Пять тысяч динаров

Что значат деньги для Вас?
Думаю - многое. Как для меня, для прохожего за окном, для всех.
Но в представлении таможенника - «деньги» это не просто средство платежа, бумажки и монеты, которыми рассчитываются за хлеб, молоко и дорогие иномарки.

Есть в понятии «Деньги» для нашего брата что-то сакральное.

Наверное именно этой сакральностью и объясняется то, что «нумизматика» и «бонистика» так распространены среди сотрудников таможенной службы.
В любой таможне нашей Родины, неважно где находящейся, от таможенного поста в Калининграде, до самого желанного Владивостока, всегда есть один-два-три любителя, собирающие свою коллекцию.

Нет, я сейчас не о профессионалах-таможенниках, коллекционирующих доллары и евро под матрасом или на счетах в банке Лозанны (отличный, кстати, банк – всем рекомендую).

Сейчас не о них. 
Я о новичках-любителях, которые только начинают свои коллекции и поэтому коллекционируют все, что можно. Такие коллекции можно увидеть на стенах многих кабинетов, разных отделов. Как правило это прилепленные скотчем на стену стандартные файлики для бумаг формата А4, куда бережно сложены по несколько разноцветных банкнот. Иногда с пояснительными записками. «Это Бангладешь», «ЮАР», «Зимбабва» и пр. Обычно рядом висит известный плакат «Не болтай!», что как-бы намекает… 

Забавно входить в кабинет непосвященному и видеть что все стены там увешаны деньгами.

Вот такой же фанат-коллекционер был и в отделе расследований Кировской таможни.
Где-то году в 1995 свела меня судьба с Андреем Палычем, был он начальником отдела и, вняв моей просьбе, учитывая наличие у меня аж 2 курсов юридической академии, взял он меня под свое крыло. 
В те годы все было проще. Это сейчас для того, чтобы работать в следствии надо иметь полное юридическое образование, а тогда юристов было мало, и были оны нужны.
Ну так вот. 

Работали мы с Палычем вместе, пили-ели тож, и под пулями бывало ходили, и дорос я у него до ведущего инспектора, как водится сначала собачились по поводу и без, потом вроде не разлей вода стали. В целом – самые лучшие воспоминания. 

Я думаю, что коллекционированием денег Андрей Палыч начал заниматься после психологической травмы, нанесенной ему неизвестными уже таджиками пойманными в конце 1994 года в аэропорту г.Кирова «Победилово» при попытке выгрузки на таможенную территорию РФ из самолета АН-24 целых 17 мешков контрабандных денег.

Это мы целую ночь эти деньги сначала раскладывали в коридоре, потом фотографировали, потом переписывали, потом считали, потом упаковывали. Но травма была не в этом, конечно. И не в том, что к концу осмотра и обсчета денег не стало больше или меньше. Нет. Стресс испытали все когда все закончили. Мы пересчитали, руками, все 17 картофельных грязных мешков денег бывшего СССР. Которые деньги, напомню, хождения в 1994 году уже не имели и собственно «деньгами» не являлись. 

Горечь потери массы времени, крах надежд явных и нет, настолько потрясли Палыча, что стал он по чуть-чуть свою коллекцию собирать. Чуть не молился на нее человек. Выцыганивал бумажки где только мог и у кого только умел. По линеечке развешивал все. Файлики тряпочкой от пыли протирал. Вот.

Доллары и марки правда плохо у него хранились. Регулярно заменялись ксерокопиями, но на время, потом восстанавливались в оригинальном виде.

И вот, в самый разгар этой мании, ловим мы Иранскую фуру. С мебелью восточной из Ирана, без малейших бумаг. Как они тут очутились, непонятно. Первый день-два дико заняты были, чуть не сами эти мебли на себе таскали, пачку протоколов исписали, всех допросили, как могли. Тут, надо сказать, трудностей было много, не привыкать нам чумазых иностранцев допрашивать. Оно конечно то, что они по-русски не говорят, понятно, то, что по-английски, по-французски, по-испански не понимают, тоже ничего. Но чтобы иранцы еще и фарси не знали – ни в какие ворота не лезет. 

Был у нас один доморощенный переводчик с фарси, Мурад Эменулла-оглы Гусейнов, сиречь – Муратка, в охране работал. Шкафчик был под 2 метра ростом (причем под 2 метра- это в стороны уменьшения, там все 2.20 было) и под 150-160 кг весом, причем мышц. 
Крупный мужчина. Как он переводил – вах! Как только он в кабинет к нам заходил, причем мы театрально ему звонили по внутреннему и, жалуясь, говорили: –Муратик, зайди к нам, на минутку, тут с нами разговаривать отказываются - все задержанные вспоминали русский язык и начинали все признавать быстрее, чем мы у них спрашивали. 

Но в этот раз случай был тяжелый. 

Задержали мы двоих. Водилу, который вообще никакой и деда-экспедитора. 
Дед колоритный до-немогу. Лет ему было 65-67, высокий, худой, борода седая, узкая, сам в халате каком-то рваном. Вылитый Хоттабыч, кто помнит кто это. 
Вот и пытаемся мы деда разговорить. И вдвоем и поодиночке. Муратку звали два раза – ноль реакции у дедушки. Лопочет по своему что-то, слов не разобрать, руками машет на небо показывает. Бились, бились – не колется, как партизан на допросе.
Пока суть да дело – пролетела смена. Время 17.00. 

Взяли мы перерывчик небольшой. Промеж себя решить, чего делать. День рабочий кончается, домой пора, надо куда-то дедушку на постой определять. Выставили мы его в коридор, охрану к нему приставили, чтобы, значит, не убег. 

Слышим через пару минут из коридора дикий крик, к нам залетает начальство в лице Лазарева Михаила Альбертовича, наиглавнейшего нашего начальника, и велит с дедом разобраться немедленно и сегодня же его домой отпустить. Ну, мы несколько опешили.
-Что так сразу «отпустить»?!
У Муратки, что в коридоре стоял и процесс общения деда-контрабандиста с генералом нашим видел воочию интересуемся уж не покусал ли дед начальника нашего, не стряслось ли чего и откуда такая милость явлена? 
Оказалось все просто.

Часы пробили пять. Мы деда в коридор выставили, а он, знаками уточнив у охраны, где тут восток, – бухнулся на колени намаз творить.

И надо же было такому случиться, что восток приходился в аккурат на дверь кабинета начальника нашего набольшего, бравого генерал-майора Лазарева Михаила свет-Альбертовича.
Ну, понимаете что было дальше? Конечно. 
Дверь открылась, начальство выходит из кабинета своего, намереваясь после трудового дня возвращаться домой и тут – на тебе! Стоит дед и лбом поклоны ему бьет. 
Непростая ситуация. Сложная.
Вот тут у генерала нашего, человека по сути мягкого и непривыкшего к таким восточным оборотам и взыграло ретивое.
Велено было деда с машиной нам отпустить, а мебеля контрабандные – конфисковать к черту, сиречь в доход государства.
Ну мы, конечно, не особо и горевали. Велят – посадим, велят – отпустим.
Часа за два все сделали, бумаги оформили, начальству на подпись представили.
Деда отпустили.
И когда деда отпускали он так нехорошо лыбился на коллекцию Палыча, по стенам развешенную. Ой – нехорошо!
Полез дед в карман халата. Достал гигантский бумажник, раскрыл и Палычу на стол бумажку розовую, с мужчиной, на аятоллу Хомейни похожим, изображенным в чалме, и цифрами 5000 зигзугов каких-то – хлоп! А сам пальцами в коллекцию Палыча тычет. Ну поняли мы, что не взятка это, так презент небольшой, для расширения коллекционного фонда и развития добрососедских отношений. Бумажку приняли, перевели, динары там оказались, дедушку вниз к машине спустили.

С учетом позднего времени, разъехались все по домам.

Наутро обычная текучка началась. Допросы, осмотры, запросы, бумаги, постановления и проч. Как самого себя зовут – забудешь. И вот в этой-то круговерти мне Палыч вопрос задает:
-А глянька,- говорит,- Ян, чего счаз динары Иранские стоят, интересно.
Ну, вот мне дело еще по папкам рыться и курсовку ЦБ искать... Ляпнул, что первое в голову пришло.
- 16 рублей 20 копеек за штуку.
Чего-то нехорошая тишина в отделе повисла и как-то на улице сумрачно стало.
Поднимаю голову – Палыч сидит бледный, губами шевелит, в уме считает. 
Насчитал – а голову схватился.
По моему – то курсу получается, что тянут эти 5000 динаров аж на 10 кило американских рублей. 
Доллар-то по 6 рубликов был до 98 года, да.
Бедный Палыч мечется. То заявление на отпуск кинется писать, что бы, значит, в Москву ехать и там динары заморские на деньги обменять, то рапорт пишет о сдаче иностранной валюты, забытой провокатором в чалме у него на столе.

Метался так с час, не меньше. Потом, правда, решил меня перепроверить, курсовку схватил (нашел ведь где-то) и увидел, что ценность этого Хомейни – и в самом деле 16 рублей 20 копеек. Только не за 1 динар, а за 1000.
Да-с. Скандал-с был большой-с. Чуть морды бить не начали.
Но ничего, пережили. 
Кстати с тех пор Палыч от коллекционирования дензнаков отошел. Фуражки форменные сейчас собирает.

А ежели кто сомневается в правдивости рассказа, то может в Кировский драматический театр сходить и поглядеть на мебеля раззолоченные, что на сцене стоят. Таможня наша, помучавшись, за копейки потом конфискованные Иранские столы и стулья именно туда продала.

Оригинал