Приговор, вынесенный судьёй Дзержинского районного суда, по-видимому, представляет собой привычный компромисс. Если за время разбирательства не удалось определиться, какую сторону признать правой или виноватой, остаётся попытаться угадать серединку — то есть назвать такую сумму компенсации, которая бы устроила обоих. Однако, для меня такой вариант категорически неприемлем.
Напомню суть дела.
В тексте, появившемся на моей личной странице в фейсбуке я рассказываю об агитке тогдашнего депутата муниципалитета Сукнёва, Романа Геннадьевича, распространённой им в ярославских школах. На её обложке нарисован не имеющий ни малейшего отношения к Великой Отечественной войне моложавый депутат, опоясанный Георгиевской лентой. Его фамилия находится там, где обычно расположено имя автора. Поскольку во всей брошюре ни один реальный автор текстов и музыки песен нигде не упомянут, дети, получившие депутатские книжечки, решили, что замечательные песни о войне написал тот самый дядя с обложки.
В итоге обидевшийся на слово "мерзавец" господин Сукнёв подал на меня в суд с требованием заплатить ему 100 тысяч рублей. Судья снизила объём сатисфакции десятикратно, добавив расходы "пострадавшего" на адвоката, что, наверное, могло бы меня устроить. Но речь идёт вовсе не о деньгах.
Для меня речь идёт, например, о стихотворении "В землянке". Его автор, Алексей Сурков, уроженец Ярославской губернии, ветеран Гражданской и Великой Отечественной войны, в 1941-м году был военным корреспондентом газеты "Красноармейская правда". Поздней осенью он был послан в часть, обронявшую подмосковную Истру. Конец ноября 1941 года — апогей немецкого наступления на Москву, когда судьба столицы висела на волоске. Вышло так, что штаб стрелкового полка, куда как раз прибыла группа журналистов, внезапно оказался отрезан от собственных частей прорвавшейся немецкой пехотой. Немцы занимали соседние дома, и группа командиров начала прорыв. Вырвавшись из кольца командиры и журналисты устроились в землянке, где Алексей Сурков и написал своё без преувеличения великое стихотворение, давшее надежду и силы многим советским бойцам.
Я не понимаю, как можно было решиться убрать имя Алексея Суркова из публикации его "Землянки", и недрогнувшей рукой заменить его фамилией какого-то непонятного муниципального депутата. В Ярославле имя Алексея Суркова носит одна из центральных улиц. Если какой-то хулиган начнёт сдирать с домов именные таблички и писать на их месте "Сукнёв" — он обязательно получит по рукам. В то же время человек, который раздаёт детям брошюры, поместив свой портрет и фамилию на место автора стихов о войне, получает право на компенсацию морального ущерба от журналиста, обратившего на это внимание!
Мало того. Оказывается, честь ушедших от нас поэтов-фронтовиков защитить вообще некому! С точки зрения закона публикация стихов покойных авторов под постронней фамилией практически ненаказуема. Нет, конечно право автора быть указанным при публикации произведения неотчуждаемо и непередаваемо, а отказ от этих прав ничтожен; авторство, имя автора и неприкосновенность произведения охраняются бессрочно (статьи 1265 и 1267 ГК). Но, с другой стороны, после смерти автора требовать соблюдения закона может только очень узкий круг лиц. Поэтому жадный до дешёвого пиара политикан, публикующий чужие песни о войне под своей фамилией, практически ничем не рискует. То есть авторское право вроде бы охраняется, но вора никто не накажет.
В ходе судебного разбирательства я обратился в прокуратуру Ярославля с просьбой проверить законность издания брошюры со стихами ветеранов Великой Отечественной Алексея Суркова, Булата Окуджавы, Евгения Долматовского и других, под фамилией Романа Сукнёва. В ответе надзорное ведомство сослалось на то, что нарушение авторских прав физическими лицами не относятся к сфере компетенции органов прокуратуры, отослав меня к МВД, а полицейские переадресовали вопрос в Российское Авторское Общество. РАО я не тороплю, поскольку установить наследников и разобраться с тем, были ли их права ущемлены, весьма непросто. Впрочем, речь больше не о правах конкретных людей, а о праве народа на сохранение исторической памяти.
В сухом остатке остаётся, что защита права авторов-фронтовиков на своё имя под своими стихами по официальным каналам практически невозможна. Единственный способ пресечь растаскивание великих имён на низовой предвыборный пиар — общественное порицание. Но если в результате на сторону порицаемых встаёт суд — что же тогда остаётся?
Разумеется, в деле защиты памяти ушедших от нас поэтов-фронтовиков не всё так плохо. Во время процесса осуждение действий Сукнёва было практически всеобщим. Достаточно сказать, что осенью он не сумел переизбраться в муниципалитет, а заявление о том, что "Нуждин был прав в своей критике, что надо указать авторов, будет второе издание сборника, с указанием авторов" сделал не кто иной, как руководитель ярославского отделения партии, от которой баллотировался Сукнёв, депутат госдумы РФ Анатолий Грешневиков. Это достойный результат возникшего вокруг брошюрки общественного резонанса. И только вердикт Дзержинского районного суда портит моральный эффект такой нравственной победы.
Мой текст направлен вовсе не против конкретного маленького человечка, решившего подогреть свою политическую похлёбку на Вечном огне народной памяти. На самом деле он направлен против любых попыток приватизировать и заставить работать на частный финансовый или политический интерес великую Победу советского народа над фашизмом. Поэтому я не могу просто махнуть рукой и сказать — да пусть подавится моими деньгами. Не тот случай. Здесь нужно стоять до конца, до полной и окончательной победы.
