Начало самого праздничного месяца весны внезапно омрачилось отнюдь не праздничным событием — трагедией в московском аэропорту «Шереметьево».
Ожидаемо, многие ужаснулись не столько самим пожаром в пассажирском самолете и гибелью десятков людей, а тем, что подобное происходит в России не впервые. Однако, как бы цинично это ни прозвучало для кого-то, пора бы признать очевидное: катастрофа Ту-154 под Сочи, пожар в кемеровской «Зимней вишне» и шереметьевский инцидент — все это звенья одной цепи, «которую мы заслужили». Но подождите негодовать и отрицать это. Нет, я не идеалист, чтобы винить во всех бедах России ее «глупый», «не тот» народ, который якобы недостаточно сильно хочет жить в цивилизованной стране, ходить в качественно построенные торговые центры и в комфорте, с чувством собственной защищенности летать на высококлассных самолетах. Слово «мы» в данном случае следует понимать шире, как обозначение нашей действительности, а именно — периферийного капитализма.
Как верно заметил небезызвестный Дмитрий Гудков, «все эти разные случаи показывают единый системный кризис». Нельзя также не отдать должное его справедливым вопросам, касающимся скрываемой несколько часов информации о количестве погибших, не приостановленных — вероятно, ради коммерческой выгоды — полетах Superjet, персональной ответственности чиновников и др. Однако причиной всему этому, по мнению Гудкова, является — внимание — отсутствие в стране «полноценной частной авиаотрасли». С одной стороны, давно знакомое либеральное заблуждение — мол, достаточно сменить «плохих» чиновников и бизнесменов на «хороших», а главное — приватизировать все, что можно. Но если обычно вся эта демагогия выглядит не более чем попыткой съесть рыбку, не подавившись косточкой, то теперь дело обстоит несколько иначе: спикер с правильным, логичным и последовательным ходом мысли, доходя до практических выводов, вдруг произносит то, что фактически обесценивает все, сказанное им ранее.
«Монополия порождает безответственность, — пишет Гудков. — Ведь нет вариантов — нет необходимости улучшать качество обслуживания или заботиться о пилотах».
Нет, Дмитрий Геннадьевич, тут Вы не вполне правы. Безответственность, выражающаяся в экономии и коррумпированности, есть следствие не монополизации. Вернее сказать, монополизация — это не источник, а такое же следствие, а причина — в экономическом базисе.
Что есть SSJ-100, как не продукт капиталистического производства? Компания-разработчик этих самолетов «Гражданские самолеты Сухого» — абсолютно частное предприятие, 75%-1 акция которого принадлежит ему самому, а другие 25%+1 — итальянской корпорации Alenia Aeronautica. И даже если посмотреть список компаний-эксплуатантов «Суперджетов», то можно увидеть, что как минимум две из них являются частными, в том числе одна находится в Мексике — стране еще более периферийного капитализма, чем российский.
Все это скорее подтверждает тезис Маркса, развитый Лениным, о монополизации как явлении, не только не противоречащем конкуренции, но и проистекающим из нее. Плох тот капиталист, который не пытается максимизировать свою прибыль и наращивать минимальный размер своего капитала, — с этим согласится даже любой сторонник рыночной свободы. А как, в таком случае, можно избежать монополизации? Не потому ли мелкий и средний бизнес в России раз за разом рушится, что укрупняется и концентрируется более крупный? И уже став монополистом, капиталист действительно может не только экономить на издержках, но и вообще не повышать качество предоставляемых услуг — а зачем, когда стабильный рост прибыли уже гарантирован?
Но если бы проблема некачественно оказываемых в России услуг лежала только в монополиях. Все дело — в периферийном капитализме. Если буржуазный класс развитых стран, представляемых в либеральной риторике как эталон «правильного капитализма», еще может позволить себе строить относительно качественный транспорт, более-менее нормальные дома и объекты инфраструктуры, а также цивилизованно обустраивать городскую среду, то только в силу двух факторов — экономического и социального. Перенесение капиталов в страны «третьего мира» позволяет правящему классу Запада извлекать сверхприбыль посредством дешевой рабочей силы, а стало быть, и делиться более крупными крохами со стола со «своим» рабочим классом и не экономить на каких-то издержках производства. Социальный же фактор — в гораздо большей атомизированности российского общества в сравнении с западными, что можно наблюдать, главным образом, при сравнении уровня организованности трудящихся и гражданского общества здесь и там. В то время как «западные индивидуалисты» организовываются в объединения и профсоюзы для защиты собственных интересов, наши бюджетники из страха перед репрессиями на работе голосуют за Путина и «Единую Россию». Пока рабочие мукомольного завода в Грузии (стране бывшего СССР!) бастуют до полного удовлетворения своих требований, наш работник очередной убыточной организации полгода, а то и год сидит сложа руки и ждет, пока все наладится и ему выплатят зарплату. И шереметьевская трагедия стала в том числе маркером этой самой атомизированности российского общества — когда пассажиры, сидевшие в «хвосте» самолета, заплатили собственными жизнями за «драгоценный» багаж пассажиров переднего отсека, создавших давку при попытке спасти свои вещи.
