Большой политикой (политикой революций, реформ, возрождений, освобождений и т.п.) движут большие мифы. «Большие мифы» - это мифы «большинства», «народа», «нации» и т.п. Самый распространённый «большой миф» - это миф о «светлом будущем». Если отбросить идеологическую шелуху, то любой «миф о светлом будущем» – это «миф о грядущем народном богатстве».
Большевистский переворот 1917 года перерос в социальную революцию благодаря очень популярной тогда вариации «мифа о грядущем народном богатстве» – «Вся власть народу!» («поделим землю и золото дворян и буржуев, назначим себе на своих заводах большие зарплаты и заживём»). В 1991 году духоподъёмным «мифом о грядущем народном богатстве» стали «Демократия и Рынок» («введём как в Америке и в Европе демократию и рынок и заживём так же богато, как американцы и европейцы»). Владимир Путин предложил «социальному большинству» новый «миф о грядущем народном богатстве» – «Возрождение Великой России как империи» («мы будем самыми сильными, все нас будут бояться и уважать, богатства мира потекут к нам, как в Америку, и вообще империи всегда самые богатые, а имперские народы живут лучше всех»).
Это я к тому, что «силам свободы» в России очень не хватает своего «мифа о светлом будущем», то есть, своего «мифа о грядущем народном богатстве». При том, что миф «Демократии и Рынка» в России уже не работает, а конкурентный путинский миф о «Возрождении Великой России как империи» ещё не дискредитирован реалиями жизни. Можно, конечно, надеяться, что после народного исчерпания «путинской сказки» миф «Демократии и Рынка» возродиться сам собой. Однако, возродится не столько сам миф, сколько народная потребность снова заполнить ментальную нишу, когда-то им занимаемую. Но наполнение-то ниши должно быть актуальным. Мифы «Вся власть народу!» и «Демократия и Рынок», конечно, генетически связаны и в разное историческое время занимали одну и ту же ментальную нишу «какого-то богатства через какую-то свободу», но их базовые «ментальные возбудители» и порождаемые ими «социальные мобилизаторы» всё-таки очень отличались.
Одним словом, судьба свободы в России в значительной степени зависит от способности свободолюбивой российской публики к мифотворчеству.
