Это был год обострения чувства свободы. Удивительно, как много людей вокруг готовы пресмыкаться. Они до сих пор подспудно признают главным распорядителем своей жизни начальников, а собственности – государство. «Ну, теперь же такие правила», – говорит один. «А у меня и прав-то не было уже по факту рождения в этой стране», – вторит ему другой.
Конечно, методом наблюдения можно установить, что люди, которые имеют отношение к государству, имеют бо́льшие «права» на один и тот же вид собственности по сравнению с другими, обычными гражданами. В случае посягательств на имущество они могут защитить его за счёт своих связей, активации решальских способностей, нехитрых ответочек и всего прочего. А если связей нет, собственность всегда будет находиться в зоне риска – вдруг у государства (или, скорее, конкретных его представителей) возникнут на неё свои планы? «Нуачо?», – риторически спросит обыватель. И сам себе ответит в духе, что «не мы такие, жизнь такая».
Много людей вокруг поняли это уже давно. Они закладывают в риски возможность отъёма своего дела, в том числе своего жизненного дела – то, чем занимаешься, в чём находишь радость и самореализацию. Чтобы такого не случилось, чаще всего в долю приглашают начальников и разного разлива влиятельных представителей «вертикали». Уязвимый до этого актив озаряется сомнительного качества сиянием и получает незримую броню. Отсюда и мотивации на перманентный прогиб и лживое от начала и до конца заигрывание с теми, кто начальствующее положение выменял, отдав самостоятельность, а порой и честь.
В такой системе координат говорить о чувстве свободы очень тяжело, практически невозможно. Эти разговоры мало трогают людей вокруг. Они так привыкли и не желают вылезать из кокона. Но говорить необходимо. В большинстве ситуаций только так и можно сохранить свободу.
