Вор

легенда о Гамельнском крысолове

Уважаемый читатель, Вам, возможно, любопытно будет узнать, как грустно откладывать перо, когда работа воображения завершена и автору чудится, будто он отпускает в призрачный мир часть самого себя, когда герои, созданные силой его ума, навеки уходят прочь, чтобы продолжить жизнь в умах читателей. Мне нечего добавить к этой истории, разве только мне стоит признаться, что мало, кто способен, читая её, верить в правдивость написанного больше, чем верил я, когда переносил на бумагу события тех дней.

Унылым, промозглым утром, когда я вышел на улицу: дул ветер, моросил дождь, а нависшие, хмурые, грозовые тучи, висевшие над Гамельном, казались плотными и тяжёлыми. Утро было очень темным. Серый туман поднимался от реки. Все было мрачно и сыро. Дождь шел всю ночь - на мостовой стояли большие лужи, которые я старательно обходил. Я шел по запущенной, забытой аллее каштанов, полутемной и холодной, меж прямых черных стволов. Блёклый свет начинающегося дня только омрачал картину. Многие фонари были погашены, а светившие, не окрашивали темные от сырости дома в теплые и яркие тона, а при бледном, утреннем свете лишь уныло освещали мостовую. В городке, казалось, никто еще не просыпался: во многих домах окна были закрыты ставнями, а улицы, по которым я проходил, были тихи и безлюдны. Аллея стала расширяться и замкнулась вокруг деревянной полуразрушенной беседки. Неожиданная акация, разросшаяся, по-видимому, после того, как люди перестали посещать беседку, заслоняла вход. Когда я подошел к беседке, уже совсем рассвело. Поравнявшись с ней, я вдруг услышал тонкий, детский плачь. Отодвинув мокрые ветви акации, я увидел мальчика лет пятнадцати, хорошо одетого дрожащего от холода, сидевшего на старой скамье беседки. – Ты что здесь делаешь в такой час – спросил я его, но, не дождавшись ответа, снял плащ и накрыл им дрожащего как осиновый лист на ветру, мальчика. – Я Вас знаю – вдруг сказал он дрожащим голосом. – Вы хозяин книжной лавки возле Маркеткирхи – Да это моя лавка и зовут меня Клаус Персинвааль - А как тебя зовут и где твой дом? – Герман Фон Бруутен – опять произнес трясущимися от холода губами, мальчик, я живу в замке на горе. - Ты сын Герцога? - Спросил я, очень удивившись. - Ага – закивал он, кутаясь в мой плащ. – Что ты делаешь здесь в такую пору? – Я сбежал из дома – ответил он грустно. – Пойдем ко мне, отогреешься и расскажешь свою историю – предложил я. – Идем – согласился он. Выйдя из беседки, мы торопливо пошли, обходя лужи, направлением к главной площади города, где располагалась моя небольшая книжная лавка.

По улице, направлением к рынку, медленно тащилось несколько деревенских повозок, да изредка проносилась с грохотом почтовая карета, облепленная грязью. Уже открылись трактиры, и в мокрых от дождя стеклах окон, причудливо переливались газовые фонари. Начали открывать и лавки, а навстречу изредка попадались одинокие прохожие, кутавшиеся в мокрые плащи. Холод пронизывал насквозь. Странные ветви каштанов, похожие на щупальца диковинных животных угрюмо покачивались над нами, словно дополняя унылый пейзаж. Глухой шум просыпающегося города, доносился сюда, как гудение огромного органа. Небольшая площадь возле городского собора ещё спала. Подойдя к дверям лавки, я открыл дверь и пропустил моего замерзшего спутника вперёд. – Снимай плащ и проходи к камину - предложил я. – Спасибо господин Персинвааль – сказал Герман и, усевшись у камина в кресло, протянул свои худенькие руки к пламени. Камин источал живительное тепло и через несколько минут Герман совсем согрелся. Согрев чай и предложив его Герману, я сел в кресло напротив и вопросительно взглянул на собеседника. – Вы когда, ни будь, слышали историю о крысолове? – Спросил Герман тихим, дрожащим голосом. – Ты имеешь в виду историю про пропавших детей и дудочку?- удивился я?- Так это сказка, никто этого крысолова не видел, и куда дети делись на самом деле, не знает. – Я знаю - продолжил тихим голосом Герман. – На самом деле? Заинтересовался я, рассказывай!
- Древний род Бруутенов ведет своё начало от Германа Бруутена проживавшего в северных саксонских землях и являвшегося служителем древней религии саксов. Когда в эти земли пришла Чума и города стали пустеть от смерти один за другим, к нему обратились жители его родного города с просьбой выгнать полчища крыс, наводнивших пустые брошенные дома. Герман согласился с условием, что ему заплатят золотом за его работу и дадут ему в ученики своих детей. Что было потом, правдиво рассказывает легенда. Герман Бруутен выполнил условия но не получив награды увел детей горожан в другие земли. Там дети выросли, стали воинами и сделали Германа своим полководцем. Мой дед, тоже Герман Фон Бруутен поступил так же, уведя детей из земель Пруссии. Он построил замок на горе, близь деревушки Гамельн, где наш род и живёт до сих пор. Дудочка при помощи, которой, мои предки делали так, что дети забывали своих родителей, до сих пор хранится в замке. Мой отец герцог Отто Фон Бруутен готовит меня к новому походу за детьми в Баварские земли. Богатство Фон Бруутенов должно пополняться землями и людьми. Мне противно, что моя фамилия связанна с людским горем, и я не хочу продолжать страшную историю нашего рода. Герман замолчал. Чай в наших чашках остыл.

Вдруг солнечный луч, прорвавшись через окно, медленно пересек комнату и остановился на старой картине, висевшей над камином. Комната, по которой он не спеша пробирался, представляла собой одно из тех хранилищ всяческого любопытного и редкостного добра, какие еще во множестве таятся в темных закоулках старых домов Германии, ревниво скрывая свои пыльные сокровища от посторонних глаз. Дубовые темные панели стен были уставлены стеллажами с книгами. Здесь были рыцарские доспехи, маячившие в темноте, словно одетые в латы привидения и ржавое оружие всех видов. Причудливые резные изделия, попавшие сюда из монастырей, фарфоровые, деревянные, слоновой кости и чугунного литья статуэтки, мебель и гобелены, таких странных узоров и линий, какие можно придумать только во сне. Но главное всё же книги. Их было так много, что казалось, ими было наполнено всё пространство лавки. Герман улыбнулся – Как много у Вас книг? Промолвил он, переводя взгляд на комнату. - Всё верно - сказал я – Ведь ты в книжной лавке. Когда солнечный луч незаметно исчез, и по комнате разлился бесцветно-серый дневной свет, я отодвинул ржавые засовы и распахнул тяжелые двери лавки.

Стук копыт и грохот колес экипажа по каменной мостовой прервал нашу беседу. – Отец – проговорил Герман и потупил взор. Из остановившейся кареты, вышел высокий седой человек в прекрасном черном камзоле. Оглянувшись по сторонам и найдя взглядом, дверь моей лавки он направился в нашу сторону. – Вы Клаус Персинвааль? Начал он с вопроса. – Да, господин герцог. – Я Герцог Фон Бруутен – продолжил он, не обращая внимания на мои слова. – У Вас мой сын Герман? – Да вот он - ответил я. – Едем домой мой мальчик приказал герцог, указывая на карету. Герман, опустив голову, молча поплёлся к карете, стоявшей на краю площади. – О чем Вы говорили - сухо спросил герцог, оглядывая лавку. – О дудочке, и о тайне рода Фон Бруутенов – ответил я. – Значит, теперь Вы всё знаете? Тем хуже для Вас господин Персинвааль! Если до завтра Вы не уберетесь из города, Вас обвинят в чем угодно и повесят. Выбирайте, времени у Вас сутки. Но разве можно ломать судьбу мальчика, из за старой истории, служащей проклятием Вашего рода? Спросил я, пытаясь остановить герцога. – Не Ваше дело - упрямо ответил он, выходя из дверей на улицу. – Я Вас предупредил, в Вашем распоряжении сутки. Карета, прогремев колесами по булыжной мостовой, скрылась за углом городской кирхи. Я остался один у дверей своей старой книжной лавки, полный тягостных раздумий. Но раздумья мои не касались лавки, не касались книг и редкостей, которые я собирал всю свою жизнь. Все мои мысли занимал Герман, мальчик, сил которого не хватало на борьбу со злой судьбой его рода. Чем я мог помочь ребенку, восставшему против вселенского зла? Сколько судеб переломает продолжение истории Гамельнского крысолова? Как я простой продавец книг могу изменить историю? Весь день, я не находил себе места, постоянно думая о судьбе Германа и о судьбе тех детей, которых коснется эта страшная история в будущем.

Под вечер, я, уложив тележку свой нехитрый скарб и закрыв двери и окна лавки ставнями, двинулся по пустеющим улицам. Тоска сжимала моё сердце, поэтому я, пробираясь окольными тропинками, уходил далеко за город. Солнце вдруг решительно пробилось сквозь тучи и сразу стало тепло. Грозовые облака уплыли вдаль, и марево летнего дня наполнило теплым ароматом воздух соснового леса, по тропинке которого я тащил тележку. Изредка до меня доносилось нежное воркование лесной горлицы, упивавшейся своим голосом. В блестящих зеленых листьях плюща возились и чирикали воробьи, а голубые тени облаков, как стаи быстрых ласточек, скользили по траве. Поднимался лёгкий ветерок, он, приносил с собой то пьянящий запах сирени, то нежное благоухание алых цветов боярышника. Но не успел я въехать в аллею, ведущую к Гамельнскому замку, как небо вдруг заволокло тучами, и странная тишина сковала воздух. Огромная стая галок молча пролетела у меня над головой. Когда я поравнялся с замковой стеной, большими редкими каплями начал накрапывать дождь. За стеной вставал древний замок - остроконечные башни его красной черепицей тянулись к небу, а массивные стены горделиво возвещали о былой силе и мощи, когда лет сто назад он оглашался ржанием конницы, бряцанием оружия и шумом празднеств. По обеим сторонам тянулись, уходя вдаль, берега реки, покрытые пастбищами, виднелись ветряные мельницы.

Вдруг ветер донес до меня звуки голоса, доносившиеся со стороны замка. – Господин Персинвааль, Господин Персинвааль! Я оглянулся и увидел стройную фигуру молодого Герцога, несущуюся со всех ног по полю от замка. – Господин Персинвааль, это я Герман. Я оторопел и остановился. Добежав до меня и отдышавшись, Герман рассказал, что отец его велел выпороть и запер в комнате. – Мне не было больно господин Персинвааль - постоянно твердил Герман – Я сказал ему, что не буду продолжать историю с дудочкой и детьми! – Я так и сказал ему - господин Персинвааль! Герман был возбужден, но лицо его светилось от счастья победы над своим страхом. – Я больше не вернусь домой, твердо сказал он и спросил – А можно я пойду с Вами? – Но у меня больше нет жилья мой мальчик - ответил я. - Ничего возразил Герман, у меня есть много денег и ещё кое, что, и он достал из своей походной сумки большой мешочек звонких золотых монет и деревянный футляр крытый красной сафьяновой кожей. – Что это – осторожно спросил я? - Как, что это и есть та самая дудочка, я украл её у отца. Никто больше не сможет забирать детей. Я вор господин Персинвааль. – Ты не вор мой мальчик спокойно сказал я. Ты поступил справедливо во имя людей. А теперь если ты не хочешь встречи с отцом, пора уносить ноги.

Мы долго скитались с Германом по земле, Я учил и лечил людей, а Герман учился и во всё помогал мне. Мы купили поместье вдали от германских земель на юге и спокойно жили там, помогая людям. Герман вырос и возмужал. Вступив в Тевтонский Орден, он стал рыцарем и, покинув меня, в числе многих, бился у стен Иерусалима. Через много лет, я получил послание от монаха Ордена, где говорилось, что рыцарь Герман Фон Бруутен умер от ран в одном из госпиталей Ордена и похоронен у стен Иерусалима.

Сейчас, когда я заканчиваю написание этих строк, передо мной на столе лежит пожелтевшее от времени, письмо о смерти Германа и старая, серая, треснувшая во всю длину свирель, как память о последнем Гамельнском крысолове.