Боль. Я сейчас не о душевных страданиях и не о женской песне «А душу мою глубокую ты так и не понял». Я о настоящей физической боли, о той, которая парализует тело и сужает мир до одной точки, которая точит тебя изнутри и не дает жить, как прежде. Боль, которая отключает все потребности, которые раньше были важны и внушали тебе самоуважение. Боль перечеркивает это все. Ибо никакие любовь, деньги, путешествия, саморазвитие не милы тебе ни разу, если ты корчишься от боли, и в перерывах, когда железная хватка чуть ослабевает, думаешь: «О, слегка отпустило!» Но отпускает ненадолго. И ты снова скулишь и ждешь, когда зверь разожмет пасть.
Я написала, что кое-что случилось в поездке — и теперь как прежде не будет. И многие расценили это так, как хочется думать: Наташка влюбилась. Я больше не могу держать интригу — ибо каждый первый спрашивает в реальности и виртуальности: кто он?
Ребята, не он, а она. Это болезнь. В поездке случился ******. Прямо в аэропорту «Внуково» у меня начался приступ панкреатита, который длится до сих пор. Уже 27 дней у меня все болит. Таблетки слегка ослабляют удар, но не убирают общие симптомы. И я уже начинаю привыкать к постоянной боли и тошноте. Меня обследуют и переобследуют, ничего страшного не находят, но приступ не заканчивается. И я начинаю свыкаться с болью, как с неизбежным аккомпанементом существования. И смеюсь сама над собой. Вот ты, Наташа, всю жизнь говорила, что счастлива, что бы в жизни ни происходило. А что ты скажешь теперь, когда чистое состояние здорового человека забыто телом уже месяц как. Сможешь ли ты сохранить свое чувство счастья и любовь к жизни? Большой вопрос. И я дрогнула голосом ответить сходу.
Боль, то, что раньше посещало меня на недолгое время, до таблетки или до естественного затихания. Когда у меня в Мурманске случился 8-часовой приступ, я думала — это рекорд. А вот тебе 27 дней и стойкую привычку. За это время я почти ничего не ем. Если не ем, не болит. Но есть надо, так как кружится голова и совсем нет сил. Я много сплю и практически ничего не делаю. Иногда делаю вылазки на природу и в город. Но в целом моя позиция горизонтальная, мое состояние сонное. И к этому я тоже привыкла.
При панкреатите нужна строжайшая диета. И я все эти дни торговалась с организмом, пытаясь хоть немного съесть того, чего хочется. А организм такой: не, ну ты совсем дура, я ж тебе намекнул самым жестким способом, а ты все еще дразнишь меня цикорием и черешней. На самом деле теперь ничего нельзя. Можно только злаки, не кислые фрукты, не красные овощи, никакого алкоголя и кофе, даже кефир и творог нельзя. И вот сижу и радуюсь. Порции малюсенькие. Ем редко и мало. Чтобы свести боль к минимуму. А тело худеет. Пришла радость откуда не ждали. Минус пять кг за этот болезненный месяц. Одно утешение у меня, прихожу от врача или после очередной процедуры и давай примерять одежду, что была тесной. Теперь все свободно, хорошо сидит и очерчивает то, что надо. Одна беда — лицо худое и изможденное. Но я буду над этим работать.
Вот так ко мне пришла постоянная спутница — боль. Прописалась такая и улыбается коварно: теперь, Наташа, я буду у тебя жить. Врач говорит, что столь сильный приступ ослабил все внутренности, поэтому нужна долгая реабилитация и диета. А о чем думает эта дурочка N.? Конечно, о том, на сколько она к своему дню рождения похудеет.
Как человек, стремящийся к осознанности, стараюсь понять, зачем мне эта боль. Мой йога-учитель Алексей Бабенко говорит, что боль дается для переброса на новый уровень. На высоту сердечной чакры. Поскольку поджелудочная находится в области солнечного сплетения, она стоит на границе нижних и верхних чакр. И Леша уверен, что только через боль можно осуществить этот квантовый скачок, это перерождение. И сулит мне открытие сердечной чакры. А дальше может и случиться то, чего вы так все для меня хотели и мысленно были рады тому, чего пока нет. А еще все эти задетые приступом детали и механизмы отвечают за выработку желчи, ее переброс от одной станции к другой. Сейчас система сломалась. И у мастера йоги тоже есть ответ — хватит быть желчной и переваривать мир. Надо очиститься и переварить саму себя, осознать и переродиться заново.
Я же, как автор и человек, переполненный сюжетами, историями и задумками книг, думаю, что боль мне дана для усиления эмпатии. Чтобы лучше понимать тех, кто постоянно живет с болью и уже никогда не расстанется с этой жестокой спутницей. Чтобы ощутить своим сердечным центром, как загнан человек в приступе боли и паники, как безысходна печаль, что здоровым ты уже никогда не будешь. И как трудно быть мужественным, чтобы с этим жить и не ныть. И не терять в качестве, и не теряться в потоке. Боль моя — моя учительница, воспитательница, путеводитель по коридорам поликлиник и стойкам аптек, спасибо тебе за все. Если мне суждено прожить с тобой долго, будем договариваться. А если ты засобираешь чемоданы, я не обижусь и мужественно скажу тебе гудбай. Но никогда тебя не забуду, как свою главную и самую горькую любовь. Спасибо, что научила меня закрыть рот и не совать в него все подряд. Спасибо за то, что воспитала во мне стойкость и укрепила дух. Хотя нет, вру, я нифига не стойкая. Когда болит, я не терплю и готова выпить самые вредные обезболивающие, лишь бы не терпеть. Не по-йоговски трушу. Йоги советуют идти в эту боль глубоко и познать ее суть, самую сердцевину. Видимо, я еще недойог.
А любовь-то — да. Видимо, на подступах. Вот щас как сердечная чакра отворит свои створки — и посыплются в нее все одинокие сердца, только успевай, Наташа, сортировать. Я к тому времени уже буду худая и прекрасная. Если, конечно, выживу.
