Сюжет "Евгения Онегина" — и пушкинского романа, и оперы Чайковского — хорошо всем известен. В последней встрече Татьяны Лариной, уже замужней, и Евгения Онегина Татьяна признаётся ему в любви, — "но я другому отдана и буду век ему верна".
Опера написана Чайковским в 1877-78 годах. Первая постановка, силами студентов Московской консерватории под управлением Сергея Танеева, произошла в марте следующего года. Друг Чайковского, музыкальный критик и композитор Герман Ларош, посетив Малый театр, где прошла первая постановка, написал в "Московских ведомостях":
"Он [Чайковский] внёс в последнюю сцену своей оперы коренную переделку Пушкина; он заставил Татьяну обнаружить в свидании с Онегиным слабость, которую мы напрасно стали бы искать в подлинной поэме. Непоколебимая в строгом исполнении долга, но внутренне терзаемая снедающею её страстью, Татьяна в последней главе пушкинского "Онегина" представляет истинно трагическое явление, возвышенная чистота которого не лишает его нежного и трогательного элемента. Композитору, быть может, показалось, что этого последнего элемента будет больше, если он несколько спустит Татьяну с пьедестала, на котором мы привыкли её видеть, и заставит её пятью минутами поцелуев и объятий практически опровергнуть своё знаменитое "я другому отдана и буду век ему верна". Может быть, оперный эффект выиграл от такой радикальной реформы; но фигура, созданная поэтом и (в течение всей оперы до этой сцены) благоговейно сохранённая музыкантом, разбита и заменена другою. Таковы ... эстетические возражения, которые можно сделать против новой оперы. В ней до известной степени чувствуется насилие над поэтическим произведением, и нужен весь талант, нужно всё вдохновение П.И. Чайковского, чтобы примирить нас с этим насилием, или, лучше сказать, заставить нас забыть о нём."
Переделка заключалась в том, что в финале оперы Татьяна, уступив своему чувству, падала в объятия Онегина. Любовные объятия Онегина и Татьяны прерывались появлением Гремина, мужа Татьяны. Это отступление от пушкинского романа впоследствии было устранено. Композитор, по свидетельству его брата, Модеста Чайковского, "очень скоро сам почувствовал кощунственность этой переделки и перед последующим представлением оперы на императорской сцене восстановил сцену по Пушкину".
"Я отдана теперь другому,
Моя судьба уж решена.
Я буду век ему верна!
(с 11:34)
