Яна Лантратова — ответственный секретарь Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека; Юрий Блохин — доцент Южно-Российского института РАНХиГС при Президенте РФ, кандидат юридических наук, доцент; Александр Андрюков — председатель Курганского областного правозащитного центра; Святослав Хроменков — юрист, председатель правления общественной организации «Сибирь без пыток» (г. Иркутск); Наталия Варшней — педагог-психолог, руководитель «Байкальского правозащитного центра».
*Техническая расшифровка эфира Валентина Ивакина: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели, в эфире программа «Угол зрения». У микрофона Валентина Ивакина. Тема, которую мы будем обсуждать сегодня? звучит так: «Движение „Арестантский уклад един“ — кто и зачем вербует детей в криминальную субкультуру». Цифры звучат разные, кто-то говорит, 17 регионов, кто-то говорит, больше. В рамках этой программы мы побеседуем с несколькими экспертами, в начале эфира заслушаем Яну Лантратову, это ответственный секретарь Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ. Чуть позже свяжемся с Юрием Блохиным, доцентом Южно-Российского института РАНХиГС при Президенте РФ. Также побеседуем с Александром Андрюковым, председателем Курганского областного защитного центра. И ближе к финалу программы выйдем на связь со Святославом Хроменковым, юристом, председателем правления общественной организации «Сибирь без пыток» и Натальей Варшней, педагогом-психологом, руководителем «Байкальского правозащитного центра». Почему решили обратить внимание на эту проблему? О движении «Арестантский уклад един» сообщения в СМИ звучат давно, некоторые журналисты задались вопросом, когда же это появилось? Есть такая информация, что такая аббревиатура появилась у воров в законе еще в СССР, но в последнее время она переросла в проявление неформального молодежного движения. Определенные структуры устраивают жизнь молодежи так, что дети живут по понятиям зоны. Это определенные сборы в общак, унижение тех, кто не согласен жить по этим правилам, но пугает больше всех то, что очень широкое распространение это получило. Первый эксперт, с которым будем беседовать, это Яна Лантратова, ответственный секретарь Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Яна Валерьевна, здравствуйте! Яна Валерьевна: Здравствуйте! В.И: Я знаю, что вы зачитывали доклад по теме «Движение „Арестантский уклад един“» президенту РФ и очень плотно занимались этим вопросом. Можете сказать, к каким выводам вы пришли в результате той работы, которую вы проводили? И какие основные аспекты можете довести? Я.В: Вы знаете, прежде всего, как мы столкнулись с этой темой, у нас есть поручение президента по организации недели общественного контроля в субъектах РФ. Мы выезжаем в регионы, занимаемся общественным контролем, встречаемся с людьми. Однажды у нас была неделя общественного контроля в Сибири, там мы столкнулись с такой темой, как криминализация подростковой среды. Это когда дети попадают в криминальную среду, когда есть какой-то человек, например, когда есть смотрящий, который сидит в тюрьме, или криминальный авторитет. У него есть свои смотрящие на воле, которые устанавливают свои порядки, в том числе, среди детей из неблагополучных семей, трудных подростков или детских домов. Дети устанавливают там определенные порядки, чтобы ребенок реализовал себя, он должен совершить какое-нибудь правонарушение или преступление. Бывают такие случаи, что ребенок должен отдать деньги на общак для зоны, а если он не хочет или не может, он перейдет в разряд опущенного. Это отдельная кровать, отдельная посуда, моральное насилие над ним, либо он должен найти эти деньги путем правонарушения, преступления. Тут мы подходим к проблеме детской преступности. Дальше, по схеме, он совершает преступление, часто попадает в спецшколы, колонии, в зависимости от того, какое совершил преступление. Там он тоже заражается криминальной субкультурой. Дальше он выходит из учреждения и снова попадает в эту среду. Зачастую в этой среде он устанавливает свои порядки и становится в определенном роде смотрящим, а по законам образования, дети из детских домов ходят в обычные школы. Так эта криминализация попадает в обычные школы. Мы впервые с этой проблемой столкнулись в регионах, это был Забайкальских край и другие регионы Сибири. Потом мы стали вместе с моим руководителем, председателем Совета по правам человека, ездить по другим регионам. Мы объехали около 46 регионов, это тюрьмы, колонии, спецшколы, где мы находили информацию о распространении «АУЕ»-движения. Мы решили проанализировать сеть Интернет и заметили, что огромное число групп в социальных сетях, распространяющие эту криминальную романтику, причем с группы с подписчиками от 80 тысяч до 800 тысяч человек. Что интересно, в этих группах огромное количество сувенирной продукции, символики, своей полиграфии, записанные на профессиональной студии песни и клипы. Мы сразу же видим, что за этим кто-то стоит, и там есть деньги. Но последнее время мы видели онлайн-телеканалы, в которых в онлайн-режиме транслируют различные программы для подростков, где идет распространение криминальной субкультуры. Кроме того, в онлайн-режиме люди могут давать пожертвования. Мы посчитали и увидели, что по числу просмотров один простой онлайн-телеканал достигает до 20.5 миллионов просмотров. Мы видим, что действительно серьезная проблема. Есть дети, которые попали в спецшколы. Если поговорить о спецшколах, зачастую преподаватели не всегда понимают, как работать с этой категорией детей, поэтому мы столкнулись с тем, что очень важно заниматься переподготовкой и квалификацией педагогов. У нас отсутствует программа по постинтернатному сопровождению или ресоциализации детей, которые попали в подобную ситуацию. Получается, что, выходя из учреждения, даже если с ними хорошо работали, они попадают в ту же среду откуда пришли. И следующая проблема, с которой мы сталкиваемся, если брать крупные города, то у нас есть и спортивные секции, площадки. Огромное количество различных организаций, где дети могу себя реализовать, а в дальних регионах России этих спецшкол и организаций нет, а криминальная субкультура есть. Это очень серьезная проблема. Общаясь с экспертами, мы пришли к выводу, что арестантское движение — своего рода идеология. Идеология, которая втаскивает подростков, детей и взрослых в эту субкультуру. Чтобы с этим бороться, надо бороться комплексно. Я обратилась к главе государства с просьбой создать межведомственную рабочую группу на базе правительства РФ, которая будет заниматься таким комплексным вопросом. Первое, она изучит комплексные заявления и поймет, какие предпосылки возникают, как это распространяется и так далее. Второе, она создаст некую концепцию для декриминализации подростковой среды. Третье, что очень важно, это создаст программу некой альтернативы, чем можно заниматься детям, чтобы была альтернатива этой деятельности, комплексные мероприятия, которые вместе с экспертами общественной организации мы сможем реализовать. Президент подписал указ, если не ошибаюсь, 3 января текущего года. До 15 февраля текущего года она была создана, такая группа. Она была создана на базе Министерства образования и науки и МВД, куда вошли представители Минобразования, Роскомсвязи, МВД. На данной момент к этой работе мы привлекаем представителей СК, прокуратуры. К нам присоединяются различные вузы, на базе которых мы создаем научно-образовательные центры, где работают профессиональные психологи, педагоги и те, кто так или иначе сталкиваются с теми умениями, которые помогают изучить это явление и подготовить комплекс мероприятий. В данном случае, психологи и педагоги готовят отдельную программу для детей с девиантным поведением, которые уже столкнулись. Повторюсь, это трехступенчатая задача. Первое — это работа с детьми, чтобы они не попадали в это явление, заниматься профилактикой. Второе — это работа с детьми, которые уже попали в это явление. Третье — это заниматься подготовкой специалистов. Мы обязательно поднимем вопрос информационной безопасности, потому что посмотрите, что творится в интернете, что показывают на телевидении. Это очень важно и очень серьезно влияет. И следующее — это разработка комплексных мероприятий, которые уже вместе с социальными институтами, общественными организациями мы сможем запустить, чтобы создать какую-нибудь альтернативу, чем им заниматься, где они могут себя реализовать и не попадать под это влияние. Примерно такие задачи, рабочая группа только начала работать, но могу сказать, что мне приходит огромное количество писем из разных уголков России. Письма двух содержаний. Письма людей, которые сталкивались с этим явление или понимают, как с этим бороться, и с конкретными предложениями. Еще мне приходят письма и порой звонят люди, которые находятся в местах лишения свободы. Часто бывает, что звонят из тюрем, причем по Skype или телефону, и рассказывают, как у них развивается эта субкультура в этих учреждениях. Дают нам определенную информацию, которую мы уже с правоохранительными органами и теми людьми, которые с нами в рабочей группе, стараемся обрабатывать. Правоохранительные органы как-то реагируют, а мы стараемся как-то с этим бороться. Проблема серьезная, мы видим в этом проблему национальной безопасности, потому что дети и подростки, которые попали в эту среду, безусловно, у них есть уже определенные диалоги, чаще всего они физически подготовлены, когда они выйдут, на наш взгляд, это серьезная угроза, и надо с ней бороться. В.И: Яна Валерьевна, уточняющий вопрос. Вы сказали, что проявления молодежной криминальной субкультуры были обнаружены как минимум в 46 регионах России, и просмотры онлайн-телеканалов переваливают за 20 миллионов. А есть какие-то предварительные цифры, которые покажут, сколько может быть приверженцев такого рода движения, как «Арестантский уклад един» в России? Я.Л: Это очень серьезная проблема, о которой начинают спорить люди, которые не очень разбираются в теме. В данном случае, эти три буквы, которые мы стараемся лишний раз не произносить, понимаете, ее можно как угодно называть. Это может быть какое-то иное движение, но в целом, это подростковая преступность. Это физиология, которая подразумевает определенные действия. Мы столкнулись с историей в репинском училище, были различные проверки в Свердловской области, там было заметно, что был пункт в специальной колонии, было выявлено, что за этим пунктом стояли определенные люди извне. Там говорили о том, что была какая-то связь с движением «АУЕ». Когда совершается какое-то преступление, например, кого-то арестовывают, он не говорит, что «я совершил преступление, потому что я приверженец этой культуры». Поэтому иметь статистику, что это из-за этого явления, невозможно. Когда ты проезжаешь по тюрьмам и колониям, все говорят, что «мы не знаем, что это такое», но зайдите в камеры, просто ради интереса. Мы недавно приезжали в новый регион, спросили у руководства одного учреждения: «Скажите, пожалуйста, у вас есть мет?» Спрашиваем подростков: «Когда вы впервые столкнулись с движением «АУЕ»?», они четко отвечают, когда. Если ты заходишь в камеру, ты видишь аббревиатуру этих букв, это явление есть. Но сейчас другой вопрос, нужно научиться правильно изучить, почему оно возникает и как с этим бороться, и подумать, чтобы все объединились в комплексе, соединить всю информацию, что у нас есть, и провести четкое исследование этой проблематики. Мы сейчас этим занимаемся, потому что никто не может озвучить полную статистику. Эта проблема есть, она действительно есть, и с этим надо работать. В.И: Яна Валерьевна, тогда последний к вам вопрос. Какой шаг нужно предпринять самым первым? Какой регион сейчас готов приступить к решению этой проблемы? Я.Л: Я знаю, что на базе МВД и на базе других комиссий в разных регионах создаются разные группы по борьбе с этим явлением. Я не могу назвать никакой конкретно регион, я просто понимаю, что правильней всего до конца изучить явление. Потом только разработать комплекс мероприятий для людей, которые попали туда, и разработать комплекс мероприятий, чтобы создать альтернативу. Это действительно важно. Важно создать программу ресоциализации и грамотного постинтернатного сопровождения. Одно какое-то действие не решит проблему, здесь нужно работать только в комплексе и сообща, поэтому мы говорим про межведомственную рабочую группу. Наше предположение такое, я думаю, что в ближайшее время у нас уже будут какие-то дополнительные материалы на руках. В.И: Спасибо больше, что побеседовали с нами. Желаем вам удачи в вашей работе. Напоминаю для радиослушателей, нашим экспертом выступила Яна Лантратова, ответственный секретарь Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Это программа «Угол зрения». У микрофона Валентина Ивакина. Тема, которую мы будем обсуждать сегодня, звучит так: «Движение «Арестантский уклад един» — кто и зачем вербует детей в криминальную субкультуру». Некоторые эксперты считают, что именно «АУЕ» — довольно узкое понятие, и стоит говорить о распространение криминальной субкультуры среди молодежи. Как уже сказала Яна Лантратова, проявления такой субкультуры были замечены в 46 регионах РФ. На самом деле ужасные сообщения публикуются в СМИ и в Забайкальском крае и во многих других регионах страны. Например, передо мной материал опубликованный на портале «Байкал-Daily», журналисты побеседовали с представителями движения «АУЕ», вот что они рассказали: «Из движения нельзя выйти, те, кого контролирует зона, не могут прервать с ними связь, иначе будут последствия. Те ребята, которые отказываются собирать общак, становятся изгоями общества либо в самых радикальных случаях «старшие» могут их опустить. Опустить означает перевести в касту неприкасаемых — изнасиловать или совершить замещающие изнасилование ритуалы: обливают водой из туалета, заставляют выпить воду из туалета, проводят гениталиями, полотенцем, смоченным спермой, по губам, заднему проходу и т. п. У опущенного нельзя ничего взять, нельзя его касаться, сесть на его кровать и т. п. У опущенных свои отдельные места в столовой, своя меченая посуда, они выполняют самые грязные работы — те, за которые прочие представители «АУЕ» уже не имеют права браться, например, мытье полов. Они имеют определенные опознавательные знаки, обязаны сообщать по прибытии на место, где их не знают, о том, что они опущенные, чтобы другие, вступив в общение с ними, не потеряли своего статуса». Говорят, что также есть определенные правила, например, нельзя воровать у бабушек, если состоишь в «АУЕ», если воруешь у пожилых, тебя тоже будут наказывать. Следующий эксперт — Юрий Блохин, доцент Южно-Российского института РАНХиГС при Президенте РФ, кандидат юридических наук. Юрий Иванович, здравствуйте! Юрий Блохин: Добрый день! В.И: Расскажите, пожалуйста, что вам известно о молодежных криминальных субкультурах в Ростове-на-Дону и Ростовской области? Я вот знаю, что вы, как ответственный секретарь Общественной наблюдательной комиссии Ростовской области, наверняка тоже сталкивались с этим явлением, в том числе и в колониях. Как предыдущий спикер рассказывала, что приходишь в колонию, а там сразу понятно, кто попал в места лишения свободы после того, как контактировал с молодежными криминальными субкультурами. Ю.Б: Дело в том, что я встречался с проявлением криминальной субкультуры, прежде всего, в рамках научной деятельности. Моя диссертация была посвящена некоторым социально-психологическим проблемам. И, так или иначе, я был вынужден рассматривать тюремную культуру. Поэтому буду говорить о научных основах. В Ростовской области, слава богу, проявления молодежной субкультуры как массового явления я не замечал. Однако, чтобы предметно вести разговор, я думаю, совершенно необходимо различить следующие понятия, которые у нас различаются, — это тюремная субкультура, криминальная субкультура, «АУЕ»-движение и так далее. Я думаю, что здесь можно сказать, что «АУЕ» как аббревиатура может расшифровываться как угодно, но в целом это криминальная субкультура. Вы говорили о том, что невозможно выйти из нее, и назвали оскверняющие действия, так называемый остракизм, когда изгоняют из сообщества и переводят в категорию неприкасаемых. Это в первую очередь проявление тюремной субкультуры. В данном случае, я знаю об этой проблеме, когда на воле молодежь привержена к криминальной субкультуре, они могут вбирать в себя тюремные атрибуты, но осквернение как именно изгнание или осквернение человека полотенцем, либо мужеложством, это пришло из мест лишения свободы, на воле это неактуально. Я согласен и со Святославом Хроменковым в том плане, что проблема, в первую очередь, именно та, что в местах лишения свободы тюремная субкультура — способ выживания. Хочешь или не хочешь, но, оказавшись в местах лишения свободы те или иные правила поведения, нормы, атрибуты, ты все равно им будешь следовать по разным причинам. Становится удивительно, что эти атрибуты действуют в свободном обществе. Например, в местах лишения свободы это осквернение предполагает перевод в категорию неприкасаемых. Хочешь ты этого или не хочешь, но групповое взаимодействие ты вести уже не сможешь, так как ты не сможешь поменять свое окружение. На воле такой проблемы быть недолжно. Известно, что если вас не устраивает окружение, вы туда больше не ходите. Поэтому в местах лишения свободы социально-психологический аспект выглядит совершенно иначе. В.И: Натыкалась на материал, например, что есть населенный пункт, в нем проживает 4 тысячи человек, и можно предположить, что там максимум две школы. И ребенок ходит в школу, где некоторые люди живут по этим криминальным понятиям, и у ребенка фактически нет выбора, он или ходит в эту школу, или переезжает в другой город? Ю.Б: Да, именно так. Я думаю, что тут полезно отвлечься и рассказать, что в науке ставится вопрос о соотношении понятий тюремной субкультуры и криминальной. Да, вы сказали очевидные вещи, в школах может быть распространена эта культура. Очень интересно, что является причинами этого. Вы знаете, что особенно это распространенно среди молодежи. Именно в приверженности криминальной субкультуре, это яркое свидетельство отсутствия какой-либо работы на воле, а если сказать наукообразным языком, то со стороны общества. Ведь в местах лишения свободы такие неформальные нормы общества, когда выдумывают правила поведения взрослые люди. Это связанно с тем, что это компенсация скудности формального нормотворчества. Там, где нет официальных правил поведения, люди вынуждены выдумывать неофициальные. А теперь на воле, особенно в отношении несовершеннолетних, в силу их психофизиологических особенностей, им очень важно играть, развиваться, двигаться. И когда отсутствует какая-нибудь организация досуга, они сами должны выдумывать это, либо перенимать от кого-либо. В этой криминальной субкультуре они находят это. Во-первых, это романтика. Там действительно какая-то романтика, многие ученые пишут, что там есть чувство товарищества, там есть взаимопомощь, взаимовыручка. В любом случае, это компенсация отсутствия должной работы с молодежью на воле. Получается, что такие криминальные субкультуры распространены больше там, где меньше социальный уровень. Поэтому это болезнь трущоб. В.И: Смотрите, как-то так получилось, что это начало приходить из Сибири. Почему так территориально распределяется? Я знаю, что центральные регионы об этом пишут и рассказывают не так часто. Ю.Б: Да, впервые от Святослава услышал об «АУЕ» и стал обращать внимание, и с удивлением увидел в спальном районе в Ростове эту аббревиатуру. Стал обращать внимание, что даже до сюда дошло, а раньше слышал, как о какой-то экзотике. Надо иметь в виду, что особенности есть в самом быте и уровне жизни Дальнего Востока, я думаю, что не в последнюю очередь сыграл такой тюремный край, суровость. Есть некоторые регионы, где места лишения свободы являются градообразующими предприятиями. Может быть, с этим связано, не знаю. Очевидно, что чем больше занят и организован досуг у молодежи, тем меньше места остается для неформальных норм поведения. Мы можем и свою молодость вспомнить, это организации «Тимуровцы», помощь ветеранам, там идет процесс компенсации. Если отсутствует доброе влияние, то всегда найдется что-то другое. В каком бы обществе мы ни находились, если изолировать нас сейчас, у нас обязательно появятся некоторые элементы тюремной субкультуры, хотя бы нормы санитарно-гигиенического характера. А на воле, вы обратите внимание, что взрослые не подвержены, эта романтика привлекает именно несовершеннолетних. Если говорить про волю, под влияние криминальной субкультуры попадает именно несовершеннолетний в силу того, что отсутствует доброе воздействие и организация досуга. Кстати говоря, преступность в целом и любая криминальная идеология — это признак упущения со стороны государства и общества в целом. В.И: Юрий Иванович, тогда вам последний вопрос. Вы уже озвучили один из вариантов решения проблемы, что молодежь нужно чем-то занимать, чтобы не было времени заниматься чем-нибудь плохим, а еще какие варианты решения проблемы вы видите? Ю.Б: Ответ на вопрос будет исходить из вашего предыдущего эфира, я его внимательно слушал, вы спрашивали у Святослава, в чем они видят проявление этой приверженности субкультуре. Я думаю, что здесь четко ответить нельзя, и Яна Валерьевна правильно сказала, что нет статистики, что нет объективных каких-то признаков. Это проявляется в правосознании населения. У меня есть статья «Косвенная пропаганда криминальной субкультуры и ее влияние на население», там я показываю, как влияет на правосознание, а правосознание влияет на выбор формы поведения в дальнейшем. Приверженность к криминальной субкультуре приходит исподволь, четко это не проявляется, и правильно, что вам не могли четко ответить. Здесь очень важно проводить контрпропаганду. В частности, у нас и так авторитет ОВД низкий, но есть еще блатные песни. В них идет косвенная пропаганда криминальной субкультуры, иногда прямая пропаганда, поэтому я снимаю шляпу перед коллегами из Иркутска, когда они проводят контрпропаганду и разъясняют суть этих явлений, например, ложное товарищество. Я в своей диссертации приводил цифры относительно сбора в общак, если интересно, 89% осужденных скидываются в общак. Следующий вопрос у меня был: «А вы сами получали помощь?». Помощь получали около 17% процентов осужденных. Только на цифрах можно показать, что кто-то пользуется этими благами. Единственное пожелание коллегам должно быть с учетом, я надеюсь, что это учитывается психологом, такая аккуратность, чтобы вместо контрпропаганды не получилась реклама. Да, коллеги занимаются полезным делом, такая идеологическая воспитательная работа может иметь значение. В.И: Юрий Иванович, спасибо большое, что побеседовали с нами. Для радиослушателей напоминаю, что с нами на связи был Юрий Блохин, доцент Южно-Российского института РАНХиГС при Президенте РФ, кандидат юридических наук. И с нами на связи уже находится Александр Андрюков председатель Курганского областного правозащитного центра. Александр, здравствуйте! Александр Андрюков: Здравствуйте! В.И: Сегодня мы обсуждаем проявления криминальной субкультуры у молодежи. Ранее эксперты озвучили такие цифры, что такого рода проявления были замечены в 46 регионах России, в частности, речь идет о движении «Арестантский уклад един». В Курганской области вы наблюдали что-нибудь подобное? И как это проявляется? А.А: Я хочу сказать, что у нас явных проявлений замечено не было. Я хочу отметить, что у нас очень тесно идут взаимоотношения с органами местного самоуправления по этим вопросам, я немного слышал, о чем говорил предыдущий спикер. Я согласен полностью и поддерживаю его, что не нужно об этом часто говорить, чтобы это слышала молодежь. Работа должна вестись на уровне отделов опеки и так далее. Выявлять эти факты и пресекать. По крайней мере, об этой ситуации в Курганской области все знают, ее отслеживают, я еще раз повторюсь, идет полное взаимодействие с общественными организациями, с правоохранительными органами, поэтому ситуация под контролем. В.И: А как можно пресекать подобную деятельность? А.А: Я бы отметил, что раньше были кружки. А сейчас очень тяжело, мы делаем, мы пытаемся выявить такую молодежь, которая склонна, которую могут подобрать товарищи из мест лишения свободы для своих определенных целей, мы пытаемся их заинтересовать. Мы проводим совместно с органами опеки спортивные мероприятия, чаепития, при этом, мы выявляем в разговоре, какие направленности у людей. Ребята рассказывают, что, где, как и почему. Мы пытаемся их вытащить из этой среды, где освободившиеся из мест лишения свободы пытаются их приобщить к себе. Я считаю, что государству нужно обратить внимания и сделать как можно больше для таких детей бесплатных кружков, и тогда мы их сможем оттуда вытягивать. Пока они остаются одни на улице, без присмотра руководителей, хотя есть какие-то государственные структуры, которые их контролируют, но у них нет интереса, их нечем привлечь к чему-то. Вот это самое плачевное. В.И: Это все замечательно, что можно детей увлечь, завлечь, отвлечь от плохого, но пока этого сделать не получается. А проявляется эта криминальная субкультура совсем по-разному, причем некоторые СМИ сообщают, что порой совсем маленькие дети примыкают к такому движению. Может быть, есть какие-то тревожные признаки, которые вы как специалист могли бы обозначить? На что стоит обратить внимание родителям? А.А: Хороший вопрос. Я считаю, что у нас с 90-х годов, когда родители занимались только тем, чтобы добыть домой покушать и совсем забыли про своих детей, все остальное забылось. Ну и плюс, у нас появился интернет. Самое тяжелое на сегодняшний день, что родители и на сегодняшний день так делают. Я встречаюсь с родителями и пытаюсь читать больше лекций на правовые темы. И в разговорах затрагиваю детей, потому что дети оставлены одни и сами по себе. Это очень тревожно, что родители не совсем исполняют свои обязательства, именно в плане досмотра за детьми, с кем они общаются в интернете, что там пишут и так далее. Это проблема. Когда там кто-то в интернете общается и привлекает их, а они, естественно, поддаются, психика-то детская, а еще и родители забыли о них. Как с этим быть? Тяжело на сегодняшний день, я думаю, что все общество должно сорганизоваться. Это надо на государственном уровне запрещать эти телефоны, закрывать какие-то сайты, наказывать за то, что эти сайты есть. Если мы все сообща возьмемся за это, то можно победить. В.И: Спасибо большое, что побеседовали с нами. Для радио слушателей напомню, что сейчас нашим экспертом выступал Александр Андрюков, председатель Курганского областного правозащитного центра. Следующие спикеры, которых мы услышим в наше программе, это Святослав Хроменков, юрист, председатель правления общественной организации «Сибирь без пыток» и Наталия Варшней, педагог-психолог, руководитель «Байкальского правозащитного центра». Со Святославом и Натальей, мы уже как-то связывались, причем обсуждали блатную романтику среди молодежи и частично касались такого явления, как «Арестантский уклад един». Ранее были озвучены такие цифры, что на просторах интернета есть большое количество групп, которые пропагандируют криминальную субкультуру и как-то ее продвигают среди молодежи, там сотни тысяч подписчиков, онлайн-телеканалы, у них миллионы просмотров. Если посчитать, сколько детей состоит в таких криминальных движениях, то общий сбор в общак будет огромный. Куда же идут эти деньги? Это такой большой финансовый оборот, и кто-то на этом обогащается. Мне подсказывают, что наши эксперты с нами на связи. Святослав и Наталья, здравствуйте. Святослав Хроменков: Здравствуйте! Наталья Варшней: Здравствуйте! В.И: Смотрите, много уже всего прозвучало в рамках эфира, на тему криминальной субкультуры среди молодежи. У меня есть в связи с этим вопрос. Говорят, что существуют группы в интернете, а как-нибудь можно на них повлиять с законодательной точки? Что сегодня можно сделать? Святослав, вы как юрист как видите решение данной проблемы? С.Х: Спасибо большое, вы мне самый легкий вопрос оставили. Я честно скажу, что интернет нет сил, времени и ресурсов мониторить, потому что этим заниматься должны центр «К». Если решать такую проблему относительно информационного воздействия на молодежь, необходимо решать ее комплексно, а именно, я пользуюсь случаем, Яне Валерьевне предлагаю сформировать петицию в адрес президента РФ, чтобы он выступил с законодательной инициативой в Совет Федерации для того, чтобы возможно было установить хотя бы по телевизионным каналам квоту тех передач и фильмов, которые показывают преступность. Даже если анализировать наши центральные каналы, то, к сожалению, начиная с января, вышло 5 новых сериалов про войну и бандитов. У нас потрясающе снимают, где облагораживают образ преступника, а молодежь, которая это видит, она воспринимает это за правду. Тут нужна законодательная инициатива сверху. Именно таким способом можно воздействовать и на сеть Интернет. Я слышал, что по аналогии в других государствах есть определенная квота, какие-то развлекательные телеканалы или рекламные программы или фильмы о насилии или, извините, порнография — они показывают там какой-то процент. Я у нас этого не слышал. Это, безусловно, надо вводить. В.И.: Наталья, мы с вами в предыдущем эфире уже поднимали несколько вопросов. Можете сейчас вкратце обозначить, как могут вербовать детей представители каких-либо движений в духе «АУЕ»? Как ведут себя представители этого движения, чтобы завлечь нового человека? И какие признаки могут заметить родители, что их ребенок в нечто подобное был вовлечен? Н.В.: Как осуществляется вербовка? Я являюсь педагогом со стажем работы более 16 лет, психолог, и еще тесно, 6 дней в неделю я общаюсь с детьми, с подростками, они приходят со своими проблемами, бывают разные темы общения. В последнее время часто возникают вопросы, и сами дети рассказывают, и те, кто как-то коснулся этой темы, те, кто где-то по неосторожности и по незнанию заплатили деньги, и вот они рассказывают, что теперь. У нас сложилась такая обстановка, что мальчишки рассказывают. Буквально по 2−3 раза в неделю на площадке около домов, где собирается молодежь, приходят молодые люди лет 19−20, криминальной внешности, и начинается диалог, выискивают из тех, кто один, двое, либо кого-то ждут. Начинают со сленга. Начинают с ними разговаривать на жаргоне. И тут происходит такая лексическая играя или кодификация, и по сленгу безошибочно определяется, свой или чужой в этой преступной среде. И очень часто вот эти взрослые мальчишки, 15−16 лет, они говорят, когда на малыша лет 11−12 начинают такими словами давить, он просто теряется, он обескуражен, он не понимает и сам отдает свой телефон, свою мелочь. Вот такая манипуляция, давление и влияние. На что обратить внимание родителям? Родителям, прежде всего, стоит научиться видеть, слышать своих детей и очень мягко за ними наблюдать. В последнее время в молодежной среде много проблем вот такого асоциального, криминального поведения. И здесь родители и школа, учителя, в первую очередь, мы видим изменения, которые происходят в детях. Либо он стал закрытым, либо у него теряется аппетит, либо какие-то проблемы. Мы рекомендуем все равно, как бы ни доверял своему ребенку, нужно проверять — щадяще, мягко, с небольшой хитрецой. Смотреть, когда входил ребенок в те же аккаунты, когда выходил. Опасения вызывают те случаи, когда ребенок в три часа ночи почему-то оказывается в тех же соцсетях или где-то. Стоит обратить внимание на его окружение. В.И.: Пишут, что если ребенка все-таки завербовали, у них же там довольно суровые правила. Там чуть ли не до угроз и шантажа доходит — «если вдруг кому расскажешь, с тобой сделают то и это, тебе жизнь покажется адом». И поэтому дети элементарно боятся рассказывать о том, что их завербовали, даже если это произошло против их воли. А еще ранее прозвучало, что все-таки тех, кто был завербован, сподвигают на совершение преступлений. Вам о каких случаях известно? На что могут спровоцировать ребенка после того, как он уже попал в эту криминальную среду? Н.В.: В первую очередь, те, кто вербует и кто этим занимается, я спрашивала у подростков, они говорят, что это более взрослые, они умные, они учат так, чтобы ребенок сам отдал. У нас же не приветствуется, такое слово у них есть — лохмачество, насильное отбирание денег или каких-то благ. Нужно уметь так заговорить, так разговорить! Поэтому за этим, конечно, стоят опытные психологи, не сказать, что профессиональные, но бытового рода, манипуляторы, те, кто большей частью освободились из мест лишения свободы, приобрели жизненный психологический опыт, домашние психологи такие. С.Х.: Я думаю, что следует от детей, от молодежи, которая замешана, ожидать какого-то девиантного поведения, выраженного в преступных действиях. Поскольку здесь все-таки замешано на деньгах все, может быть, какие-то кражи из дома, начинают нести что-то. Основной индикатор участия в какой-то преступной деятельности — это закрытость. Это для любой системы так — для государственной, для общественной, для коммерческой, для любой. И здесь то же самое. Если ребенок начинает закрываться от родителей, начинает пропадать и не говорит, где он находится, что-то из дома пропало, то вот он, основной индикатор. Мы не боремся с АУЕ, собственно, потому что субкультур много разных — панки, рокеры, эмо. А мы занимаемся профилактикой преступного поведения в общем, любого асоциального, девиантного поведения, замешанного на преступности. В.И.: Уже сказали, как могут завербовать — в малолюдных местах, в школе это может произойти. Как проявляются первые признаки, если ребенок все-таки был вовлечен в эту деятельность. Так и не прозвучало, какого рода преступления могут совершать те дети, которые попали. Не идет же речь о каких-то тяжелых преступлениях? Это все-таки кражи в основном? Н.В.: Да, в основном мелкие кражи. И здесь стоит быть внимательным. Буквально на прошлой неделе приходила мамочка, мальчику 12 лет, и она говорит: «Я ему не даю деньги, а он в 5 часов со школы выходит — домой возвращается в 10. Денег у него нет, а он сытый приходит». Тоже настораживает, где ребенок столько времени пропадает в холодное время года и откуда у него деньги. В.И.: В школах на бланках контрольных работ некоторые дети делают приписку «АУЕ», где-то стены домов исписаны или даже в туалете в школе. Если человек увидел подобную надпись, ему что делать? В полицию, наверное, идти бесполезно. В полиции могут посмеяться и сказать: «Да вы что к нам пришли», и вы уйдете, с чем пришли. С.Х.: Поскольку я возглавляю региональную организацию по борьбе с пытками, борюсь с недобросовестными полицейскими, я все равно всегда верю и надеюсь, что есть среди них порядочные люди. И все-таки в полицию надо идти, потому что если общество не будет идти в полицию, то смысла в полиции вообще нет. Все-таки у них функция — осуществление безопасности для общества. Пусть они работают, пусть люди идут туда. У нас в городах рядом с региональным центром есть гражданские активисты. Они просто ездят, стены домов закрашивают. Если такие надписи встречаются, они просто выезжают. Сфотографировали, тут же это появилось в соцсетях, что где-то есть такая надпись. Смотришь — на следующий день уже закрасили. В.И.: А полиция какие меры может предпринять, если пришел человек, который увидел подобную надпись или думает, что определенный ребенок подвержен влиянию криминальных субкультур? С.Х.: Говорил коллега Курганского областного правозащитного центра относительно работы инспекторов по делам несовершеннолетних. Если бы они работали, было бы здорово. Может быть, они работают. Но если бы они работали эффективно у нас, то и проблемы бы такой не было. И мы бы сейчас свой проект не проводили, мы были бы не нужны, собственно. Здесь все-таки в совокупности — и мы, и социальные педагоги, и психологи, и инспектора, и государственные органы должны подключаться, и на законодательном уровне, может, какие-то общественные организации, и молодежные активисты. Я полагаю, что такую проблему надо всем миром решать. Искоренять преступность. В том числе среди молодежи. Потому что дети — цветы жизни, им жить. В.И.: Мы приходит на память момент из предыдущего эфира, когда один из экспертов привел пример, что в электричке может быть группа людей, которые проходят по поезду и во всеуслышание кричат: «Арестантский уклад един». Пассажирам в такой ситуации что делать? Как реагировать на такие проявления? С.Х.: На мой взгляд, это сродни провокации. Я лично это видел, никто никак не реагировал. Я ехал в Улан-Удэ, там больше это распространено, в Бурятии и в Забайкальском крае. Да, я лично слышал, как кричал молодой человек прямо в вагоне. Я не думаю, что гражданам имеет смысл реагировать на такие провокации. Потому что это сразу же спровоцирует противную сторону на совершение какого-то действия, и на это и рассчитано, скорее всего, на завязывание какого-то конфликта, чтобы потом подавить, дезорганизовать и т. д. Если преступные действия совершает лицо, то необходимо, конечно, обращаться в полицию. В вагоне кнопка есть. И вообще у нас возможно всегда позвонить в ОВД. Необходимо, конечно, профессиональным сотрудникам реагировать на такие противоправные действия. Граждане не должны, на мой взгляд, замещать функции государственных органов. У каждого своя роль. Даже касаемо правозащитной нашей деятельности, очень большая ниша совершенно бесплатной работы, которую мы с успехом выполняем. Но и сотрудники в таком случае тоже должны работать. В.И.: Святослав, с вас краткий итог, что из вышеозвученного является самым острым, на что стоило быть обратить внимание и как с этим можно бороться? С.Х.: Мне понравилось, как Яна Валерьевна сказала с самого начала, что на три этапа можно разделить работу по профилактике преступности среди молодежи. Профилактика «до», как я понял. Профилактика, когда молодой человек туда уже попал, в эту преступную среду. И профилактика после того, как он уже вышел, реабилитационная работа. Касаемо нашего проекта, который мы в Иркутской области проводим, здесь по большей части профилактика «до». Я уже говорил, что с такими прямо трудными ребятами, которые туда уже вовлечены, мы сильно не общались. Взаимодействие с ГУФСИН мы сейчас налаживаем, в колонию поедем. А вообще это, я повторю, должна комплексная работа проходить, профилактика на государственном уровне, законодательная инициатива должна быть, и устранение вот этой косвенной пропаганды, о которой говорилось. В.И.: Спасибо большое, что побеседовали с нами. Это была программа «Угол зрения» на радио СОЛЬ, у микрофона Валентина Ивакина. По блатной романтике у нас ранее была программа «Zoom», обязательно послушайте, там психолог рассказывает, как работать с детьми, которые подвержены влиянию криминальных субкультур. Я же прощаюсь с вами, услышимся на радио СОЛЬ.
Мнение участников программы может не совпадать с мнением редакции.
Источник: https://salt.zone/radio/6587
