Мы всегда стоим перед извечным

Мы всегда стоим перед извечным, это даже не стояние в раздумья, это все время ожидания встречи, желание встречи с настоящим. Как бы в гуще культурных омертвелостей, найти единственно вечное. Нас уверяют, как на рынке, что это и есть то что мы ищем, то вот оно настоящее. При этом на перебой нам тыкают в нос, на наших глазах выворачивают, играют в руках, нахваливают и стараются предложить то, что сами может быть даже не считают предвечным. А мы обязаны выбрать, но не потому что обязаны, а потому что нас тянет к настоящему. 

Вся наша безудержная деятельность - это нащупывание слепцами настоящей силы. И мы строим целые институты обнаруженного настоящего, храмы и домины настоящего, строим пирамиды соподчиненности уверенности в настоящем. Настоящее манит нас. Потому что другое смысла не имеет. Мы пишим тонны книг, а так же книгу из книг, а так же самую нужную и самую святую книгу, и это все потому что там есть настоящее. А вернее там есть истинная тяга к настоящему. И этих постройках и в этих словах, и в этих танцах и в этой музыке. Там есть настоящее, а вернее тяга к настоящему. 

Мы похожи на детей поздним вечером на краю дороги, которые вдруг видят огоньки светлячков и пытаются их ухватить. Ну вот же ориентиры, они довольно ярки, а дальше... 

Оглянитесь на всех, кто обладает ресурсами и властью, они обладают силой и потому уверены, что настоящее у них в руках. И чем больше в них уверенности, тем больше силы требуют все те кто верит в их силу и в их настоящесть и тем больше они понимают, что что-то не так с настоящим, что настоящее как песок, как вода. 

Мы общаемся с друг другом в надежде на настоящее, мы разглядываем не людей, а разглядываем истинно, достойное нас, то самое настоящее. Любая коммуникация наша - это попытка ухватить. Мы книги читаем в вере в настоящее внутри них и что мы обретаем? 

К стати, мы так же уверены, что это настоящее всегда будет с нами, что не может быть такого, что жизнь кончилась, а настоящее не случилось. И чем моложе мы, тем больше уверенности в принадлежности настоящего нам. А потом? А потом мы все более и более, уже там к концу, похожи на рыб, которые выброшены на берег. И мы хватаем не воздух ртом, мы пытаемся ухватить то настоящее, что окружает нас, чем наполнено все вокруг нас, но мы так и не ухватили. И нас вдруг начинают окружать наши мечты об извечном, они втискиваются в образы более понятные нам и мы уже не хотим чего-то огромного, мы хотим лишь ухватить те образы, хотя бы те образы, которые нам понятны и даже не эти образы, а нашу веру в них, что там за ними, что там в них и есть то что мы так ждали всю, жизнь, во что мы верили, как в настоящее. 

И ложь-то с правдой нам нужны что бы только как-то обозначить то, что мы считаем настоящим или нет. Для себя, для других обозначить. Мы рассуждаем о настоящем и не настоящем, все более громко и уверено, разглядывая себя самих, силу в себе, силу физическую и силу интеллектуальную, а потом наш голос все тише и тише. И чем больше наша сила оборачивается бессилием, тем более размытой наша полоса между ложью и правдой. Мы уже не так погружены в веру ближнего к нам и оглядываемся все чаще на настоящее, то самое настоящее, которое мы считали что уже ухватили, ан нет. И даже сила есть, а настоящего за ней нет, а настоящее где-то там за слабым, за то, что мы презирали, за тем, что мы считали ошибкой, точно ошибкой, ведь настоящее не может быть слабым. Ан нет, оказывается. 

Потом вдруг понимаем, что настоящим было то, что мы не ценили, что мы не ценим, что мы пропустили и оно ушло и уже не вернешь, а мы так были уверены, что этого у нас будет навалом, что настоящее всегда с нами. 

И опять, опять, опять, пытаемся уловить ложь, что бы откинуть в сторону, что бы осталось то самое истинное, настоящее. Мы научились презирать за ложь, мы научились отшелушивать, но не научились увидеть. Слой за слоем откидываем за ненадобностью - глядь, а там даже не пусто, мы просто слишком увлеклись борьбой с ненастоящим, что отшелушили все что по сути и было настоящим. Мы научились презирать и кривить рот, мы научились сурово сдвигать брови, мы научились пафосно обличать, а вот к встречи с настоящим оказались не готовы. 

При этом оно, настоящее реально никогда не покидало нас, помогало, давало сигналы, сквозила в каждом слове и лжи и правды, в каждом дуновении ветра и в каждом запахе и в каждой звучащей ноте. Оно было тут же, но мы же хотели ясности, мы же хотели доходчивости и простоты, мы же отметали то, то не соответствовало нашему громадному внутреннему миру. Ну вот не хватило для всей правды мира места внутри нас, и мы размещая внутри себя свою уверенность, не оставили место для настоящего. 

Самое главное, что настоящее никогда не покинет нас, до самого конца и уведет с собой. Наше неверие в нее не убивает ее. Она будет всегда с нами, даже в полном отчаянии. Может быть настоящее - это наша судьба, в которую мы так и не поверили, как в обреченность. 

Мне иногда кажется, что в душе каждого звучит колокольчик, как только он вдруг натыкается на истину, только вот мы рано научаемся глохнуть, мы научаемся закрывать глаза, но детская тяга к настоящему остается в нас навсегда, как вера в лучше. А из вечности на нас глядит настоящее и укор его мы чувствуем всей свой детской душой.

Оригинал