Печальная судьба инициативных русских предпринимателей
Виктор Вольский 12 февраля 2015 года в журнале «Мастерская» справедливо написал: «Трудно отвернуться от факта: Россия, подобно слаборазвитой стране, существует почти исключительно на доходы от продажи продукции добывающей промышленности — в основном нефти и природного газа. При этом ни для кого не секрет, что монокультурный характер экономики делает страну чрезвычайно уязвимой к неизбежным цикличным колебаниям мирового рынка сырья. Отчего же Россия не диверсифицирует свою экономику подобно Китаю, Индии или Бразилии? Почему не переориентирует ее на более надежную и устойчивую обрабатывающую промышленность, на развитие высокотехнологичных отраслей? Неужели у россиян не возникает чувство зависти при виде компьютеров, сделанных в Китае, жестких дисков таиландского производства или корейских автомобилей — ведь все эти страны прозябали в средних веках, когда Россия в ипостаси Советского Союза считалась великой промышленно развитой державой? И почему хвастливые обещания правительства создать отечественную «Кремниевую долину» в Сколково не вызывают ничего, кроме иронической усмешки? Нельзя не отдать должное выдающимся достижениям российских ученых. Но почему их успехи не претворяются в реальную промышленную продукцию, не обогащают страну, а остаются втуне. Александр Прохоров и Николай Басов вместе с американцем Чарльзом Таунсом получили Нобелевскую премию за открытие лазера, но на международном рынке нет ни одного, заслуживающего упоминания, лазерного устройства российского производства; что принцип гидроразрыва пласта на нефтегазовых месторождениях — фрекинг — был предложен в России еще в пятидесятых годах прошлого столетия, но реализован спустя 30 лет в Америке; что российские ученые постоянно сетуют на то, что их идеи крадут иностранцы (хотя правильнее будет сказать, что на Западе их претворяют в реальность и доводят до рынка). Извечная ошибка россиян заключается в том, что технология для них самоцель, они видят ключ к модернизации в самих технологиях и направляют все усилия на их развитие, не думая о том, как реализовать коммерческий потенциал своих изобретений. Но им невдомек, что сама по себе технология мало чего стоит, пока она не реализована, а довести ее до рынка в России практически невозможно ввиду полного отсутствия необходимых условий для коммерческого успеха — социальных, политических, правовых и экономических. Не говоря уже о том, что политическое руководство страны, мягко говоря, не поощряет независимое предпринимательство. Кроме того, русской культуре исторически присуще отталкивание от бизнеса, убеждение в том, что это — неблаговидное и грязное занятие, что порядочные люди должны чураться коммерции, что бизнесмен — это символ коррупции, бессовестности и даже преступности. Российская научная среда полностью разделяет это предубеждение, закодированное в ДНК русской культуры. Гоголь пытался во второй книге «Мертвых душ» изобразить положительного героя — передового помещика Костанжогло, но ничего у него не вышло: безжизненный, картонный персонаж никак не укладывался в русло литературной традиции. Впрочем, стоит ли винить только литературу? Ведь писатель лишь отображает реальность, роман, по определению Стендаля, это «зеркало, с которым писатель идет по большой дороге жизни». Стереотипы национальной психологии закладываются с детства. В конце XIX — начале XX века американские дети и юноши зачитывались произведениями Горацио Олджера, все книги которого были построены по единому шаблону: бедный мальчик, обычно сирота, талантом и трудолюбием прокладывает себе путь наверх и успешно поднимается со дна общества к его вершинам. Успешные предприниматели, индустриальные пионеры, изобретатели рассматриваются в Америке как благодетели общества, становятся культовыми фигурами. Нет такого школьника в США, который не знал бы о Дейле Карнеги, Генри Форде, Томасе Эдисоне, Билле Гейтсе, Стиве Джобсе и других титанах бизнеса, создавших многомиллиардные компании, обеспечивших работой миллионы людей, облагодетельствовавших все человечество. Именно они — истинные народные герои. А кто герой классической русской литературы? Мятущийся, разочаровавшийся в жизни «лишний человек», которому все опостылело, но который, тем не менее, ничего не делает для улучшения своей доли, а только бесконечно ноет, жалуется на свою горькую судьбу и, на чем свет стоит, ругает «немытую Россию». Ему лень сообразить, что Россия потому и немытая, что никто не пытается ее отмыть, и если в ней кардинально не изменится общественный климат, так ей и оставаться немытой на многие века. Российские ученые часто жалуются, что Запад крадет у них все их лучшие идеи, однако ничего не делают для того, чтобы положить конец этой пагубной практике. Яркий пример — уже упомянутый лазер. Русские ученые Басов и Прохоров и не подумали, что у их открытия есть коммерческий потенциал, а вот их американскому коллеге Таунсу такая мысль в голову пришла. И хотя он был типичный кабинетный ученый, не имевший ни задатков бизнесмена, ни желания заниматься коммерцией, он все же взял патент на свое изобретение и впоследствии продал его фирме, которая нашла лазеру практическое применение. Таунс не собирался сам заниматься бизнесом, но он прекрасно понимал, насколько перспективно в коммерческом смысле его изобретение. Впрочем, даже если в российских ученых и пробудился бы деловой инстинкт, он никуда бы их не привел. Система не позволила бы им расправить крылья, потому что в ней отсутствуют элементы, обеспечивающие экономический успех. В частности, в России нет инвестиционного капитала, нет крупных инвесторов, готовых рисковать своими деньгами, вкладывая их в перспективные разработки. Такие «ангелы-хранители», как их называют в Кремниевой долине, являются главной движущей силой технического прогресса. Эмигрант из России Сергей Брин в паре с коллегой, урожденным американцем, основал в США великую компанию Google и стал мультимиллиардером. А останься он в стране, где родился, прозябать бы ему там в безвестности. И даже если бы он подался в бизнес, чтобы реализовать свой предпринимательский талант, без связей в высоких сферах он бы далеко не уехал. И жил бы он каждый день в томительном ожидании наезда рейдеров и в тоскливых мыслях о том, что пора «валить за бугор». Разница между Америкой и Россией проявляется в культуре: в Америке великие предприниматели становятся культовыми фигурами, в России им аналогов нет. Российских ученых в их стране чествуют, их славят, их лики даже помещают на марках, но не как предпринимателей, а как деятелей науки — а между тем экономику движут отнюдь не кабинетные ученые, а именно предприниматели, реализующие научные идеи и открытия. Россия еще может «рождать собственных Невтонов», но породить собственных Фордов ей пока не по плечу. Вот, например, история выдающегося русского изобретателя Павла Яблочкова, создателя дуговой электролампы, которая вошла в историю под названием «свеча Яблочкова». Он был приглашен в Западную Европу и осветил своим изобретением проспекты Лондона и Парижа, заработав широкую известность и большие деньги. Прослышав про успех своего прославившегося на весь свет подданного, русское правительство убедило Яблочкова вернуться домой и применить свои таланты на пользу отечества. Он внял зову патриотизма, вернулся в Россию, основал компанию для реализации своего изобретения — и вскоре прогорел: в России не нашлось инвесторов. Яблочков не смог убедить даже владельцев гостиницы, в которой он жил, электрифицировать свое здание: тех вполне устраивало газовое освещение, они предпочитали жить по старинке, потихоньку да полегоньку. Неумение и нежелание России поставить на службу прогрессу таланты своих ученых и инженеров представляют собой одну из главных причин того, что страна так и не смогла совершить переход к демократии и построить современную экономику. Ибо правительство, сознавая необходимость модернизации, избрало путь, которой ведет не к решению проблемы, а прямиком в тупик».
Поэтому и решил ознакомить почтенную публику с фрагментом книги замечательного самородка, Михаила Константиновича Сидорова:
«Петр Великий, имея в виду, что через торговлю можно более принести пользы своему отечеству, нежели через войну, обратился к Северу: начал там создавать торговый ФЛОТ, приучая народ к постройке кораблей, и занимая тем массу населения. С постройкою кораблей возникли в крае заводы: лесопильные, канатные, парусные, железные и другие.
Явились опытные и смелые моряки, для обучения которых открыты были школы ремесленные и навигационные. Петр, желая возвысить купечество и стать в рядах его, завел 20 собственных торговых кораблей и начал, как купец, производить иностранную торговлю, под фирмою купца Соловьева: он посылал на них произведения Севера, не сырые, как ныне, для переработки, а уже обработанные. Как, например: поташ, пек, рыбу, икру паюсную и осетровый клей, которого в 1703 году отправил из Архангельска в Голландию (не удивительно ли!) 9.307 пудов (около 149 тонн). Для этого нужно было иметь, по крайней мере, до 300.000 осетров.
Видя, как все нации поощряют китоловство премиями и увеличивают тем морские свои силы, и опытность матросов, он приказал основать в городе Коле китоловство. Так как в заливах Северного океана: Кольском, Мотовском и Варангерском всегда водилось много китов, то он указом 1725 года предписал завести 3 китоловных корабля, которые и были построены Бажениным. Он объявил премии за ловлю сельдей в Северном море и приготовление их. Открыл на севере и металлы, и другие полезные минералы, и жемчужные ловли. В Архангельске учредил монетный двор и биржу и являлся сам на нее для производства своих торговых операций. Когда бывал в Архангельске, ходил по бирже под руку с корабельщиками и купцами. В его время торговля Архангельска начала процветать, а купечество расти и множиться. Петр Великий жаловал всех деловых людей, особенно строителей кораблей: ходил к ним в гости, как, например, из города Холмогоры в селение Вавчугу, к купцу Баженину (1), иногда за 7 верст пешком.
Желая еще более возвысить купечество и торговлю, Петр Великий назначал губернаторов с той главнейшей целью, чтобы они были покровителями всякой промышленности и торговли, неспособных же к тому увольнял, а вредящих делу даже расстреливал. Так князь Волконский был вызван в С.-Петербург и расстрелян перед Сенатом за преследование купцов Пшеничниковых. Они сдали на коммерческие корабли Петра Великого муку худого качества вместо хорошей. Чтобы не уронить духа коммерции и кредита Пшеничниковых, Петр отдал приказание прекратить всякое преследование; а Волконский преследование их не прекращал.
Вот от чего увеличилось тогда число купцов на Севере, и развились русская торговля и русское кораблестроение.
Екатерина Великая писала в своем наказе: «Радуюсь, что коммерческий флот наш уже развивается на всех морях». Эта покровительница всех планов Петра оставила после себя в Архангельске 40 русских торговых домов, ведущих внешнюю торговлю па своих кораблях, 5 купеческих корабельных верфей, 600 купеческих капиталов и биржу, ежедневно посещаемую местным и приезжим купечеством. В то время отпуск товаров превосходил привоз на 5 миллионов рублей в пользу коренного русского купечества. Тогда было богатое купечество и во внутренних городах севера, имевших дело с Архангельским портом, как, например, в Вятке, Орлове, Слободском, Котельниче, Вологде, Великом Устюге, Никольске , Сольвычегодске , Усть-Сысольске и других.
Через 15 лет после кончины Великой Императрицы, мы уже не видим в Архангельске ни одного русского торгового дома, ни одного русского купца на Архангельской бирже. В 1811 году празднуем день закрытия самой Архангельской биржи и в тот же год упраздняется Министерство Коммерции. Через другие 15 лет мы отдаем безвозмездно нашим соседям лучшие места, незамерзающие гавани на Северном океане и на 400 верст морских прибрежный и почти весь тресковый промысел и не видим уже у себя на Севере ни одной купеческой верфи. Через третьи 15 лет весь наш Север приходит в общее банкротство, в общее обеднение, от падения заводов, фабрик, торговли и всего внутреннего северного купечества. Мы заменяем их на местах первой производительности англичанами и немцами и предоставляем русскому купцу только приготовление съестных припасов для городских жителей и тех же иностранцев и для разных услуг иностранному купечеству. В последние 15 лет мы начинаем уже чувствовать и голод на Севере и выселять из приморских мест и остальных жителей, приглашая к заселению их шведов и норвежцев и продавать им приморские места.
Если кто из них переселится на наш приморский берег, предоставляем им за то даже такие привилегии, каких русским в том крае никогда не давали. Мы начинаем отдавать им во временное и пожизненное владение лучшие оставшиеся еще у нас приморские места.
Мы забываем, что Петр І три раза посещал Северный океан и предпочитал море земле.
В 1830 году одна архангельская сахарная фабрика, купца Долгошеина, имела оборот на 350.000 руб.
Между тем, как в 1860 году, во всех городах Архангельской губернии, на оставшихся 39 заводах, ценность производства простиралась на сумму не выше 350,000 руб., да и в этой сумме большая часть приходится на заводы винокуренные, водочные, пивоваренные, которых прежде в Архангельске почти не было.
Еще при жизни Петра Великого иностранцы начали опасаться будущего могущества России от развития на Севере коммерческого ФЛОТА и торговли. И потому начали употреблять все ВОЗМОЖНЫЕ средства и влияние для искоренения всего предприимчивого русского купечества, сначала через высших лиц, а потом уже через местных администраторов и наносить вред всем тем лицам, которые будут заботиться о развитии в России внешней торговли.
Первым поднял свой голос против преобразований в России английский министр Вальполь, который предусматривал от развития нашего Севера даже гибель Англии и Голландии.
В речи своей в парламенте Вальполь сказал: «Если Россия возьмет себе за образец Данию, учредит, одобрит и поддержит торговые товарищества, то наша и голландская торговля в состоянии ли будет устоять от этого поражения? Если держава, которая не знает, куда и как употреблять своих людей, примется за умножение своих морских сил и купеческих кораблей, тогда пропадут Голландия и Англия. Возможность, какую имеет Россия к построению судов, оправдывает мое беспокойство».
Другой министр Гудскинсон, продолжал: «Нужно употребить все зависящие от нас меры, чтобы остановить в России развитие торгового флота и купечества».
Первым успехом иностранцев было то, что они остановили исполнение планов Петра Beликого в развитии на Северном море китоловства, морского звероловства и ловли сельдей. Они остановили так, что, при всем старании, не подняла это дело и Екатерина Великая. А настойчивое желание Александра Благословенного окончилось сожжением англичанами, переодевшимися во французов, китоловного корабля, построенного министром коммерции графом Румянцевым, при выходе из
Колы в 1806 году.
И ныне иностранцы потешаются через наш официальный журнал Министерства Государственных Имуществ над теми, кто осмелится высказывать мысль о ВОЗМОЖНОСТИ развития в Северном море китоловства и звероловства.
Так, например, они называют Сидорова, много писавшего о китоловстве и читавшего свои докладные о том записки в Вольном Экономическом Обществе, невеждой и неучем. А между тем в1868 году близ города Колы в Варангерском заливе норвежский купец ФОЙТ на 10-сильном пароходе, в каждый день выхода в штиль в море, убивал по одному киту, а иногда и два кита. А всего убил 30 штук. Эта охота доставила ему валового дохода 60 тыс. руб. серебром, не говоря уже об остатках китов, которые могут принести также значительную пользу. На выгоды от этого промысла был построен в Христиании для ловли китов в нашем Северном море уже другой пароход.
Второй успех иностранцев состоял в том, что они захватили на севере в свои руки все лесные материалы, всю лесную торговлю для воспрепятствования постройки коммерческих кораблей, начиная с самого главного пункта, с реки Онеги. Англичанин Гом получает исключительную привилегию, в ущерб коренному русскому купечеству. С 1760 года в течение 25 лет он рубит лес в количестве 600.000 деревьев ежегодно не только беспошлинно, но еще с выдачей на вспоможение, для скорейшего распространения такой коммерции, 300.000 руб. монетой, которые впоследствии зачтены были ему в награду.
Он строит из казенного леса на эти деньги торговые корабли, нагружает их лесом и отправляет как лес, так и корабли, в Англию. Последователи Гома, другие
англичане, захвативши всю систему рек Северной Двины и Пинеги, простирают свои планы па системы рек Кеми, Мезени и Печоры.
В 1862 году они захватили в свои руки всю систему реки Онеги на 25 лет, со стеснением местного населения, и получили немыслимые для русского купца
права и привилегии, от чего даже Государственный Контроль пришел в удивление и заявил протест.
Как забрало к себе в руки в последнее время иностранное купечество всю торговлю на Севере, а, следовательно, и весь край, и как способствовали ему в достижении
его целей наши русские администраторы, можно судить по следующим случаям.
В 1819 году, когда разнеслась весть о желании Императора Александра Благословенного посетить Северный край, в Архангельск отправились, по приглашению тамошнего первой гильдии купца и бывшего владельца 20 собственных кораблей на Севере, коммерции советника В. А. Попова (2), все остатки русского именитого купечества.
Государь, прибыв в Архангельск, где выразил желание осмотреть военное адмиралтейство и военные корабли, сказал Попову в ответ на его приглашение, что ему приятно будет, возвращаясь из адмиралтейства, приехать на корабль Попова и у него там отобедать. Корабль Попова стоял тут же в гавани. Попов пригласил к обеду и все прибывшее в город северное купечество для выяснения нужд и спасения всего северного края от гибели.
Но генерал-губернатор, желая угодить иностранцам, по осмотру адмиралтейства, отвлек внимание Государя от корабля Попова расставленными кораблями по берегу против этого корабля. И дал бал с девицами в русских нарядах, которые были собраны из окрестных деревень.
Таким образом, Государь незаметно доплыл в катере до генерал-губернаторского дома. На вопрос Государя о Попове, генерал-губернатор доложил, что и Попов приглашен обедать.
За обедом, в отсутствии Попова и всего русского купечества, были подняты вопросы
только о выгодах иностранцев и получены ими разные привилегии. Русское купечество, узнавши, что Государь отказался от обеда с ними на русском корабле, было поражено глубокою горестью, а хозяин корабля Попов от слез потерял и зрение. После того, сколько русское купечество ни подавало в разные министерства проектов о поднятии на Севере мореплавания и торговли, но все они оставались без внимания, несмотря иногда и на следовавшие о рассмотрении их ВЫСОЧАЙШИЕ повеления.
Местные губернаторы не только не содействовали осуществлению проектов, но и останавливали их, сообщая высшему правительству неблагоприятные для дела мнения.
Так на проект устройства торгового флота на Северном море и порта на реке Печенге под названием «Полярная Компания», поданном в 1844 году Архангельским, Вятским и Вологодским купечеством, местный генерал-губернатор сделал, по рассказам г. Богуслава, следующую надпись: «Станут тут жить только два петуха да три курицы».
Проект купца Латкина об образовании компании для открытия входа с моря в устье реки Печоры и вывоза из нее драгоценного лиственничного леса в русские военные порты, причем по самой дешевой цене, а избыток за границу, поданный в 1839 году, был утвержден через 23 года, т. е., в 1862 году, причем в крайне ограниченных размерах, и то только вследствие самого настойчивого ходатайства у всех господ министров.
Компанию разрешено было составить тогда, когда многие лица, желавшие внести в это дело миллионы, умерли и когда лиственничный лес, при постройке судов, стали заменять железом. Кроме того, самое утверждение компании последовало не на имя Латкина, а на имя капитана 1-го ранга, ныне контр-адмирала Крузенштерна, который выговорил себе % доходов без взноса на производство дела капитала и получил еще наличными 30 тыс. руб. серебром. Сверх того, несмотря на то, что на Печорское дело затрачено было, и пока еще безвозвратно, 400 тыс. руб. серебром, он взыскивает еще ныне с Латкина и Компании 26 тыс. руб. серебром.
Архангельский купец Сидоров за свою решимость, в 1837 году, заняться в Архангельске кораблестроением из собственного леса и за поездку в С.-Петербург к Министру Внутренних Дел для ходатайства на то его покровительства, был не только разорен, но и доведен до нищеты. Когда же Сидоров явился в 1837 году к министру, графу Григорию Александровичу Строгонову, то тот не только обласкал Сидорова за такое предприятие, но даже продал ему для того собственную лесную дачу, находящуюся на реке Северной Двине в Сольвычегодском уезде, за 202.000 руб. ассигнациями.
Найдя покровительство в государственном человеке , К. Сидоров с восторгом является в Архангельск. Так как для начала кораблестроения нужно было более денег, нежели столько, сколько у него осталось, то он продает лес иностранцам, получает за то от них деньги и отправляется на лесные порубки. Лесу заготовляется на сумму до 600.000 руб. ассигнациями. Но как только с мест порубок стали сплавлять его, то не допустили даже и до Архангельска, а в разных местах на реке Северной Двине КОНФИСКОВАЛИ, под предлогом, что он вырублен, хотя и из проданной ему дачи графом Строгоновым, но что дача эта со смежным удельным имением еще не была размежевана. И что, будто бы, еще неизвестно, кому вырубленный лес принадлежать должен. Вследствие этого не только был КОНФИСКОВАН весь вырубленный лес, но даже описано было все движимое и недвижимое имение К. Сидорова. И все это продано было с публичного торга тем же самым иностранцам за 13 тысяч руб. ассигнациями. К. Сидоров едва спасся от тюремного заключения и умер от горести.
Теперь это дело, через 30 лет, в Вологодской Палате Гражданского Суда решено. Палата нашла, что лес К. Сидоровым для кораблестроения и отпуска за границу был действительно вырублен из собственной его дачи, купленной у графа Строгонова. Во время производства этого дела не только умер сам К. Сидоров, но начали умирать уже и его дети. Несчастные дочери его, русского богатого негоцианта, вышли замуж, причем одна за бедного сельского священника, а другая за крестьянина, служащего кучером в Архангельске у тех же благодетелей иностранцев. Дело К. Сидорова в 1868 году «поступило на ревизию из Вологодской Палаты во 2-й Департамент ІІравительствующего Сената. Проект патриота, председателя 3 Отделения Императорского Вольного Экономического Общества, С. С. Лашкарева, об устройстве русского торгового Флота, преимущественно на Севере, посланный в первой половине 1868 года к Архангельскому губернатору, князю Гагарину, для распространения между тамошним купечеством сочувствия, был встречен холодно.
В Архангельских Ведомостях 3 июня 1868 года № 53, напечатано: «хотя его сиятельствомъ 15 іюня въ общем собрании граждан Архангельска и был предлагаем для принятия участия в получении акций на предмет взаимного поощрения торговли и мореплавания на Север, но, к сожалению, не встретил ни малейшего сочувствия и никто ни одной даже и 10-ти рублевой акции не подписал».
Проект об образовании в Архангельске частного городского банка из сумм,
принадлежащих городу, для развития торговли Архангельского русского купечества, поданный коммерции советником Поповым в 1825 году, получил утверждение, при всем усиленном его ходатайстве через 20 лет, то есть в 1846 году, едва ли не в день смерти Попова.
Но он не был бы утвержден и до сего времени, если бы не способствовал к тому следующий замечательный случай. Попов, убеждаемый архангельскими русскими
купцами к энергичным действиям об ускорении учреждения в Архангельске частного городского банка, явился с просьбою к министру внутренних дел,
rpaфy Л. А. Перовскому. Министр послал просьбу Попова, в 1844 году, на заключение Архангельского генерал-губернатора, маркиза де-Траверсэ, который, по получении ее, пригласил к себе в дом агентов шести иностранных контор, находящихся в Архангельске. Руководствуясь их мнением, он передал просьбу в Городскую Думу с внушением градскому голове сделать в Городской Думе собрание и составить приговор, что все русские промышленники и граждане города Архангельска частного банка иметь и пользоваться из него деньгами для их торговых дел не желают. И потому ходатайство Попова находят для себя бесполезным. Подобный приговор в Думе был составлен, всеми без исключения подписан, и генерал-губернатором, при своем мнении, к министру внутренних дел представлен. По получении такого приговора, гpaфy Перовскому ничего не осталось, как сделать также отказ Попову и тем навсегда уничтожить всякую попытку ходатайства впредь о частном банке в Архангельске, если бы граждане города, в числе 400 человек, вслед за приговором не совершили по секрету от упомянутых выше шести иностранных контор и генерал-губернатора доверенности с засвидетельствованием ее у маклерских дел, и не послали ее в С-Петербург к Попову для ходатайства перед графом Перовским, как русским патриотом. Они объяснили, что приговор был подписан ими в Думе единственно из опасения генерал-губернатора, могущего с ними, гражданами, сделать все, что ему угодно. Граф Перовский, по прочтении всех этих документов, послал их к генерал-губернатору маркизу де-Траверсэ с предложением немедленно учредить банк. Хотя с 1847 года существует в Архангельске частный банк для пособия русскому купечеству, но с такими сомнительными правилами, что приходило от того в изумление даже нынешнее управление Архангельском, о чем и было напечатано в Архангельских Губернских Ведомостях, 13 июня 1868 года, в № 56. Ходатайство об изменении устава банка было уважено министром финансов и 2 августа сделано распоряжение руководствоваться уставом 1862 года для всех частных банков.
В Архангельске есть и государственный коммерческий банк. Но значительные ссуды выдавались в нем только под векселя иностранного купечества, которое, получив деньги из банка под небольшие проценты, ссужало ими русских купцов за большие проценты. И то купцов, избранных ими, и только, так сказать, для одной формы.
Как смотрели начальники края на русских купцов, так же точно в угождение им и все почти их подчиненные. Те же чиновники, которые были не согласны с их взглядом не только обходились чинами, орденами и лучшими местами, но переносили все невзгоды, и наконец вынуждаемы были искать убежища в других губерниях, чтобы не попасть под уголовный суд. Можно себе представить, после этого, в каком положении в судах были тяжебные дела русских купцов с
иностранными. В судах по исковым делам едва ли когда бывало, чтоб русский оставался прав. Впрочем, русское купечество с иностранцами уже и дел никаких не заводило, оставаясь расчетами его довольным, сколько бы они ни были для них обидны. Иностранного влияния не избавилась и Архангельская казенная гимназия. В начале сороковых годов нередко некоторые учителя гимназии учеников из русского купеческого сословия, хотя их было очень мало, называли иногда за неудачные ответы русскою тварью. При таком ходе дел редко кто из них оканчивал полный курс, а если и оканчивал, то единственно для того, чтобы скорее оставить звание сына русского купца, бросить торговлю и выйти в чиновники, для чего предоставлены были лестные для молодых людей права: они получали должности уездного учителя, освобождались из податного состояния. А через 4 года получали чин 12-го класса.
Таким образом, уменьшалось число производителей и лиц, участвующих в промышленности, а увеличивалось число благородных. А от этого, конечно, уменьшалось богатство народа.
Как искоренилось русское купечество, так искоренялись и все зажиточные жители северного поморья. Из мореходов обратили их в хлебопашцев, привлекая к тому сначала подарками, а потом и ссудами семян хлеба.
Когда от постоянных неурожаев хлеба на скалистых местах образовался значительный казенный долг на крестьянах, тогда управляющий Архангельскою Палатою Государственных Имуществ Любовицкий, как говорят, живший с Огрызко в С.-Петербурге долгое время на одной квартире, приказал продавать мореходные суда, сети, скот, имущество и дома. На просьбы бедного народа о хлебе, вместо слова утешения, окружные начальники в 17 приморских волостях, на сходках крестьян, кричали: «Если хлеба нет, то ешьте снег. А если умрете с голоду, то и без вас у Государя останется еще людей довольно». Если же кто из крестьян решался подать на угнетения просьбу, то ему не было никакого спасения. Так, например, избранный от всех карельских волостей, крестьянин Шуозерского карельского общества Петр Сидоровъ остался цел, только от того, что его укрыли в лесу крестьяне.
Так случилось и с племянником упомянутого К. Сидорова,
Михаилом Сидоровым. Бесцеремонное обращение учителя гимназии, поляка Гутковскаго, с русскими и упреки его русскою тварью, вынудило Сидорова оставить гимназию, не окончив курса, и заняться делами своего дяди, намеревавшегося строить свои корабли. Но не прошло и двух лет от оставления Сидоровым гимназии, как директор учнлищ Архангельской губернии, Никольский, зная, что все состояние его отца, производившего при Архангельском порту обширную торговлю, на третий день его смерти, по проискам иностранцев, перешло в их руки, и, видя, что и дядю его, К. Сидорова, постигла такая же печальная участь, пригласил Сидорова, сострадания к нему, в свою канцелярию. При других учителях он начал убеждать его выйти из купеческого сословия, которое в то время считалось, по его мнению, позорным.
Чтобы убедиться в справедливости этого грустного ФАКТА стоит только прочесть потрясающее сердце каждого благомыслящего человека дознание, произведенное в 1803 году чиновником особых поручений Архангельского губернатора.
Все вышесказанное не могло не подействовать на Сидорова: оно заставило его отправиться из Архангельска в Восточную Сибирь искать счастья и средств для избавления своей родины от ига иноземного, и для того, чтобы, по возможности, по мере приобретения средств, осуществлять планы Великого Преобразователя в отношении к Северу. Особенным счастьем послужил Сидорову выезд из Архангельска в Сибирь за три дня до получения генерал-губернатором, маркизом де-Траверсэ от министра внутренних дел бумаги об учреждении частного банка. Маркиз де-Траверсэ от бумаги графа Перовского и от приложенной при ней от всего общества на имя Попова доверенности, пришел в такое раздражение, что Архангельскому полицмейстеру, полковнику Шепетковскому, приказал первого, подавшего мысль к составлению ее, схватить и заключить в тюрьму. Потому что эта доверенность была совершенно противна его донесению министру и приговору самого общества.
А так как оказалось, что первая мысль была подана Михаилом Сидоровым, и он был главным руководителем этого дела, то маркиз приказал полицмейстеру сделать распоряжение о посылке за Сидоровым в Сибирь нарочного, чтобы схватить его и доставить к нему в Архангельск. Однако, по советам иностранцев, он остановил распоряжение на преследование Сидорова, велел сделать в Думе собрание и торжественно разорвать доверенность, как акт от общества вне думы, незаконно составленный. С того времени он сделался преследователем дяди Сидорова, который, как выше объяснено, дошел до такого разорения, что едва мог прокормить себя и многочисленное семейство, теми скудными средствами, какие мог посылать ему ушедший в Сибирь пешком его племянник.
Чтобы показать, как местные администраторы препятствовали Сидорову в осуществлении его планов развития промышленности Севера, и чего достиг этот малоученый человек, при энергическом стремлении и может достигнуть, несмотря на все препятствия от администрации края, приведем здесь поразительные факты.
Сидоров принялся с горячим усердием за отыскание золотосодержащих россыпей в Енисейской губернии и начал их находить. Но генерал-губернатор Восточной Сибири, граф Муравьев-Амурский, вместо поощрения, стал умерять его стремления сначала личным словесным выговором, что он заявками своими беспокоит начальство, а потом и официальною бумагою управляющему Енисейскою губерниею Родюкову «сделать Сидорову нравственное внушение». Так как Сидоров в оправдание своих действий представил через Родюкова объяснение, то граф Муравьев-Амурский не только написал всем тем лицам, которые, зная о трудах Сидорова и не будучи с ним знакомы, послали ему для поисков от их имени доверенности, чтобы они их уничтожили. Но когда граф Муравьев-Амурский получил от тех лиц, кому писал, письма, в которых выражалось полное удовольствие ко всем действиям Сидорова и просьбы оставить его в покое, тогда он, в 1851 году, обратился с отношением к Министру Финансов Броку, прося Его
Высокопревосходительство убрать Сидорова из Сибири, как беспокойного и вредящего развитию золотопромышленности человека. Но когда и это отношение не было уважено Министром Финансов, Муравьев прибегнул к другим обвинениям и, может быть, удалил бы Сидорова из Сибири, если бы не помешало весьма неловкое его представление Министру Финансов. Он доказывал Министру, как вреден для золотопромышленности Сидоров тем, что будто бы он употребляет во зло доверие своих доверителей: барона М. А. Корфа и княгини А. А. Трубецкой, перечисляя прииск одного на имя другого. Потому что у одного из них он имеет более паев, чем у другого, в явный ущерб которого либо из них. К счастью, министр Брок спроснл указанных Муравьевым доверителей, находившихся в С.-Петербурге. Они ответили, что Сидоровым это сделано с общего их согласия, и потому министр сообщает генерал-губернатору, что Сидоров нисколько в том не виноват. Так обвинение, направленное к гибели Сидорова, послужило ему окончательным оправданием. А что было бы с Сидоровым, если бы министр не спросил их? Он не был обязан сноситься с частными лицами.
Через десять лет после этого случая, горный ревизор частных золотых промыслов Енисейской губернии, генерал-майор Клейменов, прислал Сидорову удостоверение, что в Восточной Сибири от начала золотопромышленности до настоящего времени не было ни одного лица, из открытий которого разрабатывалось бы столько приисков, как из открытий Сидорова. И что из 200 открытых им приисков разрабатывается 36, что 24.000 человек добыло более 1000 пудов золота, и что казна получила от этой разработки податей 3 миллиона рублей серебром. Все же остальные 5000 золотопромышленников, во все время существования золотопромышленности, добыли золота 10.000 пудов.
За то, что Сидоров значительную часть приобретенного им в Сибири от золотых приисков состояния, хотел пожертвовать для открытия университета в Сибири, его велено было судить и отобрать в казну все найденные им золотые прииски. Он просил генерал-губернатора Восточной Сибири графа Муравьева-Амурскаго, принять для открытия университета первоначально 25 приисков и 25 тысяч руб. серебром.
Ему сначала приказано было разработать все жертвуемые прииски (т. е. добыть и промыть по 50 куб. сажень золотосодержащих песков на каждом прииске). По исполнению же сего Сидоровым, что стоило ему значительной суммы, возбужден был вопрос: не принадлежит ли Сидоров к скопческим сектам? Когда же от управляющего губерниею Родюкова получено было удостоверение, что он не принадлежит, то над ним наряжено было следствие за то, что хотя и был записан в гильдию, он имел диплом домашнего учителя и значит, был чиновником, а служащим чиновникам в Сибири заниматься золотопромышленностью воспрещено. И так от него, как от подсудимого, не только не принято приношение; но еще велено его самого судить, как сказано выше, и отобрать от него в казну все найденные им золотые прииски. Следствие по сему делу, вместо четырех месяцев, по которым установлено законом оканчивать всякие следствия, производилось 4 года. Сидорову запрещен был выезд из города. Дело это было решено в Красноярском Окружном Суде в 1862 году полным оправданием Сидорова, но не представляется уже 8-й год на ревизию в высшее место, чтобы только держать Сидорова в цодсудности для лишения всех почетных должностей в обществе и наград.
Сидоров открыл в Сибири громадные месторождения графита, которому удивляются иностранные государства. Таким образом, Россия освобождалась от иностранной зависимости в сталелитейном деле. Во время польского мятежа, в 1863 году, он жертвовал 5000 пудов этого графита для Златоустовских заводов для приготовления тиглей, для литья стали. Этот графит признан изобретателем литой стали Обуховым высокого качества. Но начальником Енисейской губернии и его чиновниками поляками не только разорен был в корень этот первый в России промысел, но и был затоплен лучшего качества ГРАФИТ, добытый для выполнения контракта Златоустовским заводом, (16 тысяч пудов). Хотя Сидоров проложил дорогу на тысячеверстном пространстве по окраинам северного прибрежья, по тундрам, но отправка графита через Печорский порт за границу была воспрещена. И Сидоров потерял по этому делу до 300 тысяч рублей серебром. Итак, с одной стороны начальство лишает Сидорова права на распоряжение его графитом, отбирает и топит, а с другой стороны начальство Златоустовского завода не принимает доставленного в казну Сидоровым графита, точно такого же качества, но только из другого месторождения. И, наконец, не дозволяет отправлять его через Печору и за границу. Притом начальник Енисейской губернии позволяет себе сделать несправедливое представление г. Военному Министру, заботившемуся о скорейшей доставке графита в Златоустовский завод, как доказывает просьба, поданная главному начальнику горных заводов Уральского хребта в 1868 году.
Находящийся в Красноярске штаб-офицер корпуса жандармов, полковник Борк, относился к разорению графитного дела как к измене, о чем он донес в октябре
1863 года шефу жандармов.
Сидоров завел в Туруханском крае при Троицком монастыре на Нижней Тунгузке школу для бродячих инородцев. Но эта школа не только была разорена, но и лес, доставленный для постройки здания, был распилен на дрова. Между тем Сидоров внес для этой школы 3 тысячи руб. серебром и выдал обеспечение на другие 3 тысячи руб. серебром. Сидоров предоставил право Тобольскому губернатору получить следующие ему из казны деньги за золото в 1864 году, в количестве 34 тысяч рублей золотом, составлявших тогда с лажем по курсу 50 тысяч руб. на устройство народных и ремесленных школ в Тобольской губернии. Деньги эти из казны были Енисейским губернатором отданы другому лицу. Так как они пожертвованы Сидоровым для школ Тобольской, а не Енисейской губернии, то через 4 года Правительствующий Сенат признал этот захват неправильным и определил взыскать деньги с виновных.
Сидоров в 1863 году отправил в Финляндию и Швецию золотопромышленника Черносвитова для покупки клипера, чтобы отыскать путь из океана в устья Енисея и Оби и назначил для того получить из казны 36,000 руб. серебром. А начальник Енисейской губернии предписал Енисейскому Губернскому Суду арестовать означенные деньги у Сидорова, что и было исполнено судом тогда же. По жалобе Сидорова на такое беззаконное действие суда, Правительствующий Сенат признал наложенный арест на эти деньги неправильным и повелел арест сложить. Между тем как губернатор входил уже с представлением в Горный Департамент о выдаче их вместо Сидорова его компаньону Наттереру на разработку приисков, которые уже состояли в казне и не могли быть разрабатываемы частыми людьми.
В 1862 году Сидоров решился помочь экспедиции Крузенштерна, отправленной из устья Печоры в устье Енисея с ВЫСОЧАЙШЕГО соизволения. Отец и сын Крузенштерны писали письма, в которых просили Сидорова послать лоцманов, знакомых с фарватером устья Енисея, для провода шхуны. Сидоров обратился с этими письмами к губернатору и просил написать о содействии местному заседателю. Губернатор не только просьбы Сидорова не уважил, но даже не послал нарочного в устье Енисея и тогда, когда получил о том предписание от Управляющего Морским Министерством от 18 июня 1863 года, несмотря на то, что на нем была надпись по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению. Когда же Сидоров явился к нему по этому делу вторично по получении предписания Управляющего Министерством, то он велел выйти вон из присутствия Губернского Совета.
Для того, чтобы воспрепятствовать упорному желанию Красноярского городского общества избрать Сидорова городским головой и лишить его кредита, распущена была в город молва, что будто бы получена от Министра Внутренних Дел от 6 июня 1864 года бумага, по которой нужно будет арестовать Сидорова, когда он явится в Красноярск из путешествия своего по северу. Стращали семейство Сидорова, оставшееся в Красноярске, отобранием подписки от доверенного Сидорова, объявить полиции о его приезде, о чем ежедневно справлялся в его доме об этом частный пристав. Между тем спешили произвести городские выборы.
Сидоров, несмотря ни на письма, ни на телеграммы, которыми предупреждали его не приезжать, и, не находя себя ни в чем не виновным, является в Красноярск. От жандармского полковника Борка он узнает, что бумага от Министра Внутренних Дел была не об аресте его, а об оказании всевозможного ему содействия для приведения в исполнение его планов на Севере. Хотя распространение ложных слухов и не удержало общество от избрания Сидорова в городские головы, однако много повредило кредиту в его делах: подрядчики и поставщики отказались от снабжения приисков Сидорова необходимыми припасами, отчего все прииски его должны были оставаться без разработки. Чтобы устранить общество от добровольного выбора Сидорова в головы, полиция завела несколько уголовных дел на Сидорова. Она начинает дела и за личные обиды, в которых сначала не было никаких истцов, и за самовольные отлучки из города, и за дерзкие выражения на письме его доверенных, хотя за них в уголовных делах Сидоров и не был ответчиком. Притом она отняла свободу Сидорова новыми арестами и представляла его под конвоем для дачи по упомянутым делам ответов, как арестанта, и томила его в полицейском управлении по несколько часов. Но несмотря, это, все городское общество (392 человека за, против 8) пять раз избирает его в городские головы, отвечая за это всем своим состоянием, всем своим семейством. На жалобы городского общества на Енисейского губернатора Сенату, за неутверждение избранного головою целым обществом Сидорова, Сенат отвечал обществу, что оно может выбрать Сидорова в головы только тогда, когда он будет освобожден от уголовных дел. (В то время министром юстиции был Д. Н. Замятнин, родной брат Енисейского губернатора).
Сидоров предположил доставлять лиственничный лес с Печоры въ Кронштадт в Морское Министерство, согласно с заключенным на то контрактом 210.000 куб. футов, и сторговал для этого в Пруссии в городе Эльбинге за 98 тысяч талеров пароход Аякс, предоставляя получить их с монетного двора. Но все следующие Сидорову деньги за золото были у него Енисейским Земским Судом задержаны, несмотря на заявленную ему своевременно неподсудность этого дела. У него было остановлено 110 тыс. руб. по просьбе живущего в г. Енисейске поляка Рабцевича-Зубковскаго. Он выпросил у компаньона Сидорова, Григорова, доверенность для того, чтобы Сидорова заставить выйти из Григоровской компании. По предложению Земского Суда Алтайскому Горному Правлению эти деньги выданы были другому поляку без всякого права и документов на них. Объяснения же, данные по сему делу Сидоровым С.-Петербургской Управе Благочиния, оказались в Енисейском Земском Суде, состоявшем из поляков же, выкраденными.
Между тем Аякс, как уже сторгованный, пришел в1867 году въ Кронштадт. Итак, Сидоров, кроме того, что лишен был возможности доставить в Кронштадт Морскому Министерству должное количество леса, лишился и кредита в Пруссии через отказ от покупки Аякса. Сенат 1870 года 10 Февраля, нашел это дело неподсудным присутственным местам Енисейской губернии. С кого же получить остановленные судом деньги?
Сидоров доставил возможность открыть Латшгау вход в устье Печоры кораблям разных наций, которыми и было увезено 30 грузов леса. Между тем Архангельский губернатор, князь Гагарин, сделал представление Министру Финансов лишить товарищество 12 летней привилегии под тем предлогом, что Печорским Товариществом, будто бы, для края ничего не сделано.
Сидоров, по просьбе мирового посредника, и для устранения дороговизны соли на Печоре (более 1 рубля серебром за пуд), привез, с разрешения Министра Финансов,
иностранную соль, для раздачи бедным крестьянам бесплатно, но губернатор,
князь Гагарин, приказал арестовать эту соль, сначала под предлогом, что она привезена без дозволения Министра Финансов, а потом за неоплатою пошлиной ее на месте.
Между тем, по распоряжению г. Министра Финансов, пошлина за соль должна была быть внесена после перевозки ее на место и определения ее количества прямо в Министерство Финансов в С.-Петербурге. Кроме того, хотя управляющий Товарищества и крестьяне предлагали внести пошлину, но никто из чиновников ее не принимал. От невыдачи крестьянам ожидаемой соли на месте и от продержания ее около полугода в аресте, крестьянам нечем было посолить наловленной ими рыбы, и она сгнила. И от этого возникли, справедливые со стороны крестьян, негодования на Сидорова.
Сидоров, отыскивая в течении многих лет удобный путь с реки Печоры на реку Обь для прокладки сухопутной дороги, и, найдя его, вымерял через ученых межевщиков и землемеров с затратой на то большого капитала. Но ему сначала не дают позволения на том основании, что истребится на этом пути мох для корма оленей. Впоследствии же представляют дело так, что этот путь открыт был крестьянами, которые были у Сидорова вожаками, и, без сомнения, со значительным вознаграждением, и награждают их за то серебряными медалями. Затем местное начальство уже само принимает на себя попечение и заботу о прокладке пути, предполагая получить за то от правительства по 9.800 руб. за версту, т. е. кругленькую сумму, более 2 миллионов руб. серебром.
Сидоров через разведку обнаружил существование нефти на Печоре, но разработка ее Архангельским губернатором ему не отдается, а признается казенным достоянием.
По просьбе же, поданной г. Министру Государственных Имуществ, разрешается и то только одна верста, и притом она то отнимается, то опять отдается. Когда же последовала решительная отдача Сидорову Министерством Государственных Имуществ, тогда губернатор доносит о неблагонадежности Сидорова к разработке, потому что на него предъявлены взыскания во всех присутственных местах Архангельской губернии.
Между тем, как Сидоров в Архангельской губернии никому не был должен и ни одного взыскания на него никем туда не было предъявлено.
Желание Сидорова начать на Севере в найденных местах разработку меди, свинца, серебра, золота, нефти, каменного угля, графита, поташа, соли и других металлов и минералов, послать в устья Оби и Енисея экспедиции для прокладки туда морского пути, от города Тюнсберга из Норвегии было парализовано. Был наложен на Сидорова Енисейским губернским судом штраф в 630,000 руб. серебром. Этот штраф, к наложению которого не было никакого основания, лишает всякой возможности начинать дела на севере и устраняет других лиц содействовать Сидорову.
Между тем, по справедливости, Сидорову следовало бы получить для приведения его планов в исполнение не один миллион рублей. Сидоров, отыскивая в сибирских лесах прииски, нашел, между прочим, один очень богатый прииск, открытый почетным гражданином Николаем Мясниковым, за смертью которого воспользовались им екатеринбургские купцы Рязановы. Сидоров обратился к наследнику Мясникова, его сыну Николаю, с предложением, что если он пожертвует для поднятия севера, большую часть дохода с этого прииска, то он укажет ему документы, которые остались за смертью отца неизвестными наследникам. Мясников изъявляет согласие и заключает с Сидоровым контракт. Сидоров представляет по этому делу в Енисейский губернский суд документы. А так как утайка от Мясников такого прииска, из которого добыто Рязановыми 1,000 пудов золота, составила бы значительный ущерб в их капитал, то они употребляют все меры отказать Сидорову, за десятилетнею давностью, хотя она по закону на подобные дела не распространяется. Суд и Сенат подводят закон о десятилетней давности и с Сидорова присуждено взыскать штрафов 630.000 рублей.
Из этого краткого обозрения видно, что администрация употребляла все средства остановить развитие промышленности на Севере России. Потеря отечества
от таких действий просто громадна, даже, можно сказать, неисчислима!
От развития разных промыслов, для которых Сидоров предоставлял значительные средства, зависело благосостояние всего Севера. Без сомнения, там не было бы голодающих. Мало того: все государство потеряло значительные капиталы. И потому трудно понять действия администрации: разоряя своих промышленников, она не только ослабляет государство; но и действует против собственных выгод: только у богатого народа она может получить хорошее вознаграждение за свои труды. Вместо содействия развитию отечественной промышленности, администраторы останавливали Сидорова на каждом шагу: они лишали его собственных денег для постройки и покупки кораблей и пароходов и
учреждения заводов и фабрик, для доставки в казну графита для литья стали для пушек и лиственничного леса из Печоры в Кронштадт, для постройки Морским Министерством военных кораблей и прочего. Кто из русских, одушевленных желанием благосостояния своему отечеству, не скорбит до глубины души, читая это сказание, основанное на фактах? Потеряны безвозвратно и время и деньги. A между тем иностранцы не дремлют и стараются отнять у нас все самые выгодные отрасли промышленности. Предоставляют же русским, в своем отечестве только мелочную промышленность. Если администрация будет парализовать действия русских промышленников, то вся отечественная промышленность будет в руках иностранцев. Что же будет тогда с нашим отечеством?
В их руках будет тогда и администрация. Но оставим патриотизм в стороне. Посмотрим на изложенные факты с точки зрения космополита и тогда должны согласиться, что и время и капиталы потеряны бесплодно для всего человечества.
Дело истории казнить тех, кто из каких либо видов препятствует благосостоянию людей.
Но это истинное сказание написано: «Не с той целью, чтобы карать их, а для того, чтобы образумить русских и заставить их заботиться о благосостоянии своего отечества. Для того, чтобы оно могло служить уроком следующему поколению».
Сидоров М. Север России. СПБ, 1870, с.180-203.
Вот они глубокие исторические корни явления. Этот фрагмент наглядно показывает, какие невыносимые условия создавались и создаются в нашей стране для инициативных талантов. И все это сегодня усугубляется постоянным ростом числа чиновников в государственных структурах всех уровней…
Примечания:
(1) Селение Вавчуга Холмогорского уезда замечательно в истории преобразования России Петром Великим как первая коммерческая корабельная верфь в государстве. Расположенное по правому гористому берегу реки Северной Двины, оно отстоит от губернского города Архангельска в 83 и от уездного Холмогор в 13 верстах на восток.
Когда Вавчуга перешла через покупку во владение рода Бажениных, сын Андрея Осип Баженин, впоследствии основатель кораблестроения на берегах Двины, в 1680 году из прежде существовавшей мельницы решился устроить новую лесопильную на том самом месте, собственного изобретения, на иностранный образец, без всякой помощи мастеров иноземных. Мельница эта действовала водой.
Удобство местоположения и самые существенные выгоды, которые доставлялись владельцу от распиловки лесов, обратили внимание тогдашнего архиепископа Холмогорского и Важеского Афанасия. Преосвященный в 1689 году испрашивал как Вавчугу, так и пильную на ней мельницу в своё владение, но просьбы эти остались без уважения. Другого соперника встретил Баженин в переводчике Посольского приказа, иностранце Андрее Крафте, получившем царскую привилегию на устройство в России водяных и ветряных мельниц. Он имел намерение присвоить владение Баженина, как согласовавшееся с его выгодами. Обстоятельство это побудило владельца Вавчуги прибегнуть с просьбой к царям Иоанну и Петру Алексеевичам, с изъяснением прав своих на владение этим местечком. Грамотой царской от 10 февраля 1693 года Баженину даровано право производить на принадлежащей ему мельнице распиловку леса и размол муки, с платежом пошлин за вырубленный лес и выпиленные из него доски в Архангельске и Холмогорах, согласно торговому уставу. А о Крафте сказано, что выданная ему привилегия на повсеместное устройство в России водяных пильных мельниц не может распространяться на мельницы Баженина, так как Крафту не было предоставлено права на устройство подобных заведений там, где они уже устроены, тем более, что Баженин построил свою мельницу гораздо ранее, нежели Крафт получил привилегию и ещё ранее эта мельница значилась за тестем Баженина.
Обеспеченный царской грамотой в бесспорном владении, Баженин развил круг своих действий. Великий Преобразователь России во время первого пребывания своего в Архангельской губернии, 1693 года, посетил Вавчугу. Удобство местоположения её подало ему мысль основать здесь корабельную верфь. Предприимчивый Баженин избран был исполнителем предначертаний юного монарха, и в том же году началось здесь кораблестроение. В последствии времени на Вавчугской верфи Осип и Фёдор Баженины строили, не только по заказам купцов трёхмачтовые купеческие суда, но даже по подрядам военные корабли, фрегаты, пинки, гулкоры и галиоты, кроме судов им собственно принадлежащих. Строившимися же на заводе их коммерческими судами они производили значительную торговлю с Данией и Голландией.
За заслуги, оказанные царю и отечеству, Осип и Фёдор Баженины получили звание именитых людей гостиной сотни. Царь Петр Великий грамотой, данной 2-го февраля 1702 года, предоставил им право строить корабли и яхты у пильной их мельницы, русскими и иностранными мастерами. А для отпуска из Архангельска русских товаров, беспрепятственно нанимать для составления экипажа на эти суда штурманов, шкиперов и матросов, даже и из русских, которые бы вознамерились посвятить себя мореплаванию. Воспрещалось избирать Бажениных в общественные службы, чтобы не отвлечь их через то от занятий кораблестроением. Предоставлялось право на коммерческих судах их, для обороны от неприятелей, иметь пушки и порох. Дозволялся беспошлинный привоз из-за границы корабельных припасов, и, наконец, за усердие Баженины на кораблях своих могли держать свободно людей всякого звания без малейшего препятствия в том со стороны воевод и бургомистров.
Царские привилегии, данные Бажениным, впоследствии подтверждены были, в различных царствованиях, потомству их указами Правительствующего Сената.
Местечко Вавчуга ознаменовано двукратными посещениями мудрого Преобразователя России Петра Великого. Сей знаменитый монарх, возвращаясь из Архангельска, прибыл сюда из Холмогор 21 сентября 1693 года на небольшом карбасе, сопровождаемый несколькими особами из свиты своей, и, после осмотра пильной мельницы, продолжал обратный путь в Москву. Второе посещение последовало в июне 1702 года. Могучий создатель российского флота, сопровождаемый царевичем Алексеем Петровичем и многочисленной свитой, прибыл сюда из Архангельска на фрегате, взятом от шведов во время сделанного ими нападения на Новодвинскую крепость, и присутствовал при спуске двух фрегатов: «Курьера» и «Святого Духа», построенных английскими мастерами, которыми командовали иностранцы Памбург и Варлант. Осип Баженин получил от монарха лестную награду, был наименован корабельным мастером.
Знаменитость этой фамилии доказывается существующей доныне в Холмогорах пословицей: «У тебя так светло, как будто бы Баженин в гостях!». Подобная пословица произошла от обыкновения зажигать большое число свеч, когда Баженины посещали кого-либо из своих сограждан.
Баженины увековечили свою память не только как первые кораблестроители коммерческого флота в России, но и как благотворители. Ими, например, принесены в дар Холмогорской Троицкой церкви искусные по тогдашнему времени колоколенные боевые часы.
(2) Попов Василий Алексеевич, родился в 1767 году. Судопромышленник и судостроитель-конструктор, специалист по аварийно-судоподъёмному делу. В 1784 году получил от отца управление Быковской корабельной верфью, выкупленной в собственность у Крыловых. Построил на верфи около 200 малых транспортных судов и 10 канонерских лодок по казенным подрядам. В 1802 году посетил Англию, Голландию и Гамбург. Норвежский консул в Архангельске. Имел 26 собственных судов, на которых вёл успешную внешнюю торговлю. В 1805 году с братом Иваном учредил торговый дом «Алексей Попов с сыновьями». В 1809 году братья разделились. На своих кораблях, по рекомендации бывшего министра коммерции графа Н.П. Румянцева, лично экспортировал хлеб в Норвегию (1808,1809). В 1805-1808 годах – городской голова в Архангельске. В 1809 году, во время континентальной блокады, в Архангельск впервые стали прибывать американские корабли, на которых доставлялся сахарный песок. По просьбе властей построил с купцами А.И. Амосовым и В. Брандтом 6 сахарных заводов, истратив около миллиона рублей. К этому времени имел 4 жилых дома и 4 завода: два сахарных, канатный и суконный. В конце жизни разорился, взяв крупный кредит на поставку хлеба. Объявил себя банкротом. В 1818 году ликвидировал торговый дом и уехал в Петербург. По его инициативе в 1848 году создан Архангельский городской общественный банк. Умер после 1848 года.
Полная версия:
http://xn----7sbbraqqceadr9dfp.xn--p1ai/articles/151900-pechalnaya-sudba-initsiativnyih-russkih-predprinimateley
Александр Рашковский, краевед, 25 февраля 2015 года.
