Свеча на ветру
19 АВГУСТА 2015 г.СЕРГЕЙ МИТРОФАНОВ
Из «Ежедневного журнала».
Традиционные колонки о трех днях в августе 1991 года сродни зажиганию свечи на студеном ветру. Уже и нынешнее поколение тридцатипятилетних знает об августе лишь то, что позволено знать. А мы все пытаемся каким-то образом донести до молодежи информацию о том совершенно уникальном общественном консенсусе, не позволившем тогдашним генералам резко развернуть страну в сторону приснопамятной эстетики сталинского Политбюро.
Проблема, однако, в том, что резко – не удалось, а плавно – вполне удалось. Трехдневный спринт ГКЧП закончился дрожащими руками политических импотентов и препровождением их в «Матросскую тишину». Пятнадцатилетний же марафон ведет дело к тому, что наши генералы, бюрократы и олигархи бегут как новенькие, а на финише лишь как будто напитываются соками.
Режим, самоидентифицировавший себя потом как путинизм, 19 августа 1991 года как-то всем показался «невозможным кошмаром» и был остановлен буквально за два последующих дня. То же самое, получившееся в результате постепенного откусывания кусочков свободы, на полном серьезе обзывается сегодня «светлым настоящим». Поэтому сегодня мало вспоминать о «героическом августе», важнее понять культурные основания и логику тренда, нацеленного на добровольный демонтаж демократии и выстраивание практически единоличной диктатуры.
Когда задаешься таким вопрос, то оказывается, что кто-то уже думал над ответом. Друг прислал ссылку на старую статью. Еще в 2011 году – на пике протестных волнений, вызванных манипуляциями на выборах, – историк и публицист Ирина Павлова писала, что у нас нет никаких поводов надеяться, что теперь режим устыдится и мрак развеется сам собой.
Режим явно извлек уроки из исторического прошлого. Причем, надо думать, из августа 1991 года тоже. Теперь он платит непомерно много, по сравнению с другими тратами наемных работникам, «силам правопорядка», а те готовы за эти деньги и давать любые ложные показания в судах, и проломить голову любому протестующему «оранжисту». Режим установил более жесткую цензуру в СМИ, чем даже в коммунистический период 1985-1991 годов. Неконституционная (но кто на это обращает внимание?), она работает неформально. В основном, по принципу «правда – за свой счет, за зарплату – лишь пропаганда». Хотя немало помогает ей и дубинка в виде соответствующих статей Уголовного кодекса.
Но главное, что режим рекрутировал огромное количество добровольных помощников, получившихся в результате очень простого жизненного отбора: вот тебе дверь, за которой у тебя все будет в порядке, а вот тебе дверь, за которой ты будешь считать копейки, чтобы оплатить квартиру, доставшуюся еще с советских времён. Ну, а чтобы совесть не мучила, на «круглых столах», семинарах, «стратегиях» умными людьми на зарплате была обкатана теория России как осажденной крепости, отбивающейся от сил зла в борьбе за абстрактную русскую справедливость. Отныне каждый подкупленный мерзавец может надуваться гордостью, что он рыцарь в сверкающих доспехах, вышедший на бой с Обамой и Гейропой за некие нравственные ценности.
Только очень наивный человек может продолжать верить, что весь последующий «гражданский активизм» – с погромщиком Энтео в Манеже, плакатами, клеймящими «пятую колонну», публицистами консервативного крыла, бурным храмостроительством, ярым антиамериканизмом, неожиданным государственническим прозрением Лимонова и добровольцами Донбасса, провожаемыми под «Амурские волны» на фронт в Новороссию, – это спонтанное проявление патриотического чувства. Все это делается. Так делалось вчера, когда изгоняли Троцкого и песочили тунеядца Бродского. Так, видимо, будет делаться и завтра.
Ну, а вот что делать все еще нормальным людям, снова угодившим в капкан недружественной политической системы? Не будем скрывать, очень многие сильно задумались сегодня над этой проблемой и решают ее всяк по-разному в зависимости от темперамента, возраста, личного потенциала, мужества и нравственного кредо.
Напрашиваются три основных варианта поведения: «забить» на все, бороться и – свалить. Причем, выбравших первый вариант больше, чем второй и третий. Число вторых – уменьшается от года к году, третьих – от года к году увеличивается. Еще, правда, образовалась группка фантастических оптимистов, которые отчего-то решили, что мрак и маразм уже достигли такой густоты, что вот-вот, буквально завтра, рванет, и начнется химическая реакция нейтрализации. С этой верой можно ждать, хотя каким образом «начнётся» и с чего они взяли, что у российского маразма есть качественный порог – не очень понятно. Тем не менее, вся современная отечественная публицистика крутится сегодня в этом проблемном поле.
Одна из последних значительных статей на эту тему, судя по перепечаткам в «Фейсбуке», принадлежит обозревателю «Новой газеты» Алексею Поликовскому. По сути, вся она – ответ на вопрос, почему в России не получается сопротивление. Почему нет массовых профсоюзов. Почему нет иных партий, кроме как организованных кремлевской Администрацией. Почему нет миллионных демонстраций за права человека, а полиция с Кремлем уже на ушах стоит, когда набирается двадцать тысяч.
Потому что… завет сломался.
Собственно, и раньше, размышляет с примерами из истории А. Поликовский, в России все было очень нехорошо. Деспотия царей и царских чиновников сменилась деспотией вождей и коммунистических чиновников. Та в свою очередь вышла на траекторию деспотии «национального лидера» и его чиновников. Иными словами, в России вообще нет опыта, кроме как опыт августа 1991-го, чтобы сопротивление удалось. Но раньше хоть была интеллигенция, которая считала, что она все равно обязана противостоять деспотии, даже без особой надежды на успех. Эту переходящую из поколения в поколение культуру безнадежного сопротивления Поликовский назвал… «заветом», который, по его мнению, длился-длился, но наконец источился, и настал момент, когда он был естественным образом сторонами расторгнут. Дело в том, что современное общество уже не хочет «отдавать годы и силы на то, чтобы биться с абсурдом», ибо бессмысленно гибнуть на баррикадах и устилать историю России своим трупами, когда проще и логичнее дистанцироваться, строить свою цивилизацию за границей русской уникальности.
Поликовскому в другом издании вторит писатель В. Сорокин:
«Опять же, люди не чувствуют, что впереди их ждет благополучный мир. Надо быть идиотом, чтобы не ощущать всю серьезность положения, в которое попала Россия после Крыма. Я слышу от молодых людей постоянно: "У меня нет здесь будущего". Разговоры об эмиграции стали общим местом. Общество начинает трясти от плохих предчувствий. За что постсоветский человек может себя ненавидеть? За то, что так и не сумел стать свободным, изменить принцип власти. Власть как была вампиром, так им и осталась».
Оставим за скобками плохие предчувствия и уверенность, что когда-то вменяемый завет тут существовал. Вера в такой завет, пусть даже и расторгнутый, – всего лишь способ не сойти с ума. Важнее все-таки понять, что мы можем СРОЧНО предложить реального тем, кто по ряду причин не может «забить» и не может дистанцироваться от абсурда, когда его страна явственно поехала в тартарары.
