Мне суждено было родиться спустя три десятилетия после того, как мой дед, Пётр Родионович, погиб где-то под Москвой в знаменитой битве 1941-1942 годов. Официально он числится в списках пропавших без вести. После войны его земляк-сослуживец рассказывал вдове Клавдии Павловне, что видел в бою, как санитары несли её мужа на носилках - Пётр был тяжело ранен в голову. Для меня маленького ужас войны, о которой я расспрашивал родителей, заключался в том числе в ситуации, когда человек может исчезнуть, и никто, никто и никогда, не прояснит обстоятельств его ухода из жизни.
(Книга памяти. Нагорский район Кировской области, том 7)
Мне такая история казалась трагичней нежели печальная история Павла Родионовича, родного дедушкиного брата. В начале войны по какой-то причине повестка из военкомата для Павла надолго задержалась. Он даже стал нервничать, не спал, каждое утро поджидал почтальона. И когда наконец его призвали на фронт, последние дни перед уходом постоянно носил на руках свою маленькую дочурку, обещая ей вернуться домой. Он почти сдержал обещание. В селе вместе со страной отпраздновали Победу 9 мая 1945 года. И только через несколько дней на Павла пришла похоронка. Он погиб в конце марта, участвуя в освобождении Европы. 
Мой папа, Виталий Петрович, отца практически не помнит. В июне 41-го ему было всего 3 с половиной года. Но в детскую память врезались несколько связанных с отцом эпизодов, один из них – как просится к нему на руки. В моих представлениях этот эпизод прочно ассоциируется со строчками стихотворения А.Кочеткова, вынесенными в заголовок поста, с грустью и скорбью, что ничего нельзя исправить. 
Прощание с отцом
Проснувшись и не застав родителей, Виталий соскочил с полатей и подбежал к распахнутому окну. Озаренная первыми лучами солнца деревенская улица дремала. В её застывшей тишине сонно брели коровы, лениво погоняемые парнишкой-пастухом. За стадом понуро трусили собаки, высунув длинные языки. В раннее июньское утро после душной ночи, казалось, даже гнус притомился.
На неосторожно поцарапанной ладошке выступила капелька крови, и мальчик, отвернувшись от потянувшегося в избу сухого, горячего воздуха, стал зализывать ранку. Вдруг его внимание привлек спешивший вдоль половицы большой паук. Малыш замер и только робко вел глазами вслед многолапому чудищу, пока тот не скрылся в угловой щели. Образы страшных существ, скрывающихся в подполье, щелкающих зубами и тянущих длинные щупальца, один за другим возникали в воображении Вити. Он забрался на табурет и старался бесшумно дышать. Его напрягшийся слух уловил скрип колес и далёкие голоса. За спиной чудились шорохи и вздохи, оборачиваться мальчик боялся.
На дороге показалась повозка. Окутавшее её облако пыли скрывало лица пассажиров, но по каким-то едва уловимым признакам Витя узнал отца и мать. Не раздумывая, мальчуган шагнул на подоконник и спрыгнул на землю. Высокая трава заплетала ноги, и через несколько шагов Витя упал. Он громко закричал: «Мама! Папа!», звал снова и снова. Не в силах подняться, с надеждой вглядывался в зелёный простор палисадника.
- Ты что спозаранок поднялся? Разбудил всех своим рёвом! Пётр, посмотри на нашего пострелёныша, – наконец-то шутливо заругалась мать, помогая сыну. Тот счастливо улыбался, выбравшись на ведущую в дом тропинку. Отец курил, сидя на чурбаке, выглядел он усталым. Витя попросился на руки. Отец не услышал. Мальчик, захныкав, повторил свою просьбу, припав к коленям мужчины и ловя его взгляд. Пётр Родионович смотрел отрешённо, глубоко задумавшись. Потом, отодвинув сына, резко поднялся: «Ой, вот что ещё забыл, Клава!», и куда-то решительно направился. Витя в голос заплакал: «Папа, хочу на ручки!», но отец уже почти бежал, удаляясь по своим взрослым делам.
- Марш в избу! Спи ещё, – тихонько проговорила мать. В комнате она уложила сынишку на лавку, поправив соломенный матрац и взбив подушку, укрыла одеялом и запела печальную колыбельную песню.
…Сквозь сон Витя услышал шёпот родителей. Мать у порога целовала отца, крестила его и, сдерживая вырывающиеся всхлипы, твердила: «Благословляю! Благословляю!..».
Витя крепко спал, когда Пётр Родионович подошёл к его нехитрой постели, погладил по волосам и прикоснулся губами к щеке.
Сутулые фигуры в повозке, плен высокой травы, хмурая суровость отца и тихое рыдание матери: «Благословляю!» - стали слепком июньского утра 1941 года в памяти трёхлетнего малыша.
Игорь, замечательное повествование. Вроде бы уж много всего пересказано о той страшной войне, а сколько всего позабыто, недосказано. Уходят последние свидетели, ещё два-три года и всё... Бывая по области в старых, полупустых сёлах, на центральном месте -мемориальные доски с сотнями и сотнями фамилий, чьи-то мужья, дети, братья . И за каждым - трагедия семьи, вдовы, сироты, сколько же горя принесла та война, сколько душевной боли! Только бы не забылось всё это, а то некоторые лихие головы опять начинают как бы шутя бряцать оружием, пугать соседей очередной войной. Похоже, подзабыли. А может, их и не коснулось вовсе?
Вам повезло, вы что-то - нашли. Я дважды искал во всех архивах, начиная от района до Подольского - бесполезно.
Знать бы, какие мысли были в головах у тех, кто уходил из дома навсегда
Да, "... Даже не был я знаком с парнем, обещавшим, я вернусь, мама...". Мне повезло, я его хорошо знал, - это мой отец...
Вот так и осталось целое поколение без отцов.