Так что же мы потеряли?
Алексей Широпаев к 110-летию всероссийской политической стачки
update: 21-10-2015 (10:33)
С сайта «Каспаров.ру».
! Орфография и стилистика автора сохранены
В нашу прозу с ее безобразьем
С октября забредает зима.
Небеса опускаются наземь,
Точно занавеса бахрома.
Еще спутан и свеж первопуток,
Еще чуток и жуток, как весть,
В неземной новизне этих суток,
Революция, вся ты, как есть.
Борис Пастернак, "Девятьсот пятый год".
У нас сейчас революции вспоминать не модно. Вот и столетие Первой русской революции в 2005-м прошло почти незаметно. Не помянули толком 9-ое января. Я уж не говорю о Декабрьском вооруженном восстании в Москве. Оно и понятно: власть предпочитает не будить лиха.
Зато она год назад возле Госдумы воздвигла памятник Столыпину, подавлявшему ту самую революцию. Памятник Столыпину, причем стоящий на Пресне — это вполне красноречиво.
Любопытная метаморфоза: если в советские времена Николай Второй изображался только негативно ("Кровавый", одно слово), то сейчас те же самые государственные СМИ рисуют его облик исключительно как позитив. "Кровавый" стал святым.
Такой лакировочный подход транслируется и на всю ту "Россию, которую мы потеряли". В частности, на верных царских слуг. О путинском памятнике Столыпину мы уже упоминали. А недавно на канале "Культура" прошла передача, посвященная лейб-гвардии Преображенскому полку. В довольно длинной и пафосной истории, однако, не нашлось места даже для краткого упоминания о событии, связанном как раз с 1905 годом. А точнее — с Кровавым воскресеньем. Именно орлы-преображенцы 9-го января в 2 часа дня залпами расстреливали безоружную толпу у Александровского сада. А недалече от них, на Невском, "работали" их братья по оружию — славные семеновцы под командованием знаменитого полковника Римана.
Очевидец рассказывает:
"Некоторое время рота стояла в бездействии. Но вот на Невском проспекте и по обеим сторонам реки Мойки стали появляться группы людей — мужчин и женщин. Подождав, чтобы их собралось больше (явный маньяк — А.Ш.), полковник Риман, стоя в центре роты, не сделав никакого предупреждения, как это было установлено уставом, скомандовал:
— Прямо по толпам стрельба залпами!
После этой команды каждый офицер своей части повторил команду Римана. Солдаты взяли изготовку, затем по команде "Взвод" приложили винтовки к плечу, и по команде "Пли" раздались залпы, которые были повторены несколько раз. После пальбы по людям, которые были от роты не далее сорока-пятидесяти шагов, оставшиеся в живых бросились опрометью бежать назад. Через минуты две-три Риман отдал команду:
— Прямо по бегущим пальба пачками!
Начался беспорядочный беглый огонь, и многие, успевшие отбежать шагов на триста-четыреста, падали под выстрелами. Огонь продолжался минуты три-четыре, после чего горнист сыграл прекращение огня...
Я свернул вдоль Мойки, но у первых же ворот налево передо мною лежал дворник с бляхой на груди, недалеко от него — женщина, державшая за руку девочку. Все трое были мертвы. На небольшом пространстве в шагов десять-двенадцать я насчитал девять трупов. И далее мне попадались убитые и раненые. Видя меня, раненые протягивали руки и просили помощи".
(Е.Е. Никольский, "Записки о прошлом").
Однако главные палаческие подвиги полковника Римана — убежденного монархиста — были впереди: в декабре того же года, в ходе карательной экспедиции семеновцев, посланных по личному приказу Николая Второго против московской "мастеровщины". Декабрьское вооруженное восстание — прямое следствие Кровавого воскресенья. Тупой и жестокий расстрел мирного массового народного шествия менее, чем через год обернулся баррикадами и упорными уличными боями. Вот тогда-то и прогремели на всю Россию два имени: Мин, командир Семеновского полка и его подчиненный, комбат Риман. Оба немцы. Кстати, в упомянутом фильме о Преображенском полку с большой симпатией говорится о немцах-преображенцах. Как видим, и среди семеновцев были надежные немецкие кадры. Стало быть — дело плохо. Поручик Костенко, чей поезд следовал впереди поезда Римана, многих, рассказывали, "спас от гибели", а вот от немцев на русской службе пощады не жди. Мимо них не проскочишь. Риман получил от Мина короткий и ясный приказ: "Арестованных не иметь и действовать беспощадно". На практике он обернулся стрельбой во все, что движется. Поезд Римана стал кошмаром. Застреленный в затылок начальник станции. Слесарь, убитый и на ходу выброшенный из вагона карательного поезда на рельсы. Заколотый штыками помощник начальника станции. Группа людей, перебитых лишь за то, что имели неосторожность идти рядом с железной дорогой. Подмосковные крестьяне — бабы и мужики — с голодухи решившие поживиться мукой из вагонов на какой-то станции и перебитые "без разбору" из винтовок, как на охоте (а ведь достаточно было просто дать залп в воздух, чтобы они разбежались).
"Пошли солдаты наступлением на завод Струве и кругом. На станции расставили часовых. По платформе шел машинист Харламов. У него нашли револьвер без барабана,— вывели на станцию и расстреляли.
В это время фельдфебель какого-то полка, возвращавшегося с войны, подошел к Риману и сказал:
— Удивляюсь, ваше высокоблагородие, как можно без суда расстреливать?
— А, ты лезешь учить! — и пристрелил его. Народу была полна станция. Всех задерживали, обыскивали. Расстреляли у штабелей с камнем 23 человека. Приводили начальника депо, но отпустили. Взяли начальника станции Надежина и его помощника Шелухина — старые, уважаемые всеми люди. Повели гуськом: Шелухина — впереди, сзади — Надежина, который шел рядом с Риманом и просил его:
— Пожалейте, хоть ради детей.
Риман приказал солдату велеть ему замолчать, и солдат ударил кулаком старика по шее. Их расстреляли в числе двадцати трех у штабелей.
После рассказывали, что, когда рассматривали убитых, Шелухин был еще жив и просил пощадить, но его прикончили из револьвера.
Ужас был в Голутвине!
На обратном пути в Ашиткове тоже были расстрелы; между прочим, расстреляли начальника станции и телеграфиста. Останавливались на некоторых станциях, но нигде никого больше не убили. Да и станции были пусты и окрестности тоже: будто все вымерло.
Подъезжая к Москве, Риман призвал нас и приказал молчать о том, что видели. Прибыли в Москву в 10 ч. утра 19 декабря.
Вернувшись домой, я долго не мог прийти в себя — все плакал.
А кондуктор Маркелин, ездивший с нами, сошел с ума.
(В. Гиляровский, "Карательная экспедиция Римана (рассказ очевидца)").
В 1906 г. Риман был награжден орденом св. Владимира, а его командир Мин получил чин генерал-майора и премию "с присовокуплением царского поцелуя". Деньги за русскую кровь и царский поцелуй — это впечатляет.
После Мина и Римана стоит ли удивляться, что в 1917 году народ стал набрасываться на всех офицеров без разбора?
Когда говорят, что Николай Второй был человеком слабовольным, нерешительным, ничего не делавшим для сохранения своей власти и того порядка, мне странно это слышать. Кровавое воскресенье — это нерешительность? Экспедиция Римана — это нерешительность? "Столыпинские галстуки" — это нерешительность? Военно-полевые суды, офицеры тройками (что-то знакомое) в качестве судей, исполнение приговора в течение 48 часов — и это нерешительность? Нет, Николай Второй весьма решительно отстаивал полуфеодальный порядок и единственное, в чем его можно обвинить, так это в нежелании идти навстречу народу, обществу и считаться с объективным ходом истории.
Он был нормальным средневековым монархом, причем восточного типа, чьи архаичные, какие-то древнеегипетские представления о своей "богоустановленной" власти никак не вязались с процессом европеизации России и с наступившей эпохой капитализма. Ну что ему стоило выйти на балкон Зимнего дворца и помахать народу принятой петицией? (А к нему действительно шел именно народ, весь рабочий Питер.) Его "рейтинг" стал бы заоблачным. Но царь избрал для себя и своей несчастной семьи путь к Ипатьевскому подвалу. Он предпочел интересам рабочих, пришедших по-старинному бить челом, интересы "хозяев" (естественно, ведь он и себя "скромно" именовал "хозяином земли русской").
Что было в той петиции? Никакого экстремизма, вполне здравые и современные вещи. Экономические требования (8-часовой рабочий день, защита труда и др.), требования прав и свобод (слова, печати, собраний, совести), провозглашалась необходимость равенства сословий перед законом, отделения церкви от государства и, главное, в этом документе была идея демонтажа чиновной "вертикали власти" и учреждения народного представительства. В петиции говорилось, что
Россия слишком велика, а нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо [народное] представительство...
Да, это означало ограничение самодержавия. Но Николай Второй, любивший фотографироваться в долгополом костюме древнемосковского царя, на такое решиться не мог. Ему легче было пойти на насилие, на заведомое кровопролитие. И что в результате? Все равно через десять месяцев Россия получила-таки, по сути, конституцию (правда, довольно "куцую", по выражению Блока) и перешла к думской монархии — с той разницей, что в январе это можно было сделать добровольно и красиво, а в октябре пришлось делать вынужденно, под нажимом нараставшей революции, катившейся к московскому Декабрю. Царю уже не верили, его символы власти были запятнаны Кровавым воскресеньем. И у царя оставались аргументы только вроде Римана или Столыпина.
Кстати, о столыпинских галстуках. Статистика повешенных различна, приведу самую умеренную цифру. В 1906-1910 гг. были казнены 3925 человек. Это почти по тысяче человек за год. Сейчас нам говорят, что такие меры диктовались борьбой с террористами. Популярный сегодня аргумент. Да, эсеровский террор был весьма активен (по мнению эсеров, непроницаемая имперско-аппаратная пирамида воспринимала только язык насилия). Однако можно ли представить себе такое количество террористов? Я не могу. И историк Александр Янов тоже не может. Общеизвестно, что любое особое судопроизводство чревато ошибками и злоупотреблениями, особенно в России.
"Вешали всех без разбора подозреваемых в терроризме. По доносам вешали. Без суда и следствия. Конечно, были среди повешенных и террористы, но кто знает, сколько попало под раздачу совершенно невинных душ?"
— спрашивает Янов ("Новая газета" от 1 августа 2012 г.). Ну хорошо, допустим, что эсеровское подполье действительно располагало многотысячной армией террористов. Но картина репрессий не исчерпывается виселицами. В те же годы по воле "мягкого" и "безвольного" царя на каторгу было отправлено 66 тысяч человек. Получается, по 16 с половиной тысяч человек в год. Не ГУЛАГ, но впечатляет. Это уж точно не террористы. Это, скорее всего, простые крестьяне, участники антипомещичьих выступлений. В 1906 году этими выступлениями была охвачена половина уездов страны. В 1907 году произошло 80 крестьянских выступлений. В 1910 — 147. В Украине в 1907 году их было 804, а в 1910 г. — уже 2434.
Стоит подробнее остановиться на этой теме. Представления о царской России как о стране, якобы утопавшей в семге, икре и балыках (во многом обусловленные реакцией на советскую мифологию истории), конечно, сильно приукрашены. Та Россия действительно имела большой потенциал развития: ширилось производство, создавалась утонченная культура серебряного века, но все это мало затрагивало деревню. В начале 20-го века русское крестьянство уже было доведено до отчаяния нуждой, бесправием и периодическим голодом (в 1900-1903 гг. голод охватил до 40 млн человек; правда, в отличие от сталинского Голодомора, он не был спланированным). Профессор Эмиль Джозеф Дилон, живший в России в 1877-1914 гг., писал:
"Русский крестьянин ложится спать в шесть и даже в пять часов зимой, т.к. у него нет денег купить керосин для керосинки. У него нет мяса, нет яиц, нет масла, нет молока, часто нет капусты, и живет он в основном за счет черного хлеба и картошки. Живет? — Голодает от недостаточного количества всего этого".
В 1905-1907 гг. крестьянские волнения уничтожили до 7-10% помещичьих усадеб. Что интересно, при этом мужики, как правило, не допускали кровопролития в отношении помещиков, ограничиваясь экспроприацией. Кровь лили царские каратели при "наведении порядка". Исследователь Виктор Данилов пишет:
"Беспощадная расправа с крестьянским "самоуправством" стала первым и главным принципом государственной политики в революционной деревне. Вот типичный приказ министра внутренних дел П. Дурново киевскому генерал-губернатору. "...немедленно истреблять, силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления — сжигать их жилища... Аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно" (т.е. министр насаждал бессудный массовый террор — А.Ш.). Этим указаниям вполне соответствовало распоряжение тамбовского вице-губернатора полицейскому командованию: "меньше арестовывайте, больше стреляйте..." Генерал-губернаторы в Екатеринославской и Курской губерниях действовали еще решительнее, прибегая к артиллерийским обстрелам взбунтовавшегося населения. Первый из них разослал по волостям предупреждение: "Те села и деревни, жители которых позволят себе какие-либо насилия над частными экономиями и угодьями, будут обстреливаемы артиллерийским огнем, что вызовет разрушения домов и пожары". В Курской губернии также было разослано предупреждение, что в подобных случаях "все жилища такого общества и все его имущество будут... уничтожено".
Так вот у кого учился тов. Тухачевский, расстреливавший из пушек тамбовские деревни! "В комиссарах — дурь самодержавья"...
Или вот это. Перед нами сцены отнюдь не из времен подавления Антоновского восстания:
"Выработался определенный порядок осуществления насилия сверху при подавлении насилия снизу. В Тамбовской губернии, например, каратели по прибытии в село собирали взрослое мужское население на сход и предлагали выдать подстрекателей, руководителей и участников беспорядков, возвратить имущество помещичьих экономий. Невыполнение этих требований часто влекло за собой залп по толпе (после такого точно пойдешь в эсеры — А.Ш.). Убитые и раненые служили доказательством серьезности выдвинутых требований. После этого, в зависимости от выполнения или невыполнения требований, или сжигались дворы (жилые и хозяйственные постройки) выданных "виновных", или деревня в целом. Однако тамбовские землевладельцы не были удовлетворены импровизированной расправой с восставшими и требовали введения военного положения по всей губернии и применения военно-полевых судов.
Повсеместно отмечалось широкое применение телесных наказаний населения восставших сел и деревень, отмеченных в августе 1904 г. В действиях карателей возрождались нравы и нормы крепостного рабства.
(В. Давыдов, "Крестьянская революция в России, 1902-1922 гг.").
Телесные наказания — это массовые публичные порки. Пороли, поясню, не только нагайками, но и шомполами. На жаргоне карателей это назвалось "всыпать". Именно за такие расправы рассчиталась эсерка Мария Спиридонова, в 1906 году застрелив особо рьяного царского функционера. Позже фотографии Спиридоновой, бывало, стояли в красных углах крестьянских изб, рядом с иконами.
Опровергая известное определение русского бунта, крестьянское движение начала 20-го века не было ни "беспощадным", ни "бессмысленным". Мы видим убедительные примеры политического и гражданского роста крестьян. Как отмечает В. Давыдов, в тех условиях сельская община, ранее бывшая опорой самодержавия, стала нередко выступать в совершенно новом качестве — как орган революционно-демократического самоуправления: Марковская республика в Московской губернии (1905-1906 гг.), Старобуянская республика в Самарском уезде (1905). Именно этот опыт предшествовал Временной демократической республике Тамбовского партизанского края, возникшей в 1920 году в ходе Антоновского восстания.
И вот тут мне хотелось бы сказать следующее. Мы действительно кое-что потеряли вместе с той Россией — удивительное, с точки зрения наших дней, качество "простого" народа: русских крестьян и рабочих. Да, им не хватало грамотности, гражданского и политического опыта, но они не были быдлом. Настоящая "страна рабов" возникла гораздо позже (возможно, только теперь). Вы только представьте себе весь рабочий Питер, двинувшийся к Зимнему дворцу. Кстати, роль революционных партий в подготовке этого шествия была практически никакой. Главную роль сыграли великий Гапон (личность неоцененная, оболганная справа и слева) и рабочая солидарность на внепартийной христианско-социальной и христианско-демократической основе (некоторые исследователи считают, что шествие 9-го января предвосхитило дух и политическую стратегию гандизма). Каково мужество, с которым русские рабочие грудью шли на пули — скажем, у Нарвских ворот даже после атак кавалерии с шашками безоружный народ смыкался и с мрачной решимостью стремился вперед. Прогремел залп, но и это не помогло. Лишь четвертый (!) залп обратил толпу в бегство.
А взять такое НЕПРЕДСТАВИМОЕ ныне событие, как Всероссийская политическая стачка, охватившая страну в октябре 1905 года (она-то и вынудила царя выпустить Манифест 17 октября). По сравнению со сплоченностью, политической и гражданской активностью (да просто с человеческим достоинством) ТОГО рабочего класса нынешние "работники предприятий" находятся на уровне даже не рабов, а питекантропов. Впрочем, в стачке участвовали не только пролетарии, а самые широкие социальные слои, вплоть до банковских служащих (тогдашний "офисный планктон") — старый порядок осточертел практически всем.
Я уже говорил, что ответом на питерское 9-ое января стал Московский декабрь. Своими дикими, преступными и косными действиями власть сама подтолкнула рабочих к оружию. Все социалистические партии сыграли в восстании примерно равную роль, включая большевиков (никто из рабочих тогда не мог представить себе будущий сталинский социализм). Но главное не в этом. Идея восстания стала популярной, и это высветило Декабрь изнутри народным героизмом и энергией. Первой в Москве прибегла к насилию власть, открывшая пулеметный огонь по демонстрации. В ответ 10 декабря началось стихийное возведение баррикад, в радостном порыве сплотившее москвичей из самых разных социальных слоев. Строительство баррикад стало общественным делом.
Восстание охватило весь город, правительственные силы удерживали лишь центр (повторялась старинная схема восстания посадов, берущих в кольцо Кремль). Баррикады громоздились на Садовом кольце, на Тверской, на Каланчевке, на Лесной улице, на Серпуховке, в Замоскворечье, в Лефортово и Хамовниках... Ядром восстания стали предприятия рабочей Пресни (фабрика Шмита, Трехгорка, сахарный завод). Упорная борьба продолжалась девять дней. Дело решили правительственные подкрепления (прибывшие по Николаевской ж/дороге, обслуживавшейся солдатами) и артиллерия, палившая по Пресне "по площадям". "Мягкий", "нерешительный" и "безвольный" царь приказывал:
"Действовать крайне энергично; огня не прекращать, пока не будут нанесены серьезные потери... пока все сопротивление и все сопротивляющиеся не будут сметены окончательно...(т.е. делалась установка на максимальное число жертв противника, вплоть до его полного уничтожения — А.Ш.)".
Однако до 19 декабря Пресня продолжала держаться, отбив натиск самого Мина, причем наибольшее упорство проявили рабочие фабрики Николая Шмита — предпринимателя и романтического социал-демократа, старовера по матери, много сделавшего для тружеников своего предприятия и разделившего с ними борьбу. Впоследствии Шмит загадочно погиб в тюрьме. Фабрикант-революционер похоронен на Преображенском старообрядческом кладбище. Кстати, Савва Морозов, знаменитый спонсор большевиков, приходился Шмиту двоюродным дедом (Морозов помогал большевикам, видя в них противовес произволу царской бюрократии; знал бы он, каким монстром станет большевистская бюрократия...).
Историки Станислав Тютюкин и Игорь Христофоров приводят следующие данные о потерях:
"По одному из подсчетов, декабрьские события унесли жизни 1 059 человек, в том числе 137 женщин и 86 детей. Потери войск были незначительны: 28 убитых и 78 раненых. 36 человек потеряла московская полиция".
(реферат "Декабрьская репетиция октября").
Как видим, пропорции в потерях вполне соответствуют смыслу царского приказа. Кстати, его будто Ленин писал — интонация ленинская, я уж не говорю про смысл; прямо-таки типичная ленинская записка-указивка от 1918-21 гг. В царизме то и дело проглядывают будущие комиссары...
Знаковой фигурой московских рабочих стал машинист Алексей Ухтомский, эсер. Его дружина контролировала участок Казанской железной дороги. Он был арестован в Люберцах солдатами Римана, при обыске у него нашли оружие. Это означало расстрел на месте без разбирательств. Ухтомского и нескольких других задержанных поставили спиной к строю карателей. Ухтомский спокойно повернулся лицом к солдатам и так встретил залп. Уже тогда, думаю, всем мыслящим людям стало понятно: царизм победил в силовом плане, но морально проиграл. Ибо если режим нажил себе таких врагов, как рабочий Ухтомский, он обречен. И еще: в московском Декабре впервые проглянула будущая гражданская война.
Следуя неумолимой логике, колесо насилия покатилось дальше. 13 августа 1906 года командир семеновцев Мин получил четыре пули из браунинга от эсерки Зинаиды Коноплянниковой (29 августа она была повешена в Шлиссельбургской крепости). Письма от эсеров с текстом смертного приговора пришли на адреса Римана и других офицеров полка. Хотя покушение на Римана сорвалось, он предпочел на некоторое время скрыться за границей. Атмосфера в обществе была такова, что даже Лев Толстой, по свидетельству В.Г. Короленко, одно время сочувствовал актам эсеровского террора, называя их "целесообразными".
Революцию не подавили. 9-го января 1905 года только начался революционный процесс, завершившийся лишь в начале 30-х гг., после победы коллективизации. Увы, залпы, огласившие Кровавое воскресенье, выдали этому процессу своего рода "черную метку" безысходности. В Пятом году мы, не ведая того, двинулись от царизма к сталинизму. Драма России в том, что в качестве "альтернативы" старому порядку в ней активно вызревало будущее, всецело укорененное в прошлом, несущее в себе его генетику. Причем куда более душное и бесчеловечное, чем это прошлое. В сравнении с большевистским тоталитаризмом и его беспримесным варварством, царский авторитаризм был, конечно, детской игрушкой. Разумеется, Александр Блок, как-то назвавший Николая Второго "страшным человеком", по-интеллигентски наивен. Что такое власть по-настоящему страшных людей Блок в полной мере узнать не успел, вовремя умерев. "Страшным" Николай не был. Он был всего лишь заложником унаследованного от отца государства, которое диктовало ему определенный тип действий. По-идее, он мог бы вести себя куда круче: скажем, 9-го января выставить не солдат с винтовками, а пулеметы. Большевики потом так и поступали. Ленин, частенько клеймивший российскую "азиатчину" и рассуждавший в теории об отмирании государства, на практике перевел российские авторитарные традиции в тоталитарное качество.
Захватив власть, большевизм противопоставил себя не только правым, но и нетоталитарным левым: эсерам, меньшевикам, народным социалистам, анархистам. Даже в своих рядах большевики в конце концов подавили тех, кто был недостаточно тоталитарен (10-й съезд партии, 1921 г.). В ноябре 1918 года лидер левых эсеров Мария Спиридонова в письме к большевистскому руководству обличала:
"Вы настолько приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения всяким налетам, что авксентьевская американская красновская диктатура могут пройти, как по маслу. Вместо свободного, переливающегося, как свет, как воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у вас — назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии".
Вообще, эпитеты из царского прошлого пристали к большевикам весьма быстро: скажем, чекистов в народе быстро окрестили опричниками, а сам большевистский режим — комиссародержавием. Уже в 1920 году Корней Чуковский записывал в своем дневнике:
"Как при Николае I, образовался замкнутый в себе класс чиновничьей, департаментской тли, со своим языком, своими нравами".
Регенерация российской номенклатурной касты и самой матрицы российской государственности произошла мгновенно. И, главное, быстро восстановилось отношение к основной массе населения — крестьянству, характерное для исторической российской политической системы. Как говорила Спиридонова, большевики украли аграрную программу эсеров, но при этом подменили социализацию земли ее национализацией (огосударствлением), что делало крестьян крепостными в "советских имениях". Сталинская коллективизация полностью подтвердила правоту Спиридоновой, установив в невиданных масштабах — на костях геноцидного голода и террора — государственное крепостничество, обратившее крестьян в беспаспортную массу, работающую за "палочки" показателей трудодней.
Жизнь, особенно русская жизнь, нередко полна злой иронии. Свидетельства очевидца об экспедиции Римана, записанные В. Гиляровским, были впервые опубликованы лишь в 1925 году: большевики решили поведать о царских расправах над народом, уже имея за плечами собственный богатейший опыт подавления выступлений рабочих и крестьян — от массовых расстрелов до применения газов против тамбовских повстанцев...
Великая Русская Революция закончилась тотальным Извращением своего изначального освободительного посыла. Борьба с самодержавием увенчалась торжеством сталинского царизма, чье историческое обоснование новая коммунистическая (!) власть стала искать аж в самом Иване Грозном и опричнине (программный фильм Эйзенштейна). Борьба за права рабочих и крестьян закончилась их полным бесправием и государственным порабощением. Победил вечный российский Вертухай с его тяжелым запахом сапог и немытых казенных помещений. Этот запах не выветрился из России и поныне. Но Первая русская революция остается в нашей памяти удивительным временем русских надежд, когда в одном упоительном вихре сплелись серебряный век культуры, напряженное богоискательство, героическое, жертвенное стремление к свободе и социальной правде. Время, когда, как сказал поэт, "мела метель по всей земле, во все пределы / свеча горела на столе, свеча горела".
Я полагаю, Возможность иного, лучшего будущего существовала — 9-го января, до того, как войска открыли огонь. Эту Возможность предоставил России сам русский народ своим мирным "гандистским" шествием. Но она была преступно упущена Николаем Вторым. Он предпочел остаться аппаратным царем, опирающимся на чиновников и аппаратную церковь. Будущая Россия, открывшаяся перед ним в том шествии — христианско-демократическая и социальная — его пугала. Воспитанный на лубочных представлениях о "единении царя с народом", Николай к ТАКОМУ — реальному — единению с народом был не готов. 9-го января он легко мог бы возглавить движение в будущее, но для этого ему следовало поступиться прежними представлениями о своей власти, о стране. Но они, эти мертвые представления, для Николая Второго оказались важнее чего бы то ни было. Он предпочел скрыться из столицы, предоставив войскам право действовать "по уставу", т е. стрелять и рубить. По сути, именно тогда Николай сдал Россию большевикам, замкнув кольцо безысходности русской истории. Он отказался возглавить христианско-демократическое, христианско-социальное движение — и тем самым открыл пути к реализации медицински-точного пророчества реакционера Константина Леонтьева о грядущем страшном "русском царе", который возглавит социализм, понятый как система тотального порабощения. И этот царь — Сталин — пришел (в ходе его пришествия был зверски уничтожен вместе с семьей и Николай Второй, вряд ли так и осознавший логику этого процесса).
Но свеча Пятого года горит до сих пор сквозь морозное стекло, тревожа и напоминая о том, что мы потеряли. Побуждая к анализу настоящего и поискам путей в будущее.
