Конец маленького человечка
Михаил Берг: между прорехой на человечестве и конституционально глупыми
update: 18-02-2015 (12:47)
С сайта «Каспаров.ру».
Чем путинская Россия опаснее советской, да и, пожалуй, гитлеровской Германии? В ней отсутствует притягательность утопической новизны и страстность в открытии неизвестного (пусть оказавшегося иллюзией), а есть лишь тотальная недальновидность и дикое беспощадное упрямство в отстаивании заведомой ошибки.
Те, кто при этом укажет на разницу в уровне репрессий, будет прав; Путин изо всех сил избегает сползания к кровавой мясорубке 30-х годов, он как бы обозначает репрессии точечными запугиваниями в ответ на усиление опасности для своих интересов, но нужно понимать, что у него немного шансов удержаться на краю.
Путинский "Русский мир" – это поверхностный микст игры в национальную утопию вместе с имитациейутопии социальной (которая прокламируется, давно обещается, но никогда не будет осуществлена, потому что капиталистическая основа режима выпирает из нее как волчьи уши из-под бабушкиного чепца).
Если подбирать более или менее подходящий эпитет, характеризующий эволюцию режима, то это даже не контрреволюция неудачников, не реанимация просроченных и поверхностно понятых устаревших идей, это какая-то завершающая глава из истории маленького человека в России.
Которого, что скрывать, носили на руках, уверяли в природной мудрости и кристальной чистоте невиданных потенций, и он не то, чтобы поверил, но еще больше возненавидел всех, кто его умнее. И решил в яви (ее очередной версии) воплотить мечты о возмездии обиженного, сбитого с толку существа, у которого к мирозданию кроме вопроса: ты меня уважаешь? – других вопросов нет.
Все эти варианты русского мира есть слепые копии воспроизведенного по неточной памяти и плохому знанию упрощенного нацизма третьей свежести, без немецкого размаха и кружащей голову немецкой утопичности. Но наша утопия и реванш, в лучшем случае, посредственностей, если не неудачников рода человеческого, второгодников.
Что противопоставить ненавидимой западной цивилизации (общего пунктика всех тоталитарных и авторитарных систем), каких таких ариев-атлантов из Лугандона, каких еще белобрысых бестий, вместо которых лишь в лучшем случае бывшие секретари заштатных райкомов комсомола, сотрудники МММ и номенклатурщики второго, третьего, десятого пошиба. Это даже не фашизм, не нацизм со сталинским коммунизмом, это – плохая игра в тени этих далековатых и странноватых идей такими плохими статистами, что они сами не могут поверить в свою убедительность. И единственное, что создает гремучую смесь фаустпатрона и коктейля Молотова – это комбинация почти бесконтрольного зуда власти с невозможностью придумать, на что бы такое ее еще нацелить, чтобы мир присел, крякнул и зажмурился от изумления.
То же самое про социализм, на который путинская недотыкомка похожа только тем, что в какой уже раз в качестве примера для подражания и протагониста якобы революционных перемен вытаскивает из угла несчастное существо по имени Володя-маленький, который не знает, ни руки куда деть, ни природное стеснение, которое перебарывает хрестоматийным хамством. И хотя лоснится от потного удовольствия быть витриной для изумленного человечества, а у самого, окромя мордобития, никаких чудес.
Но именно здесь, как ни странно, таится главная опасность: и у нацизма, и у социализма был в качестве составляющей святой утопический восторг, настоящая вера в преодолениевековечных преград и в преобразование человечества, в том числе антропологическое. А у путинского дерматина кроме претензий, чтобы их приняли за чистую монету – ничего нет.
Советский человек разочаровался в социализме и снес СССР как избушку на курьих ножках. Немцы от стыда из-за очарования нацизмом сглотнули национальную гордость нескольких поколений, словно слюну после лекарства. Что сделает с русскими неизбежное понимание, что они дали увлечь себя жестокой и бессмысленной чепухой на постном масле, в которой ни полета, ни идеализма, ни мечты, ни конструктива, а лишь дятлом в башке поутру: ты меня уважаешь – нет, мил-человек, ты меня не уважаешь!
Мне кажется, от невозможности рационально постичь этот тип, эту редукционистскую комбинацию Акакия Акакиевича с Платоном Каратаевым, народа-богоносца с пролетариатом, зощенковского героя с "я пастернака не читал", члена трудового коллектива с одобрямс, патриота с крымнашистом, – его постоянно пытались остановить каким-нибудь хлестким названием, как впоследствии выяснилось, неточным и неокончательным – гегемон, прореха на человечестве, грядущий хам, совок, быдло,конституционально глупый. Хотя человек этого типа может неплохо учиться, совсем не обязательно быть дурен и зол, может быть толковым исполнителем, предъявлять различные таланты, кроме, пожалуй, одного, социальной вменяемости и независимого мышления, и, как следствие, способностей к социальному строительству. Здесь абсолютный тупик, dead end.
Кстати говоря, наиболее отчетливой рифмой, когда из-за чувства вины обожествлялась наиболее социально отсталая часть населения, была ситуация с бывшими рабами в Северной Америке. Других случаев столь акцентированного выделения в фетиш для поклонения именно необразованного социального страта, припомнить непросто.
Когда говорят о самоубийственности проекта Путина, об этом, понятное дело, думают в последнюю очередь. Да и то, конечно, сколько еще может наворотить маленький человечек на троне в Кремле. Но ведь стыд пробивает и больных на головку, и уверенных, что другие видят не тебя, а твое представление о себе. Стыд и разочарование доступны почти любому, особенно, если деваться больше некуда, а куда деваться русскому человеку, когда он сам с отвращением увидит, что напортачил из сочетания чувства неполноценности и чувства превосходства?
Я понимаю сомнения тех, кто не верит в рефлексию нашего героя, в его способность ужаснуться самому себе и узости своих горизонтов, что сомнение вообще способно рано или поздно в нем проклюнуться как живой цыпленок в выпиленном из дерева яйце. Но и не вижу другой возможности разрешить коллизию с массовым упоением даже не пустотой (у пустоты, бездны, пропасти, как известно, свое мрачное величие). А просроченными, плохо интерпретированными идеями прошлого и позапрошлого века, построенными на дешевых понтах и обидах в оловянных глазах.
Можно, конечно, из природного упрямства идти, пока дорога не кончится стеной, но когда-нибудь и сомнение в себе перевесит сладость фанаберии, вместе с желанием вернуться в пределы нормы, сесть за заднюю парту второгодника и выучить таблицу умножения.
А все потому, что миф о мессианском народе-освободителе в вековечных цепях жалости сплела почитай вся русская классика из-за чувства вины перед убогостью и обреченностью человека из простого народа, приняв тотальную необразованность с хитростью и ленью наперевес за потенции гения и гиганта. А советская власть лишь подретушировала образ народа-богоносца марксисткой косметикой о всесилии пролетариата.
Вот этот гомункул и вертит на шампуре весь разумный мир, который не знает, как соскочить с безумной карусели, а что придет вместе с абстиненцией – страшно подумать.
Так что, одновременно с концом нескольких эпох, путинская – это, скорее всего, конец мифа великой русской литературы о добром, умном и могучем Иване-дураке, который только как предаваться сладостному самообману о своем фейковом величии, ничему от этого мифа не научился.
Как любой самообман – это что-то вроде промокшей под дождем одежды. Сырую надо бы снять и просушить, пока надев новую, пусть с чужого плеча, но зато с лекалом по сеньке шапка, без закидонов и пустых иллюзий, стоивших стране так дорого, что ни один Гитлер с Наполеоном и Батыем такого урона не причинили.
Так как нельзя компьютерной опцией поменять одну базу данных на другую, один народ на следующий, обновленный за счет update, значит, никакой иной надежды как на трезвость, коей раньше почему-то не было, не осталось. Кто-то и это назовет розовощекой иллюзией и будет прав, что у гражданской войны или войны мировой – шансов-то побольше, чем у просветления. На что возразить можно только одно:
а никакой другой надежды у меня для вас и себя не осталось.
