В начале 1990-х гг. мой папа подрабатывал тем, что шил на заказ меховые шапки. Однажды нужно было сшить шапку из собаки. Он привел домой достаточно крупного подросшего щенка и придушил его в ванной. Почему-то я не испытывал по этому поводу особых переживаний. Может быть, потому что с этим щенком я не был хорошо знаком. Да и привык я к тому, что по всей квартире висели ондатровые шкурки. Насчет гигиены можно было тоже не беспокоиться. Думаю, вода, в которой мы купались, была еще грязнее, чем этот щенок: коричневая и совершенно не прозрачная (удивительно, но тогда я воспринимал это так, как будто это нормально — вода и должна быть такой; переехав в Воронеж я удивился, насколько прозрачная вода течет здесь из кранов, хотя воронежская вода — это тоже ядовитый ужас).
Почему я об этом сейчас вспомнил? Просто я дочитал до конца «Под знаком незаконнорожденных» (Bend Sinister) Набокова, и у меня возник вопрос: насколько случайны совпадения описываемого в книге с реальными событиями. Набоков и сам признает, что «нашпиговал эту фантазию кусками ленинских речей, ломтями советской конституции и комками нацистской лжерасторопности». Было ли то, о чем в этой книге говорится? Действие романа происходит в вымышленной стране Синистербаде, сочетающей черты Советского Союза и какого-то фашистского государства первой половины XX века (а может быть, и всех этих государств). Кажется, совсем не так давно государственная политика в не самых диких странах подразумевала такое отношение к человеку, как будто человек — не более, чем что-то вроде собаки. Вот, например, отрывок из романа:
«— Очень рада познакомиться с другом Густава, — сказала скромненькая Мариэтта.
Мак и Линда обменялись сияющими улыбками.
— Боюсь, я не очень понятно выразилась, голубчик. Я сказала «жених», — так это не Густав. Определенно не Густав. Бедный Густав превратился в абстракцию.
...
— А что случилось? — спросила Мариэтта.
— Да пришлось им свернуть ему шею. Он, видишь ли, оказался schlappom [раззявой].
...
— Расскажи мне побольше про Густава, — попросила Мариэтта. — Как они его придушили?
— Значит, так. Приходят они с черного хода, я как раз готовила завтрак, и говорят, у нас приказ избавиться от него. Я говорю, ага, но чтобы никакой грязи на полу и никакой стрельбы. А он заперся в гардеробе. Прямо слышно, как он там трясется, одежда на него сыпется, плечики звякают. Такая гадость. Я говорю, парни, я не желаю смотреть, как вы это будете делать, и не желаю тратить весь день на уборку. Так что они свели его в ванную и там за него принялись. Конечно, утро у меня пропало. Мне к десяти к дантисту, а они засели в ванной и просто жуть, какие оттуда звуки, особенно от Густава. По крайней мере минут двадцать они там возились. Говорят, адамово яблоко у него было жесткое, как каблук, — и, конечно, я опоздала».
Является ли этот эпизод исключительно плодом фантазии писателя? Или же Набоков просто описал какое-то реальное убийство? Ясно лишь то, что такое вполне могло быть, поскольку в то время и в тех странах бывало и не такое. Наверное, и сейчас такое продолжается, но не в тех масштабах, как тогда.
