Математика Бога

Давайте вернем ложь тем, кто лжет. Не надо ей сопротивляться, не надо ее разоблачать, потому что разоблачение лжи - это ее укрепление. 

Фрагмент картины Иеронима Босха. Корабль дураков.

Ложь надо просто вернуть. Как в боевом искусстве, удар принял, удар вернул, но сам не бил, сам не лгал. Дело в том, что сила лжи просто разрушительна, если держать удары лжи, то можно и погибнуть, а лучше просто принять и запустить ложь по кругу, что бы она вернулась в того, кто лгал. 

Мы говорим о свободе говорить, как о свободе говорить правду, но это не так. Свобода говорить, на 80%, это свобода лжи. Давайте поймем, что свобода лжи, это единственное что мы можем защитить подняв ценность свободы слова на щит. Но это причина отвержения свободы, как не отвержение свободы действия свобода убивающая или приносящее боль. Свобода - это глубокое погружение в смыслы, это когда я не только мыслью, но и всем своим существом вдруг принял происходящее, потому что я творю происходящее. Я говорю свободно, потому что именно я лгу. И я не могу это понять, пока мои слова не сорвутся с моих уст и я, погруженный в них, вдруг осознаю всею их обманчивость, все их неполноценность. Каждый процент неправды будем принят мной и я приму за эту неправду всю силу наказания. Ценность свободы слова именно в способности говорить и понимать, что вот в этот момент звучало как правда, а как оно же уже через мгновение оказалось не в области правды и я вдруг начинаю различать эту тонкую скользящую грань и это ценно, а нести ответственность за эту переменчивость еще более важно. Утраченные идеалы ценны не тем, что они отвергнуты, а тем, что они помогают и научают жить внутри идеала, внутри того, что, увы, увы, вынуждено будет существовать не зависимо от нашей воли.

Ложь не должна пугать нас, ибо мы все до единого ежечасно, ежеминутно находимся в области осмысленной недостоверности, которую же сами и рождаем. Ложь не должна пугать, но различать ее мы должны. Нас убивает не ложь, а не способность почувствовать линию отделяющую достоверное от недостоверное. И осмысленность обмана не играет роли. Про осмысленность - это про другую линию, это про линию юридическую, правовую. Надо научиться понимать свою готовность. 

У Витгенштейна есть важная фраза: "Я знаю..." выражает здесь готовность верить в определенные вещи". Важно здесь понять, что Витгенштейн связывает "знание" с "готовностью верить" в определенное. Самое знание есть всего навсего готовность верить. Вот эта готовность верить в то, что звучит каждую секунду, это и есть по сути главное в отсечение достоверного и недостоверного. И так, звучит что-то из радио в машине, какие-то новости, и я переживаю об эмоциональной окраске этого, но слушаю, что бы пропустить сквозь себя, что бы точно уловить, где и как моя "готовность" будет реагировать. Я должен отделить те эмоции, которые у меня пытаются вызвать люди из радио и те эмоции, которые мои по поводу услышанного. Я могу защищаться, я могу превратиться в релятивиста, отвергающего, я могу запустить гордыню, но так достоверное не рождается, так множится ложь. Тогда может быть не защищаться, а принимать и раскладывать по полочкам, факты, эмоциональные окраски, факты усиливающие, факты событийные, эмоции массовые и личные. Все по полочкам. Но не для того, что бы только разглядеть достоверное, потому что достоверно по Витгенштейну лишь то, к чему я готов. И от этого ни как не сбежать. Здесь и сейчас достоверное измеряется моей готовностью. Так вот с готовностью и надо работать. 

А зачем по полочкам. А потому что моя готовность будет от раза к разу меняться и я должен буду быть готов взять что-то с полочки когда созрею. 

Но если все измеряется готовностью, то мне надо не с "правдой" работать или с "ложью", а мне надо работать со своей готовностью и вовремя понимать, что же для меня есть, к чему я готов. И все время держать как бы себя на поводке. Это безумно сложно, когда моя готовность принимает лишь негативную оценку, но я чувствую здесь, всем нутром чувствую здесь и нечто важное и позитивное. Новость льется из канала, который заведомо будет лгать, и я готов принять все что говориться как ложь, но моя работа с моей готовностью должна быть более серьезной, более длительной. Я должен выискивать в своей готовности к лжи крупинки правды, но не для того, что бы черного кобеля выкрасить до бела, а для того, что бы моя готовность была не столько ориентирована на ложь, как ложь или ориентирована на ложь как правду, а была ориентирована на осознание сложности, неоднозначности. При этом это не неоднозначность в виде "махнул рукой", а в виде постоянного труда по отделению и выделению здравого и нездравого, достоверного и не достоверного. Готовность к готовности. 

Я встречаю осмысленную неправду направленную на меня не как готовность к неправде, а как поиск может быть даже самых разных сигналов. Я встречаю правду не как готовность правду, упаси меня Господь от этого, а как поиск, может быть, как тех же сигналов. 

И вот тут я занимаюсь возвращением. Что же я верну? Что же я буду культивировать? Ложь пришла ко мне, правда пришла ко мне. Я что всего-навсего глашатай, усилитель, который как труба что слышит, то и воспроизводит. Или я обрушиваю на человека неосмысленное. Какую готовность я предъявляю? Готовность верить неправде и выдавать ее за правду, тем усиливая ее. Или я предъявляю готовность поиска здравого в самом не здравом и поиска не здравого в самом здравом? Понятно, что моя готовность - это готовность верить и не более, но эта готовность верить так же проста, как и то что прилетает ко мне? Или это готовность верить, как способ поиска некоего надсубъективного? Знаете ли такая чистая математика, математика Бога. 

И что же все таки я возвращаю? Сомнение как поход обреченных, поход релятивистов? Или я обрушиваю на того, кто мне говорит ложь - сомнение во лжи? Или я возвращаю культуру готовности слышать и готовность верить?

Оригинал