Почему я иду на Марш материнского гнева?

Когда стало известно о смерти Алины Шевченко, я поняла, что не смогу пройти мимо, и тому причин несколько.

1. К безмерному сожалению всей моей жизни, я знаю, каково это, когда умирает ребенок. Один из моих детей тоже очень болел, был несовместим с жизнью, и я представляю весь ад, в котором сейчас находится Анастасия Шевченко. И я, конечно, не готова осуждать Настю за интернат, очевидно, у нее оставалась связь с дочерью, а то, что она не справлялась одна с уходом за инвалидом I группы, ничего не говорит о степени ее любви. Материнская любовь, если пробовать измерить ее по шкале, это всегда десять из десяти. Шкала личная, у каждого своя, но это всегда десять.

Поэтому вне всяких сомнений Настю подвергли нестерпимым пыткам. Не знаю, как бы я морально справилась и не сошла с ума, если бы в последние дни и часы жизни моего ребенка между нами стояли судья, прокурор, следователь и вся бесчеловечная система. Невыносимо думать, что Насте пришлось писать заявление с просьбой (!) отпустить ее на похороны дочери. Просить у тех, кто лишил их последних совместных дней. И совсем нестерпимо думать, что все могло бы быть иначе, будь мама рядом с дочерью, принимай она решения по лечению. А об этом думает каждая мать.

2. Но я выхожу на Марш не только за свои чувства и даже чувства Анастасии Шевченко, но прежде всего за всех детей, чьи родители находятся под арестом. Честно говоря, меня до предела возмутило заявление так называемого «детского омбудсмена» Анны Кузнецовой. Им она защитила государство (хотя не это ее обязанность), а при этом ни слова не сказала про права Алины Шевченко, ребенка, кого, по идее, Кузнецова и должна защищать. Почему Алина Шевченко была ограничена в своих правах? Почему была отлучена от матери в больнице? За какое преступление? Ее мама тоже не заслуживает этого, нельзя арестовывать людей за участие в семинарах, за их гражданскую и даже пусть политическую позицию. Но в чем виновата ее дочь? В чем виноваты дети, которые перемещаются в детские дома или в тюрьмы вместе со своими родителями? Какая нужда отлучать детей от матерей и отцов, если те не совершили особо опасного преступления? Почему нет запрета на арест всех единственных опекунов, хотя бы с отсрочкой до совершеннолетия детей? Именно этого я и собираюсь требовать с помощью Марша материнского гнева. Амнистии для всех родителей, не совершивших тяжких преступлений и у кого есть несовершеннолетние дети. Как мы видим, даже домашний арест — очень суровая мера, которая может повлечь непоправимые последствия. Даже находясь рядом со своими детьми дома, но под арестом, ты лишен передвижения, заработка и не можешь вызвать даже скорую помощь без санкции прокурора. Словом, я предлагаю требовать законодательных поправок в память об Алине Шевченко, поправок Алины. Дети должны быть исключены из борьбы государства со своим обществом.

3. При этом я осознаю всю опасность этого предприятия. Я иду на запрещенное государством шествие, и больше того — инициирую его и призываю других делать так же. Хотя больше всего мне хочется быть со своими детьми и беззаботно играть с ними. Но я не могу не пойти на Марш материнского гнева, потому что на месте Насти могла и могу быть я. Потому что если мы сейчас не отстоим ее права, значит, это придется делать нашим детям. А я не хочу перекладывать эту проблему на их поколение. Поэтому невозможно не выйти. Хотя я вообще не любитель маршей и больше всего боюсь разлуки с детьми. Но чтобы пройти мимо трагедии в семье Шевченко, надо что-то сделать со своей совестью, растоптать себя, уничтожить и перестать себя уважать. Поэтому очень страшно, но мы с девочками, кто инициировал этот марш, на материнских эмоциях, решили идти во что бы то ни было.

Говорят, что если все люди сделают шаг одновременно, Земля изменит свое направление. И это то, на что мы надеемся. Что каким-то чудом, без ТВ, захваченных пропагандистами СМИ, с одной теорией шести рукопожатий и за семь дней нам удастся рассказать людям о Марше. Это не обращение к оппозиции, это обращение ко всем людям, включая чиновников, ко всем, кто понимает, что мы у опасной черты. Никто не хотел трагедии, но при такой системе и обесценивании она неизбежна. Нам надо было тормозить это всеми силами, опомниться, еще когда приняли антисиротский закон. Но сейчас (так я, по крайней мере, наметила для себя) точка невозврата. Когда надо выйти, и как в сказке про репку: Света за Настю, Юля за Свету, Варя за Юлю и т. д. И, может, вытянем репку.

Приходите 10 февраля к часу дня в Новопушкинский сквер.

Оригинал