Письмо Юрия Дмитриева. Фото Веры Васильевой
Председатель карельского отделения правозащитного центра «Мемориал», крупный исследователь истории сталинских репрессий, автор множества книг памяти жертв Большого террора в Карелии, лауреат премии Московской Хельсинкской группы за исторический вклад в защиту прав человека Юрий Дмитриев уже третий год находится в СИЗО номер 1 Петрозаводска. Против него выдвинуты надуманные, как многие уверены, обвинения. Коллеги Дмитриева по поисковой работе и обществу «Мемориал» и другим правозащитным организациям, деятели культуры и общественные деятели считают, что правозащитника преследуют из-за его деятельности по возвращению имен жертв репрессий. «Мемориал» (Москва) признал его политическим заключенным. В начале марта Петрозаводский городской суд в очередной раз продлил ему срок ареста, до 25 июня.
Обвинения в адрес Дмитриева насколько сомнительные с точки зрения убедительности доказательной базы, настолько и неприятные (в изготовлении детской порнографии и насилии над несовершеннолетней приемной дочерью), они имеют, на мой взгляд, очевидную цель — опорочить честное имя историка. В такой ситуации впору опустить руки. Однако Дмитриев даже в нелегких и для молодого и здорового человека (а исследователю идет уже седьмой десяток) условиях СИЗО продолжает заниматься темой советских политических репрессий. Еще во время первого судебного процесса, по результатам которого обвиняемый был полностью оправдан и получил право на реабилитацию, историк при помощи своих коллег подготовил к выходу в свет книги «Их помнит родина. Книга памяти карельского народа"»и «Красный Бор». В настоящее время он работает над следующей, «Место памяти Сандармох». Кстати, 20 лет назад вышла в свет другая книга Дмитриева, «Место расстрела — Сандармох», и в этом суть его работы: превращать места массовых бессудных расстрелов в объекты памяти.
Находясь в несправедливом заключении, Юрий Алексеевич не только продолжает (это позволяют условия следственного изолятора и продолжающегося судебного процесса) заниматься историческими изысканиями. Он также проводит просветительскую работу среди своих сокамерников. Он, как сам пишет, пытается знакомить их с азами истории политических репрессий в нашей стране. Например, 30 октября прочитал им лекцию о Дне политзэка, Дне памяти жертв политических репрессий в СССР. Неравнодушных людей, пишущих ему за решетку, историк просит присылать рассказы о политических узниках — и сталинских времен, и нынешних.
«…В том и вижу свою (и коллег) миссию — напомнить людям об ужасах беспамятства. Нет знаний — нет памяти. Как можно помнить о том, о чем не знаешь?» — написал мне Юрий Дмитриев в недавнем письме.
Этот аспект — именно персонализированная память, с возвращенными из небытия именами и судьбами расстрелянных, репрессированных, а не только сухие цифры статистики и воздвигнутая государством «Стена скорби», где жертвы репрессий лишены индивидуальных черт, очень важен для правозащитника. И еще важна неразрывная связь этой памяти с сегодняшним днем. Руководство нашей страны, в которой до сих пор нарушено даже право на могилу, чему многие годы противостоит Дмитриев, приветствует только «память о победах, о войнах… То есть властям нужны „герои“ без капли политического мышления. Этакие бездушные исполнители любых приказов. Помнится, человечество это уже проходило», — отмечает в том же письме историк.
Эта война памяти, очевидно, и привела Юрия Дмитриева за решетку и на скамью подсудимых. Ведь благодаря его и его коллег усилиям уже два десятилетия в Сандармох 5 августа, в день начала Большого террора, из разных стран съезжаются люди, чтобы помянуть своих родных, близких, соотечественников, тех, кто там расстреляны и захоронены. Это трагическая, ужасная, стыдная история о жертвах, нуждающаяся в изучении, осмыслении и сохранении, — а не та победно-парадная история страны, которой Кремль призывает нас гордиться.
Тот, кто не вписывается в изображаемую властями благую картину, рискует пополнить списки современных политзэков, как это произошло с Дмитриевым. По данным «Мемориала», в России насчитывается около полутора сотен российских политзаключенных, и этот список заведомо неполный. Граждан преследуют за их религиозные убеждения, за публичные высказывания оценочных суждений, включая репосты в социальных сетях. Сегодня, когда нам пытаются запретить писать и говорить о порочном, жестоком, позорном, когда арестовывают все новых и новых невиновных, ломая их судьбы, особенно важно продолжать напоминать о них. О Юрии Дмитриеве, об Олеге Сенцове и других украинских политзаключенных. О главе грозненского «Мемориала» Оюбе Титиеве, недавно приговоренном к четырем годам колонии-поселения за подброшенные ему, как он утверждает, наркотики. О 76-летнем ученом Викторе Кудрявцеве, несправедливо, по словам его защиты, коллег и близких, обвиненном в шпионаже… В одном из писем Дмитриеву, предназначенных для его просветительской работы, я рассказала, что в колонии «Черный дельфин», где в 1942 году умерла от брюшного тифа политзаключенная, немецкая актриса Карола Неер, в тех же самых тюремных стенах 16-й год отбывает пожизненный срок бывший сотрудник компании «ЮКОС» Алексей Пичугин, который дольше всех из современных политзэков удерживается за решеткой.
Не потому ли, что уроки истории, в том числе те, которые преподает нам Дмитриев, нами так и не были выучены, в российских тюрьмах сейчас содержатся новые политзаключенные?
