями, даже в самых высших своих эшелонах. Например, политика и наука, в определенном смысле – это сложные системы предвзятостей, состоящие из профессиональных конвенций, (формальных и неформальных всеобщих согласий) оберегающих ценности, достижения и корпоративные интересы этих профессиональных сообществ, которые, в свою очередь, обеспечивают воспроизводство достигнутого уровня «профессионального потребления»: социального, материального, символического, духовного. Это я все о том, что сомневаться важно даже в самых очевидных и авторитетных мнениях, даже во мнениях выдающихся политических лидеров и великих ученых. Любой успех – путь к предвзятости. Чем больше успех, тем больше порождаемая им предвзятость. Бывают исключения, но исключения.
Сомнение, конечно, не самоценно – параноидальный критицизм, особенно заметный в политике, подобен параноидальной предвзятости, особенно заметной там же («особая заметность» не является следствием особого скопления в политике носителей «нонконформизма» и «когнитивного консерватизма», а тем простым обстоятельством, что человеческая цена поступка в политике всегда несоизмеримо выше, чем человеческая цена такого же по смыслу поступка в частной или профессиональной жизни: от ошибочного решения в семье страдают несколько человек, а от ошибочного решения в политике могут пострадать миллионы, но мотив, смысл и способ принятия решения и там и там идентичны). «Эффективно сомневаться» – это искусство, а не квалификация. Искусство сомневающегося - в соблюдении непросчитываемой меры сомнения. Впрочем, соблюдение неуловимой меры – основа любого искусства. А любое искусство, чтобы состояться, требует таланта. Но мы мало чего знаем о своих когнитивных талантах, а узнавая/замечая, не всегда правильно интерпретируем. Поэтому в незнании - свобода воли и основа кальвинистской этики, одной из самых социально эффективных этик.
Ниже отрывок из интервью с восходящей звездой российской популярной антропологии Станиславом Дробышевским. В этом отрывке антрополог описал случай так сказать массовой академической предвзятости.
«Была чудесная ситуация, когда одна наша аспирантка поехала на экспедицию и в могильнике бронзового века нашла кусок нижней челюсти с каким-то бронзовым вкраплением на месте зуба. И она решила, что это – первый стоматологический имплант. Сенсация!
Она привозит эту челюсть в Москву, все наши крутые антропологи вокруг суетятся, делают рентген этой кости в ста позициях, томографию, уже начинают писать статью… И тут Наталья Березина из Музея антропологии МГУ – вся суматоха почему-то прошла мимо нее – смотрит на эту кость незамыленным взглядом и говорит: а чего вы все с этой ключицей возитесь? Тут у всех открываются глаза: как можно нижнюю челюсть спутать с ключицей?! А за «имплант» мы все приняли фибулу – металлическую застежку на плаще, которая со временем окислила кость и впаялась в ключицу, такое бывает нередко. Сенсации не случилось».
Что касается случаев политической предвзятости, так они у нас просто перед глазами:
Например, совершенно не соответствуют действительности представления демлиберальной публики и многих демлиберальных политиков о том, что реальная многопартийность и честные выборы, сами по себе – как хорошо работающие, гарантируемые государством институты, создадут в России «демократическое общество западного типа», с прилагающимися к нему высоким благосостоянием граждан и диверсифицированной высокоэффективной экономикой. В то время как мировой опыт демократизации во-второй половине XX века и в начале XXI века, показал любому непредвзятому наблюдателю, что сами по себе выборы и многопартийность ничего такого не гарантируют, они лишь являются необходимым, но недостаточным условием для всего этого, причем отложенным условием (достаточно посмотреть на бедную, необустроенную Украину с двумя успешными демократическими революциями за последние 15 лет и с двумя не менее успешными ползучими «парламентско-электоральными контрреволюциями» на основе реальной многопартийности и свободных выборов). Желаемые изменения становятся возможными лишь при определенной структуре экономики, которая порождает определенную структуру занятости, которая порождает определенную социальную структуру с социальным (общественно-нормативистским) преобладанием определенного (неогосударствленного) среднего класса (неогосударствленный средний класс - основной интересант «модерной цивилизации»; «средний класс», это не столько «средний заработок», сколько определенные позиции в структуре общественного производства, порождающие определенный взгляд на общество и столь же определенные интересы; применительно к человеческой истории «средний класс» в этом смысле скорее флуктуация, чем норма; первый социально значимый «средний класс» в этом смысле миру предъявили классические античные сообщества Рима и Афин, впервые создавшие прото-современную структуру экономики и потребления).
Упрощая: в наше время в странах с преимущественно аграрной или сырьевой экономикой, даже самой технологически современной, не может быть ни «классической демократии», ни «общества всеобщего благосостояния» по одной простой причине – их экономики не порождают социально значимого количества неогосударствленного среднего класса. Новую экономику, новую занятость и новую социальную структуру в наше время могут породить только глобальные структурные реформы, перспективные, но первоначально уродующие привычную экономику и привычную жизнь людей. Получится ли у демократического режима за несколько лет запустить такие реформы и новую экономику? Вот в чем вопрос. Но ответ на него уже дан – у независимых стран с проектными (не традиционными) демократическими режимами это не получалось, зато получалось в рамках тех или иных диктатур («дальневосточные тигры», пиночетовская Чили).
Отвлекаясь на любимое. Потому Владимир Путин для меня и является главным российским злодеем XXI века, что имея в своем распоряжении в 2000-х годах «конвенциональную диктатуру», опирающуюся на национальное доверие, он не осмелился или из выгоды не захотел запустить реальные структурные изменения в российской сырьевой экономике. Думаю, на самом деле, он просто побоялся пострадать от первичных политических последствий структурных реформ (социальные катаклизмы и элитаристские заговоры), и упустил шанс (хоть и после жизни) остаться в истории России лидером, впервые создавшим не показную, не квази, а фундаментально современную Россию, с лучшими перспективами на планете и с реально и значительно лучшей жизнью людей (но после новых «90-х», которые, надеюсь, были бы менее разрушительны для общества, чем первые, но такие же и даже более прорывные в будущее).
