Мулинский компот

Пионерский лагерь, куда по просьбе классного руководителя второго класса с началом летних каникул направили Виталия, располагался в школьном здании села Мулино. Приехавших детей распределили по отрядам и сразу повели в отдельно стоявшее здание деревянной столовой.

На грубо сколоченных столах дымилась манная каша, окаймленная в тарелках желтыми полосками растопленного масла. Лежал нарезанный свежий хлеб, чей аромат наполнял окружающее пространство. Этот позабывшийся запах поначалу даже вызвал спазмы в горле, ведь зиму и весну 1947 года Виталий с матерью прожили без хлеба. Позавтракав, Витя отпил из стакана, и это заставило его на секунду замереть открытием новой, необычайно вкусной, грани мира. Напиток оказался бесподобный — сладкий, густой, теплый, янтарный. Мальчик набирал в рот немного жидкости, долго держал, не желая расставаться с ощущением райского вкуса. Компот из сухофруктов в лагере, располагавшемся в школьном здании села Мулино, ребятам давали часто, но и к концу смены Виталий пил его с наслаждением первого глотка. Отныне компот и хлеб стали для мальчика символами страны победившего социализма… 

После коллективизации крестьяне были значительно ограничены в размерах личных земельных участков. Колхозы выполняли планы, которые не учитывали капризы погоды. Сорвать поставки в город считалось непозволительным, и только остатки, порою крохи, доставались деревне. Страховкой от голода становились клочки земли — то, что советским гражданам представлялось частнособственническим инстинктом мужика, равняло его с мелкой буржуазией. Возможности экспериментировать на нескольких сотках не было, их засевали ячменем. Морозоустойчивые сорта пшеницы и ржи в те времена отсутствовали, а зимы случались очень холодные. Как яровые эти культуры также были капризны и вызревали долго. Зато ячмень, посеянный весной, в вятском климате поспевал споро, перенося засуху и дожди, жару и похолодание. Такое качество делало его незаменимым, несмотря на не самую высокую пищевую ценность. Несмотря на трудности в уборке — жать ячмень было сложно из-за длинных, тонких и заостренных остей, которые кололись и норовили попасть в рот, нос, глаз, что было довольно опасно. 

Но в этот сезон не уродился и ячмень. Председателя заставили сдать зерно подчистую. Амбары с семенным материалом охраняли как зеницу ока, его растрата означала бы гибель не только ответственных лиц, но и всего колхоза. У старых людей, не привыкших по традиции надеяться на кого-либо, кроме себя, конечно, запасы зерна были. Если в муке рано или поздно заводился червь, то высушенное зерно могло храниться в ларях долгие годы, и старики теперь втихомолку перемалывали его на домашних жерновах. Вряд ли даже они досыта ели, но, во всяком случае, могли позволить себе накрошить корочку в суп. А вот большинство жителей среднего возраста и особенно молодые семьи на «черный день» не откладывали, приспосабливаясь к полученному урожаю в каждый конкретный год, ожидая колхозных выплат, возлагая надежды на социалистическое государство. Голод для них наступил неожиданно. Войну ведь сумели пережить, не голодали, а тут всего ничего после победы. 

Отец с фронта не вернулся. Как-то заехал однополчанин, видевший, что в декабре сорок первого под Москвой раненого, с забинтованной головой, Петра Родионовича пытались эвакуировать с места боя. Никаких других свидетельств о его судьбе не было. Похоронка не пришла, считался он пропавшим без вести. Впрочем, по потере кормильца выплачивалось пособие. Точнее, приходила квитанция на пособие одновременно с квитанцией об уплате налога, одна сумма поглощалась другой. Иных доходов у семьи не было. Зимой пришлось туго. Хотя была картошка, было коровье молоко, весной дети начали собирать пестики полевого хвоща, но без хлеба все ж становилось невмоготу. Мать пекла «хлеб» из каких-то растений, травы, однако есть его Виталий не мог, тошнило. Никакие уговоры, что «ходячий скелет», что «так и умереть можно», не действовали. 

В лагере, думая о голодавшей матери, сын хранил для нее выдававшиеся на полдник конфеты, пряча их под бельем в тумбочке. Назначенный старостой отряда товарищ посчитал долгом наябедничать об этом вожатой, а та — директору, грозному пожилому мужчине. Директор посетил их спальное помещение вечером, но вместо ожидаемого крика говорил тихо, расспрашивал о родителях, о житье-бытье. Уходя, попросил: «Вы кушайте, мои дорогие, все съедайте! Нельзя оставлять, порядок такой. Мы в дорогу каждому кулек конфет с собой дадим, не переживайте!» Не обманул директор, каждый воспитанник лагеря увозил домой гостинец…

...Много десятилетий спустя Виталий Петрович, будучи преподавателем областного училища механизаторов, ездил с командировками по районам, агитируя выпускников в свое учебное заведение. Заехал он и в Мулинскую школу. После встречи со старшеклассниками его провели обедать. Подойдя к раздаче, Виталий Петрович попросил компот и долго глядел в стакан, не замечая удивленных взглядов из очереди. «Неужели это тот самый необыкновенный компот, как тогда, в лагере? Или он обычный, как везде?» — с некоторой тревогой думал мужчина. Пригубив, он закрыл глаза. А потом, словно кивнув кому-то, принялся пить большими жадными жаждущими глотками… 

Оригинал