Анатомия правосудия
Владимир Пастухов
доктор политических наук, St.Antony College, Оксфорд
Несколько законов и понятий репрессивного судопроизводства
22.07.2013
«Новая газета»
Как я заметил сразу после приговора Алексею Навальному, писать о самом деле мне не по профилю — я юрист, а не театральный критик. Но это прекрасный повод поговорить о судебной системе в целом, которая в Кирове вынесла себе приговор. Этот приговор касается не только Навального. Он задает «золотой стандарт» российского судопроизводства. Это высшая и последняя стадия загнивания российской судебной системы.
От правосудия к правовому администрированию
Делом Навального завершается процесс превращения российского правосудия в правовое администрирование.
Современная Россия предстает страной, где право играет в практической жизни населения самую мизерную роль. Гораздо большее значение, чем право, в стране имели до сих пор неформальные нормы и правила поведения («понятия»). Сегодня под сомнение ставится уже и действенность самих понятий. Возникает ощущение, что единственным эффективным «регулятором» отношений в России осталось голое насилие (беспредел).
В то же время, как это ни парадоксально, в России растет «спрос на право». Этот спрос вытекает прежде всего из потребностей растущего, несмотря на все ограничения, частного рынка. Развитие рыночных отношений имеет неизбежным своим следствием необходимость постоянно «разруливать» тысячи ежедневно возникающих мелких и крупных конфликтов. А это, в свою очередь, подталкивает участников рынка к поиску оптимальных форм разрешения спорных ситуаций. Из года в год все больше людей обращается в России в суд. При этом опережающими темпами растут именно обращения в суды по спорам граждан и частных организаций друг с другом. Легко заметить, что россияне охотнее судятся друг с другом, чем с властью.
В подавляющем большинстве случаев дела в суде разрешаются более или менее в соответствии с законом. И хотя качество судопроизводства оставляет желать лучшего и не отвечает общественным ожиданиям, но в общем и целом является достаточно сносным, что и находит отражение в данных судебной статистики и результатах опросов общественного мнения. Однако везде, где государство прямо или косвенно является участником конфликта, закон перестает действовать. Власть наподобие «черной дыры» искривляет вокруг себя «правовое пространство», а в непосредственной близости от нее «правовая материя» так и вовсе исчезает.
Восприятие перестает быть двойственным, как только мы перемещаемся в залы, где слушаются уголовные дела. Несмотря на все красивые слова о независимости, объективности и состязательности уголовного судопроизводства, уголовные суды остаются юридическим фастфудом, продающим обвинительные гамбургеры. При этом вряд ли кто-то сегодня рискнет отнести это исключительно на счет квалифицированной работы государственного обвинения.
Стремительная деградация судебной системы происходит одновременно в двух сегментах: «внешнем» и «внутреннем». Во «внешнем» — падает влияние судебной власти как таковой. Во «внутреннем» — происходит перерождение судебного процесса, его «опрощение», выхолащиваются институты и правила, которые, собственно, и составляют содержание правосудия. Как следствие — в России неуклонно происходит сокращение «пространства правосудия», перерождение правосудия в правовое администрирование.
Правовое администрирование отличается от правосудия тем, что оно не обладает какой-либо особой автономией по отношению ко всем другим видам бюрократической деятельности. Судопроизводство в этом случае не является самостоятельной ветвью власти, находящейся в особых отношениях с другими ее ветвями в соответствии с конституционным принципом разделения властей, а превращается в некую специфическую отрасль деятельности внутри исполнительной власти, отличающуюся от других отраслей лишь в той степени, в которой в обществе, основанном на разделении труда, один вид любой профессиональной деятельности отличается от другого.
В системе правового администрирования правоохранительная иерархия выглядит совершенно иначе, чем в системе правосудия. Прежде всего это связано с тем, что при правовом администрировании суд не играет какой-то особой системообразующей роли, не является вершиной правоприменительной пирамиды. Наоборот, суды лишены какой-либо самостоятельной, тем более творческой, роли. Это своего рода отделы технического контроля (ОТК) на большом производстве, где готовая продукция проходит окончательную проверку перед тем, как «поступить в продажу». Это имеет два очень важных последствия.
Во-первых, судьи перестают быть особыми чиновниками с особым статусом, а становятся обыкновенными чиновниками, отчитывающимися перед вышестоящими чиновниками по результатам своей работы, получающими указания и выполняющими планы. Их поощрение и наказание напрямую связано с результатами их труда. Сами суды организованы как обыкновенные ведомства — «министерства правосудия», мало чем, кроме названий, отличающиеся от Министерства обороны или Министерства образования.
Во-вторых, в рамках системы правового администрирования «и последние становятся первыми». Пирамида правоприменения в прямом смысле слова переворачивается с ног на голову. Сегодня действия оперативных служб — первичного звена правосудия — предопределяют приговор суда. Это все равно как если бы мнение дежурной медсестры в районной больнице во всех случаях оказывалось бы решающим для консилиума, составленного из столичных профессоров. Все другие институты — следствие, прокуратура, суд — носят вспомогательный, комплиментарный по отношению к оперативной службе характер и лишь закрепляют (фиксируют) результаты оперативной работы «на бумаге». Как предварительное, так и судебное следствие, не говоря уже о прокурорском надзоре, является сугубо формальной процедурой, всероссийской юридической фикцией.
Ренессанс репрессивного судопроизводства
Дело Навального войдет в историю как важнейший рубеж в становлении системы репрессивного судопроизводства, став финальной точкой в движении, которое продолжалось более десяти лет и, по сути, захватило всю эпоху, которую принято называть «путинской».
Этот процесс деградации судебной системы прошел три судьбоносных этапа, каждый из которых знаменовался своим символическим резонансным уголовным спектаклем. Вначале было «дело Ходорковского» — предостережение, которое далеко не все (включая автора статьи) поняли сразу. Это была расправа над теми, кто был «страшно далек от народа» и кого надо было запугать в первую очередь. Затем было «дело Магнитского», дело разночинцев, по сути своей — приговор всему русскому среднему классу, сигнал о том, что ему не на что в этой стране надеяться. И, наконец, настал черед «дела Навального», которое стучит уже в каждую дверь. Эволюция на этом завершилась, все возможные этапы развития пройдены. Русское право в очередной раз само пошло по этапу.
На завершающей стадии деструктивные изменения в судебной системе проходили под знаком преодоления «либеральной загогулины» — попытки «либерализации» уголовного судопроизводства, предпринятой в 2011 году, инициированной Дмитрием Медведевым как реакция на скандал, связанный с гибелью в российском СИЗО в конце 2009 года юриста Сергея Магнитского. К сожалению, уже к 2012 году «эффект Магнитского» был полностью нивелирован, и стало понятно, что либеральные поправки в законодательство не повлияли существенным образом на правоприменительную практику, которая в целом сохранила и даже приумножила свой репрессивный характер.
Это подтверждают данные сводного статистического отчета, подготовленного судебным департаментом Верховного суда РФ в апреле 2013 года. В частности, из отчета следует, что за 2012 год в районные суды было направлено 147 784 ходатайства о заключении под стражу, из которых было удовлетворено 132 923. Только в 5863 случаях принятие решения занимало более одних суток. Лишь в 347 случаях лицо было отпущено под залог и в 1508 применен домашний арест. За этот же период в суд было направлено 198 775 ходатайств о продлении срока заключения под стражу, из которых удовлетворено было 195 234. Всего за 2012 год, по данным судебного департамента Верховного суда РФ, было осуждено 764 263 человека, и только 5164 человека были оправданы судом. Таким образом, количество оправдательных приговоров в судах составило менее 0,68 процента. При этом пугающими темпами росло применение особого порядка судебного разбирательства (то есть без рассмотрения дела по существу при согласии обвиняемого). По упрощенной схеме было осуждено, если верить данным судебного департамента Верховного суда РФ, 517 769 человек, то есть около 67,74 процента. Эти цифры не нуждаются в комментариях и демонстрируют, что либеральный тренд в российской судебной практике имеет сегодня лишь архивное значение.
Ключевым свойством репрессивного судопроизводства является редукция юридического содержания в угоду политическому. Эволюция правоприменительной практики в течение последних двух лет происходила исключительно в направлении установления всестороннего и всеобъемлющего политического контроля над юридическими институтами и процессами.
Непрерывное и интенсивное давление на судебную систему привело к фактическому «расслоению» судопроизводства на «общее» и «специальное», что в какой-то степени соответствует традиционной исторической практике эпохи реакции (конца XIX — начала XX веков, 30-х годов XX века). Все дела, как уголовные, так и гражданские, в которых присутствует «государственный интерес», рассматриваются в особом порядке под жестким административным контролем, зачастую особо подобранными судьями, которые специализируются на рассмотрении такого рода дел. Возможность принятия политически несогласованного постановления суда в рамках такого «спецправосудия» практически исключается.
Конечно, судопроизводство осуществляется и по огромному количеству уголовных и гражданских дел, в которых «государственный интерес» прямо не выражен. В рамках таких производств постановления суда принимаются в соответствии с действующим законом с поправкой на коррупционную составляющую (значимость которой не следует приуменьшать, но не стоит и преувеличивать), а также на общую деградацию профессиональной юридической культуры судей (которая неизбежна с развитием правового администрирования). Впрочем, «спецправосудие» растет как раковая опухоль, власть влезает буквально во все судебные дыры, и если так пойдет дальше, то скоро каждое дело в России станет «судьбоносным».
Автоматизированная система управления правосудием (АСУП)
«Дело Навального» — признак зрелости репрессивной судебной системы. Ее эволюция завершена, и она теперь прочно стоит на собственных ногах. Суд, по сути, больше не надо настраивать в ручном режиме под каждое дело. Создана автоматизированная система политического управления правосудием. В рамках этой системы репрессии стали технологичными. Эти технологии позволяют власти решать свои политические проблемы в суде с минимальными затратами.
Поглощение гражданского судопроизводства уголовным
Знамением времени стало существенное снижение роли гражданского судопроизводства. На практике решение суда по гражданскому делу, особенно по хозяйственному спору, больше не является окончательной точкой в споре сторон. Не достигнув удовлетворения в гражданском суде, они все чаще прибегают к испытанному методу — пытаются превратить гражданско-правовой конфликт в уголовно-правовой, вовлечь государство со всем его «аппаратом насилия» в свой частный спор, заставить правоохранительные органы работать «на себя». То, что невозможно получить в рамках гражданского судопроизводства, оказывается вполне возможным заполучить путем уголовного преследования оппонента, причем практически даром. Глобальная тенденция состоит в перерастании, перерождении гражданских дел в уголовные. Это рождает в массовом и даже профессиональном сознании неадекватно завышенное представление о роли уголовного права и уголовного судопроизводства. Некоторые юристы уже заявляют, что система российского права — это пирамида, вверху которой расположилась не Конституция, а Уголовный кодекс.
Обвинительный конвейер
Как и восемьдесят лет назад, в недрах правоохранительной системы стали формироваться технологии массового осуждения, своего рода юридические лекала, позволяющие поставить производство сфабрикованных уголовных дел «на поток». Эти технологии довольно просты и вряд ли могут быть названы вполне оригинальными. Частично я писал об этом, когда процесс над Навальным только набирал обороты. Основу этих технологий составляет триада: презумпция виновности, оговор и подлог. Они могут применяться по отдельности, но, как показывает опыт, чаще используются вместе, как своего рода «джентльменский полицейский набор». Виновность теперь не является тем, что подлежит доказыванию. Она не доказывается, а провозглашается. Привычная формула обвинения в России теперь выглядит приблизительно так: «Обвиняемый в неустановленном месте, в неустановленное время, с неустановленными лицами с намерением совершить преступление заключил сделку хотя формально и являющуюся законной, но по сути имеющую целью совершить преступление (похитить всю нефть, весь лес, все акции «Газпрома» и так далее).
Триумф селективной юстиции
В России возобладал принцип, в соответствии с которым каждый человек заслуживает своего собственного суда, кто — сурового, а кто, наоборот, гуманного. Один суд — для Магнитского в камере, затопленной фекалиями, другой — для гражданской супруги бывшего руководителя налоговой службы, чиновников которой Магнитский обвинял в хищении миллиардов рублей из бюджета, Евгении Васильевой, коротающей время в ожидании приговора в столичных бутиках. Эти двойные стандарты пропагандируются открыто и без всякого стеснения. Ходорковский десять лет сидит за то, что делали почти все люди его уровня, что негласно не только признавалось неформальной нормой, но было на тот момент законным. При этом ни один из тех, кто проявил лояльность власти, не был привлечен к уголовной ответственности за аналогичные действия. Все это привело к тому, что конституционная норма о равенстве всех перед законом оказалась пустым звуком и создается впечатление, что на нее в России наложен мораторий.
Особое производство без особого повода
В России все более популярным становится «эксклюзивное правоприменение». Из общих правил и процедур все чаще делаются изъятия для особых случаев, которые отнюдь не являются особыми. Вроде бы полезное «изобретение» — особые производства для лиц, согласившихся с обвинением и пожелавших, чтобы следствие в отношении них осуществлялось в упрощенном порядке без рассмотрения дела по существу, то есть без заслушивания свидетелей, без рассмотрения доказательств и так далее, — превратилось в космических масштабов дыру в правосудии, через которую утекают закон и справедливость.
Количество подобного рода процессов, которые проходят без свидетелей в прямом и переносном смысле слова, растет в геометрической прогрессии. Фигуранты уголовных дел чувствуют себя участниками Универсиады и спешат признать себя виновными наперегонки, попутно давая обвинительные показания в отношении других лиц, превращающихся в заложников этих упрощенных процессов. Это уже чистой воды «судопроизводство по Вышинскому». Реального судебного следствия нет, оно сводится к торгу между обвиняемым и оперативными службами, имеющими неограниченную ничем возможность оказывать давление на обвиняемого во время его предварительного заключения под стражу. Стоит отменить досудебный арест — и все уголовное правосудие в России развалится. Эта система может справиться только с человеком, подвешенным на пыточной дыбе.
Высшая мера
Судья Блинов приговорил российскую судебную систему к высшей мере наказания — пожизненной потере доверия со стороны общества. Ни о какой эволюции этой системы больше не может быть и речи, она достигла своего апогея, и в будущем никакие качественные изменения ей уже не грозят. Разница между сегодняшним правосудием и завтрашним будет такой же, как между механической и электрической мясорубкой, как между ножницами и шредером.
Это финиш. Дальше можно еще нарезать какие-то круги по стадиону, но в зачет они уже не пойдут. Готовящееся третье «дело Ходорковского» не сможет вдохнуть новой энергии в этот судебный Хэллоуин. Оно, как и посмертный приговор Магнитскому, будет лишь инфернальным фоном шабаша российской юстиции. В этом смысле в приговоре Магнитскому есть своя изощренная логика — мертвые судят мертвых.
Разговоры о судебной реформе теряют всяческий смысл. Судебная система России не подлежит ремонту. Она должна быть отправлена на свалку истории вместе со всеми своими жалкими обитателями. Никакие частные изменения невозможны. Любой не удаленный целиком сегмент со временем инфицирует новые здоровые ткани.
В этой ситуации, если подтвердятся домыслы о том, что Дмитрию Медведеву уготовано кресло верховного жреца в наспех создаваемом объединенном высшем суде, оценить это иначе, как его последнее публичное политическое унижение, будет невозможно. Его назначат работать сторожем на кладбище его мечты.
Anatomie de la Justice
Vladimir Pastukhov
Docteur en sciences politiques, St.Antony College, Oxford
Plusieurs lois et des concepts de la justice répressive
22.07.2013
«Novaïa Gazeta»
J'ai remarqué immédiatement après le verdict, Alexei Navalny, l'écriture sur le fait que je n'étais pas sur le profil - Je suis avocat, pas un critique de théâtre. Mais c'est une bonne excuse pour parler du système judiciaire en général, ce qui Kirov a émis un verdict. Cette phrase n'est pas seulement Navalny. Il définit le «gold standard» de la justice russe. Il est le stade suprême et définitif de désintégration du système judiciaire russe.
De l'administration de la justice dans le cadre juridique
La matière en vrac achève le processus de transformation de la justice russe à l'administration judiciaire.
La Russie moderne comme un pays où la loi joue dans la vie pratique du rôle le plus minuscule de la population. Beaucoup plus important que le droit, le pays comptait normes et règles de conduite («concept») informelles jusqu'alors. Aujourd'hui a remis en question les notions et même efficacité. Il ya un sentiment que le seul moyen efficace "régulateur" dans les relations russo resté violence nue (chaos).
Dans le même temps, paradoxalement, la montée en Russie, "l'exigence de justice." Cette demande fait suite principalement des besoins d'une croissance, en dépit de toutes les contraintes du marché privé. Le développement des relations de marché est une conséquence inévitable de leur besoin constant de "résoudre un" des milliers de problèmes quotidiens que rencontrent les conflits majeurs et mineurs. Ceci, à son tour, encourage les participants du marché à rechercher les formes optimales de règlement des différends. D'année en année, de plus en plus de gens se tournent vers les tribunaux en Russie. Dans ce cas, il se développe plus rapidement accès rythme devant les tribunaux dans les litiges de citoyens et d'organisations privées uns avec les autres. Il est facile de voir que les Russes sont plus susceptibles de poursuivre eux qu'avec le gouvernement.
La grande majorité des affaires sont réglées en cour, plus ou moins en ligne avec la loi. Et bien que la qualité de la justice est pauvre et ne répond pas aux attentes du public, mais dans l'ensemble est tout à fait tolérable, ce qui se reflète dans les données statistiques judiciaires et sondages d'opinion. Cependant, là où l'Etat, directement ou indirectement, une partie au conflit, la loi cesse de fonctionner. Pouvoir comme le «trou noir» se plie autour de "l'espace juridique», et dans le voisinage immédiat de la "question morale" et disparaît.
Perception cesse d'être ambivalent, dès que nous entrons dans les salles où les affaires criminelles sont entendues. Malgré toute la rhétorique du système de justice pénale indépendance, l'objectivité et contradictoire, les juridictions pénales sont rapides juridiques alimentaires vendant des hamburgers accusatrices. Dans ce cas, presque personne aujourd'hui n'ose attribuer uniquement sur le compte d'un ministère public compétent.
La dégradation rapide du système judiciaire se déroule simultanément dans deux segments: le «externe» et «interne». «L'extérieur» - chutes influencer le pouvoir judiciaire lui-même. Dans le «interne» - est la dégénérescence du procès, il «simplification», les institutions émasculés et les règles qui sont, en fait, constituent le contenu de la justice. En conséquence - en Russie ne cesse de réduire l'espace "justice" renaissance de la justice dans l'administration judiciaire.
L'administration judiciaire de la justice est différente en ce qu'elle ne possède aucune autonomie spéciale à l'égard de tous les autres types d'activité bureaucratique. Des poursuites judiciaires dans cette affaire, n'est pas une branche indépendante du gouvernement qui est dans une relation spéciale avec les autres branches, en conformité avec le principe constitutionnel de la séparation des pouvoirs, et se transforme en une sorte de branche d'activité au sein de l'exécutif qui est différent des autres industries que dans la mesure où la société fondée sur la division du travail, un type de toute activité professionnelle est différente de l'autre.
Dans le système juridique de l'administration de la hiérarchie de l'application de la loi est complètement différente de celle du système de justice. Tout d'abord, cela est dû au fait que l'administration judiciaire de la Cour ne fait rien rôle stratégique particulière, pas un sommet de la loi sur la pyramide. Au contraire, les tribunaux sont dépourvus de toute autonomie, le rôle plus créatif. C'est en quelque sorte le service du contrôle de la qualité (TCI) sur la grande production où les produits finis sont une dernière vérification avant le "aller à la vente." Cela a deux conséquences importantes.
Tout d'abord, les juges ne sont plus des fonctionnaires spéciaux avec un statut spécial et deviennent de simples fonctionnaires, relevant hauts fonctionnaires sur les résultats de leurs travaux, recevoir des instructions et exécuter le plan. Leur encouragement et la punition est directement liée aux résultats de leurs travaux. Les tribunaux se sont organisés en bureau ordinaire - un «ministère de la justice» n'est pas beaucoup, autre que les noms qui diffèrent du ministère de la Défense ou le ministère de l'Éducation.
Deuxièmement, au sein du système d'administration judiciaire "sont le premier et le dernier." Pyramide application littéralement bouleversée. Aujourd'hui, les actions des services opérationnels - la justice de soins primaires - déterminent le verdict. C'est comme si l'avis de l'infirmière de service à l'hôpital de district dans tous les cas s'est avéré décisif pour une consultation, composé des professeurs métropolitains. Toutes les autres institutions - le résultat, les procureurs, les tribunaux - sont complémentaires, gratuit en ce qui concerne le caractère opérationnel du service et la seule solution (fixer) les résultats du travail opérationnel "sur le papier". Comme une enquête préliminaire et judiciaire, sans parler de l'autorité de poursuite est une procédure purement formelle, une fiction juridique national.
Renaissance justice répressive
En vrac affaire restera dans l'histoire comme un jalon important dans le développement de la justice répressive, devenant ainsi le point final à un mouvement qui a duré plus de dix ans et, en fait, capturé toute la période, qui est appelé le "Poutine".
Le processus de dégradation du système judiciaire à travers trois étapes cruciales, dont chacune a été marquée par son spectacle criminelle de résonance symbolique. Au début, c'était "affaire Khodorkovski" - avertissement que tous (y compris l'auteur) ont compris immédiatement. C'était un massacre de ceux qui avaient été «terriblement loin des gens» et qui ont été intimidés au début. Puis ce fut «l'affaire Magnitski", le cas des roturiers, en substance - le verdict autour de la classe moyenne russe, un signal qu'il n'a rien à espérer dans ce pays. Enfin, le moment est venu pour le «Navalny de cas», qui est déjà frappe à toutes les portes. Evolution sur ce sera fini, toutes les étapes possibles de développement passés. La loi russe lui-même a une fois de plus sur la scène.
Au stade final des changements destructeurs dans le système judiciaire ont été marquées par de surmonter les "gribouillis libérales» - un effort pour «libérer» la procédure pénale, entrepris en 2011, initié par Dmitri Medvedev en réponse au scandale impliquant la mort d'une prison russe à la fin 2009, l'avocat Sergueï Magnitski . Malheureusement, en 2012 "l'effet de Magnitski" a été complètement rasé, et il est devenu clair que les modifications législatives libérales n'ont pas affecté de façon significative par la pratique d'application de la loi qui est généralement maintenu et même d'augmenter leur répressif.
Ceci est confirmé par rapport sommaire des données statistiques préparées par le département judiciaire de la Cour suprême en Avril 2013. En particulier, le rapport montre qu'en 2012, le tribunal de district a été réalisé 147 784 demandes de détention, dont 132 923 ont été attribuées. Seulement en 5863 si une décision a fallu plus d'une journée. Seulement dans 347 cas, la personne a été libéré sous caution en 1508 et utilisé en résidence surveillée. Durant la même période, le tribunal a été envoyé 198 775 demandes de prolongation de la détention, dont 195 234 ont été attribuées. Total pour l'année 2012, selon le Département judiciaire de la Cour suprême, a été condamné 764 263 personnes, seules 5164 personnes ont été acquittées. Ainsi, le nombre d'acquittements dans les tribunaux était inférieure à 0,68 pour cent. En ce rythme effrayant augmentation de l'utilisation de la commande spéciale de l'essai (c'est à dire sans examen au fond, avec le consentement de l'accusé). Le régime simplifié a été reconnu coupable, selon le Département judiciaire de la Cour suprême, 517 769 personnes, soit environ 67,74 pour cent. Ces chiffres se passent de commentaires, et de démontrer que la tendance libérale dans la pratique judiciaire russe aujourd'hui a seulement une valeur archivistique.
Un élément clé est la réduction des procédures judiciaires répressives à contenu politique. L'évolution de l'application de la loi dans les deux dernières années a eu lieu exclusivement dans le sens de l'établissement d'un contrôle politique global et inclusif des institutions et des processus juridiques.
La pression continue et intense sur le système judiciaire a conduit à un «paquet» virtuel d'une procédure judiciaire sur le «général» et «spécial», qui dans une certaine mesure correspond à la pratique historique traditionnelle de l'ère de la réaction (fin XIX - début XX siècles, la 30-s du XX siècle) . Tous les cas, à la fois pénale et civile, dans lequel il ya un «intérêt public» sont traités d'une manière spéciale sous contrôle administratif strict, souvent spécialement sélectionnés par les juges qui se spécialisent dans l'examen de ces cas. L'adoption d'une ordonnance du tribunal en vertu du présent politiquement incohérent "spetspravosudiya" est pratiquement éliminé.
Bien sûr, les travaux doivent être effectués, et le grand nombre d'affaires pénales et civiles pour lesquelles l '«intérêt public» n'est pas explicitement définie. Dans le cadre de cette production d'une ordonnance du tribunal rendue en conformité avec la loi applicable, ajusté pour la composante de corruption (dont l'importance ne doit pas nuire à, mais ne devrait pas être exagéré), ainsi que d'une dégradation générale de la culture juridique professionnelle des juges (ce qui est inévitable avec le développement de l'administration judiciaire). Cependant, "spetspravosudie" se développe comme un cancer, la puissance grimpe pratiquement tous les trous d'essai, et si cela continue, bientôt toutes les entreprises en Russie sera un «changement de vie».
Le système de contrôle automatisé de la justice (CAM)
"Il Navalny" - un signe de maturité du système judiciaire répressif. Son évolution est terminée et il est maintenant fermement sur ses propres pieds. La Cour a, en effet, n'ont plus besoin de configurer manuellement chaque cas. Le système automatisé de gestion politique de la justice. Dans ce système, la répression a commencé technologie. Ces technologies permettent au gouvernement de résoudre leurs problèmes politiques dans la cour avec des coûts minimes.
Absorption de procédure pénale, la procédure civile
Signe des temps, une réduction significative du rôle de la procédure civile. Dans la pratique, la décision du tribunal dans une affaire civile, en particulier dans les litiges commerciaux, n'est plus le point final du différend. Incapables de parvenir à la satisfaction devant un tribunal civil, ils se tournent vers la méthode testée - en essayant de tourner à la guerre civile dans le droit pénal, d'impliquer l'Etat dans toute sa "appareil de la violence» dans un litige privé, la police de «travail pour eux-mêmes." Le fait qu'il est impossible d'obtenir dans une procédure civile, il devient tout à fait possible d'obtenir en poursuivant adversaire, et pratiquement rien. La tendance mondiale est de plus en plus sur la dégénérescence des affaires civiles de la criminelle. Cela crée une mentalité massive et même professionnels idée insuffisamment gonflé du rôle du droit pénal et de procédure pénale. Certains juristes disent déjà que le système de droit russe - une pyramide, qui est situé au sommet, pas la Constitution et le Code pénal.
Le convoyeur de mise en accusation
Comme il ya quatre-vingts ans dans les profondeurs du système d'application de la loi a commencé à former condamnation globale de la technologie, une sorte de modèles juridiques, permettant mettre la production des affaires pénales fabriquées "en service". Ces technologies sont assez simples et peuvent difficilement être décrites comme assez original. Dans la première partie, j'ai écrit à ce sujet lors de la Navalny du procès était juste de l'ampleur. La base de cette technologie est la triade: la présomption de culpabilité, la calomnie et la fraude. Ils peuvent être utilisés seuls, mais, comme le montre l'expérience, souvent utilisés ensemble, comme une sorte de "gentleman a mis de police." Maintenant, la culpabilité n'est pas quelque chose qui va être prouvé. Il n'est pas prouvé, et proclamé. La formule habituelle est chargé avec la Russie semble maintenant quelque chose comme ceci: «Le défendeur dans un lieu inconnu à une heure inconnue, des personnes inconnues avec l'intention de commettre un crime d'une affaire est cependant formellement légitime, mais en fait avoir à commettre un crime (de voler tout le pétrole, l'ensemble de la forêt la totalité des actions de "Gazprom" et ainsi de suite).
Le triomphe de la justice sélective
La Russie a prévalu en principe, selon lequel toute personne mérite son propre tribunal, qui - sévère, mais qui, au contraire, l'homme. Un tribunal - pour Magnitski dans une cellule inondée fèces, l'autre - pour l'épouse de l'ancien chef de l'impôt de la fonction publique, dont les fonctionnaires Magnitski accusés d'avoir détourné des milliards de roubles du budget, Evgenia Vasilyeva, passer le temps d'attente pour un verdict dans les boutiques de la capitale. Ces doubles standards sont promus ouvertement et sans vergogne. Khodorkovski se trouve dix ans pour les avoir fait presque tous ses hommes, un niveau qui non seulement a reconnu tacitement norme informelle, mais il était à l'heure légale. Cependant, aucun de ceux qui ont montré la loyauté envers le gouvernement, n'a pas été poursuivi pour la même action. Tout cela a conduit au fait que la norme constitutionnelle de l'égalité de tous devant la loi est lettre morte et donne l'impression que son moratoire russe.
La production spéciale sans une occasion spéciale
En Russie est de plus en plus populaire "application exclusive de la loi." Les règles et procédures générales sont de plus en plus déployés exceptions pour des cas particuliers qui ne sont pas du tout spécial. Il semble être une "invention" utile - la production spéciale pour ceux qui ont accepté avec l'accusation et a souhaité que l'enquête à leur encontre a été réalisée d'une manière simplifiée, sans examen au fond, qui est, sans audition de témoins, sans tenir compte de la preuve et ainsi de suite - s'est transformé en espace balance de la justice, un trou par lequel un drain sur le droit et la justice.
Le nombre de ces processus qui ont lieu sans témoins, à la fois littéralement et au figuré, est en croissance exponentielle. Les personnes impliquées dans des affaires pénales se sentent engagés à l'Universiade et se précipiter pour plaider coupable à la race, donnant simultanément témoignage incriminant contre les autres qui deviennent l'otage de ces processus simplifiés. C'est "une procédure de Vychinski." Pures Il n'ya pas de véritable enquête judiciaire, il s'agit de la négociation entre l'accusé et les services de renseignement n'ont rien illimitée pour faire pression sur l'accusé pendant sa détention provisoire. Il est nécessaire d'annuler la détention préventive - et la justice pénale dans l'effondrement russe. Ce système peut traiter avec un homme pendu sur un chevalet de torture.
Les maximales mesure de
Le juge a condamné le système judiciaire russe Blinov à la peine capitale - une perte de durée de vie de la confiance du public. Rien de ce que l'évolution de ce système n'est plus hors de question, il a atteint son apogée à l'avenir aucun changement qualitatif n'est plus menacée. La différence entre aujourd'hui et la justice de demain sera la même que celle entre le hachoir mécanique et électrique, entre les ciseaux et la déchiqueteuse.
Cette finition. Ensuite, vous pouvez toujours couper quelques tours autour du stade, mais ils ont un crédit ne va pas. Prochaine troisième "Khodorkovski" n'est pas en mesure d'insuffler une nouvelle énergie dans ce Halloween d'essai. Il est, en Magnitski verdict posthume, ne fera que infernal fond sabbat justice russe. En ce sens, la Magnitski verdict a une logique sophistiquée - la mort, les morts sont jugés.
Parlez de réforme du système judiciaire sont en train de perdre le sens de toutes sortes. Système judiciaire russe ne peut pas être réparé. Il doit être envoyé à la poubelle de l'histoire, avec tous ses habitants misérables. Aucun changement particulier est impossible. Celui qui n'est pas entièrement retiré secteur éventuellement infecter de nouveaux tissus sains.
Dans cette situation, si elle est confirmée spéculation que Dmitri Medvedev destinée à la présidence du Grand Prêtre à la hâte pour créer une cour supérieure unifiée, de l'évaluer différemment, comme sa dernière humiliation politique publique serait impossible. Nommer son travail comme gardien au cimetière de ses rêves.
