Воздух родины слишком тяжёл,
чтоб взлетать и лететь – неподъёмен...
Вместе с прочими медленно шёл,
тоже сумрачен, беден и тёмен.
И дробилась эмаль на зубах,
и белели, впиваясь в ладоши,
ногти, мат замерзал на губах,
и горбы проступали от ноши.
Все молчали. И воздух густел,
нестерпимо давил он на плечи.
пот холодный – от скованных тел,
но... никто не решался на речи.
Смерть почуял... О, чуток замер
на краю безысходного горя.
И тогда я внезапно запел,
сам с собою и прочими споря.
Лишь в начале запнулся язык,
голос взял уже первые ноты
и, сойдя на усталых, на злых,
он потребовал хором длинноты.
И надтреснутый голос бичей
вперевалку поплыл над колонной...
Он не мой, не его – а ничей,
до свободы охочий, голодный.
...Не забыть. Ни сейчас. Ни потом.
Мне не надо о выпавшей доле!
Хочешь знать: долго быть под кнутом?
Сколько вытерпишь это – дотоле.
Герман, замечательно.
Не зря вурдалак Джуга поднимал тост за терпение русского народа...
А стихи хорошие, точные. В самую суть...
Всякая офисная моль себя поэтом мнит. За Россию страдает возле монитора. Работать так бы желали, как ситишки сочинять.
Отвечаю "ойжути". Судя по всему, непотребное написал не житель Марий Эл. Знай он мою биографию 63-летнего человека и мои работы, никогда б не злорадствовал. Если же знает и тем не менее... То жаль.