Они заключаются в разбросанной одежде, в забытых на обеденном столе часах, в комке шерсти, только что выблеванном котиком, в криках в соседней комнате, где сын со своей девушкой спорят, какой сериал посмотреть, в звуках закипающего чайника и кряхтящего за готовкой котлет дедушки. Жизнь пишет такую звуко-предметную импровизацию с ароматами погружения, что ты не сомневаешься в своем физическом присутствии. Ты жив – и признаков этого полно повсюду. Жизнь surround.
Когда я захожу после трудного дня в свой дом, на меня набрасываются признаки жизни. Сначала с глазами. Котики – обе жирных твари – заслышав звонок домофона, уже знают, что иду я, спрыгивают со своих налёжанных точек и занимают в прихожей позы ждунов. Открываю дверь – и две мохнатых фигуры уже приняли позу – я красивый милый котик – пучат глаза со всей дури, что на их языке жестов означает – привет, женщина с большими ароматными сумками, корм наш насущный дай нам прям щас.
Дальше, как в квесте – найди по запаху дедушку. От него всегда пахнет домашними котлетами. Он готовит их через день, то из куриного фарша, то из смешанного, посерьезней. Но дедушкины котлеты – неотъемлемый welcome-smell нашего дома.
Пока пробиваюсь сквозь густой котлетный дух, на фоне вечно трындящих видеоблогеров, которых обожает дочь, иерихонским 17-летним горном сигналит из ее комнаты: «Привет, мать моя».
Привет, дочь.
У сына в комнате дверь наполовину стеклянная – и я вижу мерцание очередного сериала. Оттуда тоже быстрый крик: «Мамоа, принесла что вкусненького?». После просмотра с детьми «Звездных врат» с Джейсоном Момоа в одной из главных ролей я нареклась им пожизненно. Теперь я Мамоа, если надо вызвать меня на расстоянии. Я не против. Тем более, Момоа в «Игре престолов» тоже промелькнул в роли быстро умершего Кхала Дрого, мужа Дейнерис.
Легкая перепалка, как я устала, могли бы и сами купить, тунеядцы, все на мне, почему я поздно вечером должна еще по магазинам ползать, валясь от усталости. Поворчать на входе – это ритуал.
Прохожу на кухню, папа Фьорд, он же дед моих детей и их кормчий, докладывает обстановку. Он классический, даже анекдотический Капитан Очевидность. Если он приготовил ужин, он скажет, откроет крышку кастрюли, докажет. Если он купил яйца, хлеб и масло, он откроет холодильник, достанет масло и яйца, приведет в доказательство, положит на место. Несмотря на то, что хлеб красноречиво лежит кирпичом по центру стола, дед возьмет его в руки и поднесет прямо ко мне:
- Ржаного купил.
Будто в другие дни он покупает иной.
- А котики уже поели. Сеня сухого, немного, он не очень-то много ест. А Кевин уже раз пять наведывался к кормушке.
С разными перестановками слов я знаю этот вечерний доклад по буквам и интонациям. Но слушаю его каждый раз, потому что для моего отца это важно – сдать вечерний пост, доложить обстановку. Деду 72 года, его профессия – менеджер семьи в мое отсутствие. И ему важно делать это так, чтобы я одобрила. Дед живет у нас и хочет быть полезным, не быть приживалкой, а приносить пользу. И я слушаю его отчет механически, закачивая ему очередную серию его сериала, который он смотрит уже на кухне.
Сериальная эпоха разметала нас по своим компьютерам. Никто не смотрит больше вместе телевизор. Поэтому каждый глядит в свой экран. Но встречаемся мы все на кухне – спланировать еду, обсудить котов и планы на завтра.
В ванной признаки жизни разбросаны, смяты, иногда забыты в стоке – Настя опять не убрала после себя волосы. В туалете признаки жизни бывают плохо смыты – и я опять пробегусь по квартире с экспресс-ворчанием, скорей для проформы. Глубоко погружаться в гнев нет сил. Быстрые пендали, обнаружение виновного, принуждение к заметанию следов. И я снова успокаиваюсь.
Переодеваюсь, забираю волосы в хвостик, надеваю безразмерные йоговские штаны и майку, бегу стакан теплой воды, ставлю на стол, утопляю задницу в большом пожившем свое кресле и окунаюсь в вечерний треп дружеских соцсетей.
Щелчки уведомлений как признаки жизни по ту сторону экрана. Каждая комната звучит и аккомпанирует друг другу. Признаки жизни повсюду. Котики как биокоммуникаторы, носят шерсть от комнаты к комнате, соединяя нас в большую цыганскую семью. В которой каждый как бы сам по себе и смотрит в свой экран, но, в то же время, работает на общую ауру теплого, пропахшего котлетами милого дурдома, с умеренным бардаком, вечно валяющимися вещами и персональными слабостями каждого.
В моем доме никогда не бывает идеального порядка. Только уберешь одну комнату, начинают падать и слоиться предметы быта в другой. Мы живы и мы сеем вокруг свои признаки жизни, пытаемся наследить в доказательство. И я даже не пытаюсь с этим бороться. Жить неплохо. Пусть будут следы.
