ДОЛГИЙ ЯЩИК XX СЪЕЗДА

Это личный блог. Текст мог быть написан в интересах автора или сторонних лиц. Редакция 7x7 не причастна к его созданию и может не разделять мнение автора. Регистрация блогов на 7x7 открыта для авторов различных взглядов.

О.Г.Шатуновская, "Долгий ящик XX съезда", "Общая газета" N 014 от 10.04.1997.

ДОЛГИЙ ЯЩИК XX СЪЕЗДА

Ольга Григорьевна Шатуновская (1901 - 1990) пережила всех, кому после XX съезда КПСС было поручено расследование преступлений культа личности ("комиссия Шверника"). Но и она нигде и никогда не выступала с публикациями о работе комиссии. Считала, что не имеет права предавать огласке материалы, предназначавшиеся только для членов Политбюро. Она даже не подозревала, что дети и внуки тайно записывали то, чем она могла поделиться лишь в кругу семьи. Из этих записей составилась книга, которая, может быть, когда-нибудь выйдет в свет (под редакцией известного культуролога Григория Померанца). Пока же читателям "ОГ" предлагается фрагмент воспоминаний Ольги Шатуновской о событиях, происходивших между XX и XXII съездами.

СТАЛИНСКИЙ ЛИСТОК

Двадцатый съезд на закрытом заседании выслушал доклад Хрущева. В нем шла речь и о том, что обстоятельства убийства Кирова вызывают сомнения, их необходимо расследовать.

Мы начали расследование. Личный архив Сталина и архив Политбюро тогда находились в Кремле. В архиве Сталина обнаружили листок, на котором он собственноручно изобразил два террористических центра - московский и ленинградский. Он сначала Зиновьева и Каменева поместил в ленинградский центр, потом зачеркнул и переставил их в московский.

Я эту рукопись сфотографировала, подготовила записку о том, что необходимо расследовать все сталинские судебные процессы, и разослала всем членам Политбюро (в то время президиум ЦК КПСС. - А.Т.). И тогда была сформирована новая комиссия, во главе которой стоял Николай Михайлович Шверник (материалы к докладу Хрущева на XX съезде готовила комиссия Поспелова. -А.Т.). Кроме меня в комиссию вошли высокопоставленные люди - генеральный прокурор Руденко, председатель КГБ Шелепин и заведующий отделом административных органов ЦК Миронов. Конечно, они сами в архивах не сидели, знакомились с материалами, которые клали им на стол уже как результаты и выводы.

Кроме дела об убийстве Кирова, комиссия расследовала пять сталинских процессов: по делам Бухарина, Тухачевского, Зиновьева и Каменева, Сокольникова и Радека, Пятакова. По каждому процессу работала отдельная бригада. Трудно ли было добывать материалы? Нет. Поскольку было решение президиума ЦК, для нас все архивы были открыты. В расследовании участвовали многие люди. Очень активно работали помощник Шверника Алексей Кузнецов, мой сотрудник по комиссии партконтроля Колесников. несколько энергичных молодых людей из прокуратуры и КГБ.

Мы работали в здании Комитета партийного контроля. Далеко не все нас поддерживали. При том, что Шверник возглавлял комиссию, некоторые его заместители просто рвали и метали.

Выяснилось, что много документов исчезло. Например, во время процессов велась киносъемка, но кадров с обвиняемыми мы не нашли. Ко мне приходили сотрудники Музея революции, рассказывали, что за эти десятилетия агентами Сталина были изъяты тысячи документов, касавшихся революционной деятельности всех, кого он уничтожал. Особенно близких к Ленину людей. Все эти документы пропали бесследно.

Ценнейшая информация хранилась в личном архиве Сталина. Представьте десятки огромных, от пола до потолка, сейфов, наполненных документами. Разве мы могли бы разобраться, даже если бы годами там рылись. Я позвала заведующего архивом, не помню сейчас его фамилию. Меня предупредили, что это человек Маленкова. Но я с ним стала говорить, как с порядочным человеком. Убеждать его, что мы выполняем решение XX съезда. Просить помощи. Он сидел, молчал, молчал. Потом сказал: "Я подумаю".

На другой день принес ту рукопись Сталина, в которой он обозначил московский и ленинградский "центры". А это ключ! Отсюда можно было начинать поиски.

СМЕРТЬ УБИЙЦЫ

Я поехала в Ленинград. Вы помните, ленинградская организация была на девяносто процентов за Зиновьева. В Ленинграде беседовала со многими людьми. Мне подсказали, что есть два человека из ленинградского ГПУ, которых Сталин вызывал с картотеками. В 56-м они уже были полковниками, а в год убийства Кирова сержантами, сидели на картотеках - один "вел" зиновьевцев, другой - троцкистов.

Они, в частности, рассказали - и дали письменные показания, - что у Сталина был список активных ленинградских оппозиционеров. Его составил начальник ленинградского ГПУ Медведь и хотел получить от Кирова санкцию на аресты. Киров отказался.

Но список затребовал Сталин, когда приехал в Ленинград на второй день после убийства Кирова 1 декабря 1934 года. Тогда и вызвал картотетчиков с их ящиками. Прямо при них сам рылся в карточках, сверял с этим списком. Взял чистый лист бумаги, слева написал "Ленинградский террористический центр", справа "Московский террористический центр". И подписал фамилии двадцати двух человек. Всех, находившихся в той комнате (Медведь тоже был), вскоре расстреляли. А эти два сержанта уцелели.

Очень важные данные об убийстве Кирова мы получили от человека по фамилии Гусев. В 34-м году он служил в ГПУ и охранял камеру, в которой Сталин допрашивал Николаева (убийцу Кирова. - А.Т.). Во время допросов Николаев кричал: "Меня четыре месяца ломали сотрудники НКВД, доказывали, что надо во имя дела партии убить Кирова. Мне обещали сохранить жизнь, я согласился. Они меня уже дважды арестовывали и оба раза выпускали. А вот теперь, когда я совершил - для пользы партии! - дело, меня бросили за решетку, и я знаю, что меня не пощадят!"

Нам стало известно также то, чего Гусев не мог видеть. На эти крики Николаева через другую дверь в камеру вошли сотрудники ГПУ и встали за креслом Сталина. Николаев показал на них рукой: "Вот они, они же меня уламывали!" Те подскочили к нему, начали бить наганами по голове. На глазах у Сталина и всех присутствующих Николаева убили.

Два свидетеля этой страшной сцены, которых давно нет в живых, передали ее своим друзьям. Первый - прокурор Ленинградской области Польгаев. Вернувшись после допроса к себе, Польгаев сразу же вызвал своего друга Никиту Опарина - они вместе воевали в гражданскую. Польгаев рассказал ему все, что видел, и добавил, что не сегодня-завтра его схватят и казнят, раз он является свидетелем. В тот же вечер Польгаев застрелился. А с Опариным мы потом работали вместе в Московском комитете, он меня прекрасно знал, и все это написал для комиссии.

Второй - секретарь ленинградского обкома Чудов - тоже был на допросе Николаева. Он успел рассказать своему другу, секретарю партколлегии Дмитриеву. Через несколько дней Чудова и его жену арестовали и казнили. А Дмитриев дожил до XX съезда и дал нам письменные показания, которые во всех деталях совпали с письмом Опарина.

(О репрессиях, обрушившихся на ленинградскую парторганизацию после убийства Кирова, рассказывали на XXII съезде КПСС первый секретарь Ленинградского обкома И. Спиридонов и член партии с 1902 года Д. Лазурита. - А.Т.)

ПРОПАВШИЕ БЮЛЛЕТЕНИ

Одновременно с этим расследованием мы изучали материалы XVII съезда, после которого были расстреляны все члены счетной комиссии. Но оказалось, один делегат жив - бывший секретарь Тульского обкома и член ЦК Верховых. Вот что он рассказал:

"На съезде было 1227 делегатов с правом решающего голоса. В счетную комиссию по выборам генсека избрали 43 человека, в том числе и меня. Всего было тринадцать урн для голосования, с каждой работали трое делегатов.

Когда нам принесли результаты подсчета голосов, волосы встали дыбом: против Сталина проголосовали 292 человека. Председатель счетной комиссии Затонский помчался к Кагановичу, ведавшему отделами ЦК. Потом оба поехали к Сталину. Сталин спросил Затонского:

- А сколько голосов против получил Киров?

- Три, - сказал правду Затонский.

- Вот и сделайте завтра в вашем сообщении мне столько же голосов против, сколько получил Киров. А остальные бюллетени делегатов, зачеркнувших мою фамилию, сожгите".

Теперь стало понятно, почему в пакете, который хранится в ИМЛ, не хватает 289 бюллетеней. А сотрудники-то недоумевали!

Так мы получили ключ не только к убийству Кирова, но и к уничтожению многих делегатов съезда и большинства избранного на нем ЦК.

"ЧТО МЫ НАДЕЛАЛИ!"

КГБ прислал подробные данные о репрессиях. Для нас это было потрясением. С января 1935-го по июнь 1941 года было репрессировано 19 миллионов 840 тысяч человек. Из них семь миллионов расстреляны в тюрьмах НКВД!

Незадолго до XXII съезда мы составили обстоятельную докладную записку и разослали ее всем членам ЦК. Наутро мне позвонил Никита Сергеевич Хрущев: "Я всю ночь читал вашу записку и плакал над ней. Что мы наделали! Что мы наделали!.."

Я была в полной уверенности, что результаты нашей работы будут преданы огласке на XXII съезде. Но Хрущев в своем докладе опять стал говорить, как и в 56-м году, что надо все расследовать и опубликовать. Но ведь все уже было готово к публикации!

(Хрущев на XXII съезде сказал: "Наш долг перед партией и народом изучить тщательнейшим образом все обстоятельства убийства Кирова". Зам. председателя КПК З. Сердюк там же говорил, что "работа по проверке этого дела еще не закончена, но вырисовываются весьма важные моменты". - А.Т.)

На Хрущева повлияли Суслов и Козлов, да и другие члены президиума. Уговорили его все припрятать.

Я тогда пошла к Хрущеву. Стала убеждать, что это неправильно. Он мне ответил: если мы это опубликуем, подорвем доверие к себе, к нашей партии в мировом коммунистическом движении. И так, мол, после XX съезда были большие колипания. И поэтому мы сейчас публиковать ничего не будем, а вернемся к этому лет через пятнадцать. Я сказала: в политике откладывать решение на пятнадцать лет - значит вырыть себе яму под ногами.

Но он остался при своем. И вот они все сложили в архив.

После этого работать стало невозможно. Мне пришлось уйти из ЦК. Так же, как Колесникову и Кузнецову.

Весь наш труд составлял шестьдесят четыре тома материалов и документов. Они были переплетены и взяты на хранение архивом КПК.

Когда я уходила в 62-м, пригласила к себе заведующего архивом. Молодой, образованный человек лет тридцати с чем-то, окончил историко-архивный институт. Я ему сказала: "Дайте мне слово, что, если противники этой работы будут пытаться уничтожить документы, вы сделаете все, чтобы их сохранить. Это нужно для будущего нашего народа, для нашей партии. Когда-нибудь, несмотря ни на что, это все воскреснет".

Он даже заплакал. Потом сказал: "Вы не думайте, что если мы молчим, значит, не понимаем. Мы вынуждены молчать. Но мы знаем и понимаем, что в этих стенах происходило и какое значение имеет вся эта работа. Я вам клянусь, сделаю все, чтобы сохранить".

Публикацию подготовил Александр ТРУШИН

СПРАВКА

В июле 1989 года к Ольге Григорьевне Шатуновской приходил член Комитета партийного контроля Н. Катков. В беседе выяснилось, что из материалов "комиссии Шверника" были изъяты в разное время многие документы: в частности, показания свидетелей по делам Кирова и Орджоникидзе. справка КГБ о репрессиях 1935-1941 годов. Некоторые свидетельские показания, а также заключения и выводы комиссии были изменены.

В настоящее время все оставшиеся материалы "комиссии Шверника" находятся в Центре хранения современной документации в Москве.

Пятнадцать лет, обещанные Хрущевым, давно минули. Уже нет ни КПСС, ни СССР, ни социалистического лагеря. Что же мешает сегодня опубликовать эти документы?

http://blabforum.ru/index.php?showtopic=6849

Мы меняем регионы и вдохновляем людей на изменения. Поддержите «7x7» и независимую журналистику в России.