Прерванный полет Анны Яблонской

24 января 2011 года в зале международных прилётов московского аэропорта «Домодедово» террорист-cмертник привел в действие взрывное устройство. В результате террористического акта погибли 37 человек, еще 180 получили ранения различной степени тяжести. Среди погибших оказалась Анна Яблонская, поэт, драматург, и просто талантливый человек.

Аня летела из Одессы в Москву на вручение престижной премии журнала «Искусство кино» за  пьесу «Язычники». Из более пятисот произведений жюри конкурса выбрало только пять, в том числе Анину пьесу.
Когда умирают люди, это всегда трагедия. Но когда уходят из жизни молодые, на взлете жизни — почему?! Нет горше для родителей хоронить своих детей.

У Ани осталась дочь Маша, которой за 3 дня до гибели мамы исполнилось 3 годика.

Говорят, что Аня предчувствовала свою смерть. И боялась летать на самолетах, но по необходимости приходилось летать. Правда, когда она была в 11 классе, совершила свой первый прыжок с парашютом. Как она сама об этом писала: «Прыгнуть с парашютом было моей заветной детской мечтой».

«Никогда не думала, что она станет явью после первого одесского конкурса "Мисс Пресса", где от клуба экстремальных видов спорта "Ультраспорт" я получила специальный приз — талон на прыжок», — писала Аня.

Ей не было страшно. Ей было интересно! Не знаю, может это бесстрашие молодости. Кому не хочется испытать себя? Но как вам такой приз?

Аня вела живой журнал в Интернете с красивым  ником silkhat (шелковый цилиндр).   Теперь этот блог мемориальный, туда нельзя писать и что-то добавлять.

Многие обратили внимание на запись в блоге, сделанную Аней 21 декабря 2010: «Мне кажется у меня осталось очень мало времени». А 27 декабря она написала: «Не люблю тесты и тосты. Поддалась общей панике. Завершающая часть тоста — особенно хороша. Это так и есть»:

Новогодний тост от Live1000: silkhat: «В будущем году хочу осуществить в своем театре большую массовую постановку на определенную тему с определенными аллюзиями из русской классики. В общем, давайте выпьем за то, чтобы уверить людей, что я "покаялся" перед смертью».

Последняя фраза — цитата из дневника Льва Толстого.

Когда Аня училась в школе, ее школьные сочинения всегда были самые лучшие. А как она здорово написала небольшое эссе о посещении Одесского оперного театра!

Я собрал небольшую библиотечку из произведений Анны Яблонской, из того, что можно было найти в Интернете. Не знаю почему, но вот уже третий год, когда приходит январь, я думаю о ней, и сердце гложет мысль: «За что?! Что такого плохого сделала талантливая девочка этим варварам? Неужели таким образом можно достигнуть справедливости?»

Дмитрий Киценко

* * *

Анна ЯБЛОНСКАЯ

Никуда не надо

Часть 1

Я – художник, я – писатель, я – штукатурить могу


Мне никуда не надо. Мне не нужно идти в школу, в университет, на работу. Я все закончила. Школу, университет, работу. Меня как бы нет. Я как бы могу делать, что хочу. То есть можно встать утром (или там, в полдень), умыться, зубы почистить и садиться писать книгу. Роман. Или пьесу. Или сборник рассказов. Или хотя бы один рассказ. Стихотворение.

Но вместо этого я просыпаюсь в восемь утра от озноба: я опаздываю на работу, в школу, в университет, нужно бежать на маршрутку, через двадцать минут совещание, я не выучила третий вопрос в билете… Нет. Нет, ничего этого нет. Фантомная боль. Я просто замерзла. Сейчас же зима. Да, это от холода. Я решаю принять ванну. В восемь утра. Ну и что. Сейчас согреюсь и сяду писать книгу.

В горячей воде все мои мысли расползаются, как страницы в намокшем учебнике. Я лежу и ни о чем не думаю. Мне никуда не надо. Пусть рядом разрываются бомбы – я буду лежать. Кран издает несколько глотающих звуков и замирает. Через секунду из него польется ледяная вода. Вскакиваю – поднимаю маленький шторм. Зеленоватый отблеск капель делает мои руки и лицо такими бледными, что отражение в зеркале вполне можно счесть призраком. Почему бы и нет? Призраку тоже никуда не надо. Ни на учебу, ни на работу. Знай себе ходи и пугай обитателей замка. Интересно другое: принимают ли призраки ванны?

Мой замок, общей площадью пятьдесят шесть квадратных метров, остыл, радиаторы греют еле-еле. И нужно писать роман. Но сначала накопить тепло, иначе заболею. Так. Я, пожалуй, лягу ненадолго в постель, укроюсь одеялом и подожду, пока замок согреется. Только не спать. Беру с полки Теннесси Уильямса. “Ночь игуаны”. Мне нужно учиться писать пьесы. Учиться у кого-то хорошего. Уильямс – хороший. Открываю книгу на середине. В глаза бросается случайная реплика: “А вы прибавьте ему сегодня капельку яду в маковый настой, чтоб ему не просыпаться завтра….”. Закрываю книгу и глаза. Я знаю точно, что не хочу умирать. И засыпаю.

В полдень – кофе и компьютер. Интернет, почта. Сейчас посмотрю и буду писать роман. Эта мысль посещает меня с периодичностью раз в час. Я тоскливо гляжу на книжную полку, на одиноко лежащего в незаправленной постели Уильямса, на мигающий квадрат экрана, в пустую чашку. Итак, роман. Почему, собственно, роман? Сегодня утром после ванны я думала о драматургии...

Надо определяться с жанром.

Вчера к нам приходил сосед-наркоман. Одолжить денег и насчет работы. На вопрос “а что ты умеешь” он дал гениальный ответ: “Я – художник, я – писатель, я штукатурить могу”. И добавил, что за последнюю неделю он шесть раз прочел “Лолиту”.

Я не могу даже штукатурить. Но тоже люблю Набокова.

Пьеса. Что же насчет пьесы? Хочется есть. Еще не вечер, хотя уже темно. Темнеет быстро. Зима. Иду на кухню. В холодильнике – какая-то колбаса. В хлебнице – какой-то хлеб. Еще есть капуста. В нижней камере. Поди ж ты, не сгнила еще! Я решаю сделать салат. Из хлеба, колбасы и капусты. Нормально. Даже вкусно. Если с уксусом. Возвращаюсь за компьютер и понимаю, что вопрос самоидентификации не решен. Кто мне сказал, что я – писатель? Меня похвалили, да, в каком-то журнале. А в другом журнале меня обругали. И вполне убедительно. Но почему же я поверила тому, первому журналу? Почему я решила, что больше не нужно учиться в школе и в университете и больше нет сил работать на работе, а надо писать книжки? И главное, почему я не только подумала, но и осуществила весь этот план? Холодею от мысли, что это правда. Что я все это провернула. Что я больше не “мэнэджер” в офисе и не студентка факультета, а неизвестно кто. Писательница.

Но к вечеру – настоящему зимнему вечеру – когда темнота становится непроницаемой, выходить в нее страшно (а я уже неделю не выходила), выключаю компьютер, беру чистый лист бумаги и понимаю, что я – живая.

И все не напрасно.


Часть 2

Я на крышу лезу. Вам ничего не надо?


Никуда не надо. В физическом смысле. В метафизическом – постоянно куда-то надо, но не совсем понятно куда. Помог бы кто, объяснил.

Снова приходил сосед. Я посмотрела в глазок и не открыла. Он стоял на лестничной клетке с заломленными руками в шапке типа “горшок” и странно улыбался. Пару дней назад кто-то пытался выкрутить наш глазок. Я не стала открывать.

– Это сосед ваш. Петя.

– Да, Петя?

– Я на крышу лезу. Вам ничего не надо?

– Нет.

– Ну, я пошел тогда.

Господи, как странен мир! Может быть, сосед знает что-то, чего не знаю я? Может быть, на крыше происходит самое важное?..

Выхожу на балкон и замираю. По крышам окрестных хрущевок ходят люди с факелами. В сапогах. Смолят. Гоняют голубей.

Лучше вернуться туда, где спокойнее. В мир электронных прикосновений. Бегущие строки, сурдоперевод вечности.

Мама, зачем ты родила меня в эпоху Интернета? Нет, мама, прости, ты не виновата. Ты родила меня раньше. Страшно подумать когда. У меня был друг – старше всего на пару лет. Родители рассказывали, что его любимой детской игрой были “похороны Брежнева”. Гроб из кубиков. За гробом – процессия из машинок. Не было черных лимузинов, поэтому в ход шли все – желтые гоночные, красная “скорая помощь”, синий “КАМаз”, зеленый подъемный кран… Процессия медленно двигалась за гробом под похоронный марш в исполнении маленького мальчика, насмотревшегося по телевизору похорон вождя. Их крутили по всем каналам. Каналов было аж три. Позже мальчик вырос и стал музыкантом. А потом его убили на улице. Случайно. В двадцать три года. Его похороны не показали ни на одном из восьмидесяти каналов. А гроб несли на руках.

Моя пьеса-роман-рассказ никак не двигаются.

Я роюсь в шкафах и ящиках в поисках чуда. Как собака, которая учуяла запах, но не может его опознать. Нахожу свидетельство о рождении. Зеленая обложка. Гриф “СССР”. Внутри – рукописным способом зафиксирован факт моего появления на свет. В графе “национальность родителей” – что-то невнятное. Мое частичное еврейство нежелательно афишировать в свидетельстве о рождении цвета скатерти на столе в Политбюро. Такой до боли зеленый. Мне вроде бы и лет немного. А смотришь на эту книжку – так мне все сто, тысячу, десять тысяч лет! Ну, не может быть, чтобы младенцам такие бумажки выдавали.

Как сказал Франц Кафка: “зачем девушкам документы?”.

Опять иду к окну. И понимаю важную вещь: на свете все еще есть люди, которые обувают сапоги, берут факелы и идут на крышу. А не в пижаме с чашкой кофе ползут к компьютеру. Такая у них работа. За этими людьми – будущее. Все остальное – чушь.


Часть 3

Добавьте в Вашу прозу побольше жизненных проблем


В принципе, мне никуда не надо. Но неплохо было бы выйти в магазин и купить еды. Да и вообще развеяться. Сегодня из редакции пришло письмо.

“Образы не трогают. Герой не вызывает сочувствия. Добавьте в Вашу прозу побольше жизненных проблем. Напишите о своих друзьях, соседях”.

Так. Друзей у меня нет. Нет, ну есть вообще какие-то. Но мы видимся редко и говорим не о том. А сосед у меня наркоман. Он умеет штукатурить и шесть раз прочел “Лолиту”. Я не знаю, насколько эта проблема жизненна и проблема ли это вообще, но что-то подсказывает мне, что данный образ также может не тронуть редакцию.

Дорогая редакция, как же быть?!

Надо сходить за кефиром. Магазин недалеко от дома – чудом сохранившийся в нашем неокапиталистическом обществе оазис совка. Нигде в городе, ни в одном магазине (и тем более – в супермаркете!) вы не найдете таких продавщиц – матрон с подведенными глазами, и начесами, и синими в горошек чепчиками поверх начесов, цветами и красными бусами на томной груди… Они так красивы, но обязательно нагрубят, если только вы не экстравагантный “мэн” – возможно, бизнесмэн и, возможно (о чудо!), неженатый. Но экстравагантные “мэны” сюда почему-то не ходят – предпочитают, суки, супермаркеты! Поэтому грубят вам буднично, грустно, порой устало, но с неизменным внутренним запалом, всегда готовясь к ответному удару.

Подслеповатая бабушка рассматривает витрину, где выставлены сыры.

– Чего вы туда смотрите? Это вам не надо! Этот сыр дорогой! – предупреждает продавщица.

Бабушка сегодня весь день просидела на почте, а пенсию так и не дали.

– Не высиживайте! – кричали красные губы из окошечка. – Пенсии сегодня не будет.

Но они высиживали. Молча, не двигаясь, закутанные в какие-то невозможные тряпки, никак на реагируя на губы за стеклом. Помнили, что, бывало, скажут “не высиживайте!”, а пенсию потом привозят. Но в этот раз, действительно, ничего не высидели.

Бабушка не обиделась. Действительно, зачем ей смотреть в витрину с дорогими сырами? Совершенно незачем.

Или же, с презрением глядя на буханку хлеба, которую вы только вознамерились взять с полки, длиннорукая продавщица злорадно шепнет:

– А хлеб-то – вчерашний.

И за это я люблю свой гастроном. В супермаркете никогда не будут хамить, но в жизни не скажут, что хлеб вчерашний. Потому что супермаркету нужно все продать. А моим продавщицам ничего продавать не нужно. Они работают здесь вовсе не из-за денег. Более того. Они вообще ненастоящие. Настоящие продавщицы так себя не ведут. Это призраки. Призраки коммунизма. Те самые, которые когда-то бродили по Европе, а теперь обитают в богом забытом гастрономе.

Недавно у входа в магазин поставили игровой автомат. Такой прозрачный пластиковый контейнер, наполненный мягкими игрушками. Бросаешь монетку, и железная лапа опускается в попытке ухватить зеленого зайца или малинового волка. Лапа промахивается – всего в сантиметре от плюшевого монстра, замирает и возвращается обратно. Этот робот имеет невероятный успех у местных алкоголиков. Почему – загадка. Они толпятся, окруженные сопливыми детьми из всех окрестных дворов, и раз за разом опускают в машину “кровные” – которые на водку. В результате долгих манипуляций им все-таки удается вытащить фиолетовую белку. Дети не сводят глаз с заветного зверя, но алкоголики не занимаются благотворительностью.

Однако что делать победителям с плюшевыми зверями из пластикового бака? Водки на них не купишь. В кредит уже не дают. За несколько минут сомнительного азарта они утратили проверенное стограммовое наслаждение. Растеряно стоят у дверей и чешут опухшие головы.

Наконец кто-то талантливый находит выход. Они договариваются с Галкой – продавщицей из мясного отдела, – и она берет зверей “на реализацию”. Рядом с розовыми кусками говядины толпятся синие обезьяны и оранжевые панды с перекошенными мордами. Видимо, лекала на фабрике мягкой игрушки были искажены каким-то инопланетным хирургом.

Неужели же кто-то купит их?!

Но, судя по тому, что лица у местного контингента с утра малиновые, зверей покупают. Меня интересует: кто? Кто они – родители, которые несут своим детям этих несчастных уродцев с такой многострадальной судьбой, начавшейся в игровом автомате и кончившейся в мясном отделе?..

Подойдя к дому, я понимаю, что забыла приобрести кефир. Слишком сильно увлеклась наблюдением жизненных реалий, которыми мне советовали снабдить мою “не без задора написанную прозу”.

Дорогая редакция, о каком задоре идет речь?

Рядом с домом – аптека. Бабуля с четвертого этажа покупает порошок от вздутия живота и две бутылки “Вигора”. Вигор – это такая целебная настойка, которая, во-первых, дешевле водки, а, во-вторых, когда пьешь ее – возникает ощущение, что ты не пьешь, а лечишься.


Часть 4

Птичий грипп


Никуда не надо. На улице – какой-то чудовищный минус. Через три минуты пребывания на свежем воздухе становится ясно, отчего вымерли мамонты.

Жизнь остановилась. Роман тоже. В самом начале. Я бы сказала: на пороге.

По утрам в окно бьет белый свет. По вечерам воздух становится оранжевым. Снег отражает свет фонарей, наполняя все какой-то киношной дрожащей иллюзией.

Я – в центре кинофильма. Картина о том, что “если можешь не писать – не пиши”. Я, в принципе, скоро смогу. Чувствую в себе силы.

Пока, правда, сложно. Особенно сложно не написать ни одной глупости за день. Но, думаю, это пройдет. Как насморк.

Однако вирусы мутируют.

Птичий грипп опять же.

Говорят, что основная опасность исходит от перелетных птиц. Вчера по телеку показывали репортаж о том, как хозяйские гуси в одной деревне ходили гулять к ставку. Гусей было двадцать. Как выяснилось позже, там, на ставке, гуси общались с какими-то сомнительными дикими птицами, а через два дня все умерли. Потом у этой же хозяйки начали дохнуть куры (с ними предварительно пообщались гуси). Кур было больше сотни. Осталось четыре. Работники местной ветеринарной службы убедительно просили “куровладелицу” не паниковать, сообщив ей, что птица погибла от глистов. Но хозяйка оказалась зоотехником и во внезапное нашествие паразитов не поверила.

– Коли їх різали, в легенях було повно піни! Зрозуміло, що це якесь респіраторне захворювання!*


Таковы “результаты вскрытия”. О них женщина сообщила местному телевидению, хотя и обещала в сельсовете “не паниковать”. В итоге во всех окрестных селах люди без разбора режут домашних птиц, страшась эпидемии.

Во всей этой истории меня интересует не то, как вирус птичьего гриппа передается человеку, и даже не то, когда, наконец, отыщут вакцину. Найдут лекарство от птичьего гриппа – через пару недель появится новая хворь. Телевизор, в этом смысле, неистощимый источник страхов. И самые жуткие фильмы ужасов – это вечерние новости.

Меня интересует: каким образом тем четырем удалось выжить? По каким законам из всего огромного курятника именно эти три курочки и один петух не заразились, не заболели, не умерли? Теперь они спокойно живут в опустевшем курятнике и несут яйца.

Почему из миллиона мальчиков и девочек, сочиняющих рассказы, только четверо становятся писателями?

Наверное, об этом нужно спросить у перелетных птиц.

Больше никто не знает.

____________

* Когда их резали, в легких было полно пены! Ясно, что это какое-то респираторное заболевание! (укр.)

Опубликовано в журнале:
«Октябрь» 2006 № 7

* * *

Такой Аня была в жизни

http://dem-2011.livejournal.com/153775.html

За столиком,Аня в розовом смеется!!Анна Яблонская" Игра мимо нот"

Премьера скандального спектакля «Террористы» — состоялась. За эту пьесу драматург Анна Яблонская была удостоена премии московского журнала «Искусство кино», но эту награду одесситка получила уже посмертно — она погибла во время теракта в аэропорту Домодедово. Премьера в Украинском театре прошла в годовщину теракта. Это первая постановка по пьесе Яблонской на родине. До этого произведения девушки ставили только за рубежом.